– А кто сейчас ваш художественный руководитель? В интернете о нем упоминается вскользь. Как и о его предшественниках. Ни одного интервью, чтобы изучить человека, – договорив, я скованно улыбнулась.

– Его зовут Ред. Он не любит журналистов и их бесконечные вопросы, – спокойно ответил Том. – Ничего личного, Сара. Просто у него такая жизненная позиция. Он не переносит славу и служит только театру и искусству.

– Надо же, бывают и такие люди, – задумчиво заметила я, вспоминая звезд инстаграма. Почти все селебрити нашего времени раскручивали себя в интернете, лишь бы пробудить интерес у публики. Только труппа театра «GRIM» не гналась за успехом. У них не было даже единой странички в социальных сетях. Только личные, для переписок.

– Ред старой закалки.

– Очень взрослый?

– Скорее очень консервативный.

– Давно Ред занимает пост художественного руководителя?

– На этот вопрос лучше всего ответит он, – многозначительно протянул Том.

– Но ведь он не дает интервью, – напомнила я.

– В порядке исключения может.

Мы замолчали. Каждый думал о своем. Я постоянно спрашивала себя: «Почему этот театр не вызывает одобрения?». Что-то с этими ребятами было не так, но я не могла понять, что именно. Если их руководитель-консерватор не хотел встречаться с прессой, это еще ни о чем не говорило. Да и дело было не в отношении этого театра к СМИ, а в другом. В чем-то, пока недоступном мне.

– Расскажешь, что нового вы покажете лондонскому зрителю? – задала я легкий вопрос. Разговор подходил к концу, а у меня в руках были всего лишь неясные обрывки чужой жизни. Хотелось заполучить хоть какой-то эксклюзив.

– Конечно.

Том окунулся в рассказ про спектакль, который месяц назад дебютировал на сцене в Польше. Актер снова затараторил, как моя подруга, а я лишь кивала головой и говорила «угу» всякий раз, когда чувствовала, что нужно подать знак, что я слушаю. Разговор затянулся еще минут на двадцать. Он был пропитан творчеством, глубокими мыслями и вдохновением. Том отбивался от каверзных вопросов, но на психологические и творческие отвечал с воодушевлением. Он делал интервью особенным и сильным. Он поднимал темы о жизни актера, трудностях, с которыми сталкивается день ото дня. Оказывается, классической зарплаты у актеров «GRIM’а» не было, и труппа кочевала из одного города в другой, живя на кассовые сборы. Фантастика. Я не поверила словам Тома, но промолчала, дожидаясь лучшего времени для денежного вопроса.

Потом Том начал рассказывать о коллегах. Я узнала каждого актера с флаера с новой, интересной стороны. У всех были прозвища.

Пока Харт рассказывал о труппе, я держала в руке флаер и вглядывалась в лица мужчин, понимая, что они пленят. Это были уже не просто фотографии незнакомых людей. Эти люди на картинке приобрели форму, голос. Они ожили.

Первый актер, который показался очень суровым на вид, таковым и был. Его звали Орсон Блэк, но все обращались к нему по прозвищу «Барон». Мужественный и сильный, по словам Тома, он был неприступным и холодным, как айсберг в океане. Барон был самым старшим актером труппы. Недавно ему исполнилось 45 лет. И его прозвище никак не связано с аристократией, заметил Харт.

Актера с рыжей шевелюрой звали Чарли Уилсон. 35 лет, получил прозвище «Ирландец» из-за места рождения. Он был противоположностью Барона. Веселый, озорной, комичный, светлый и приветливый.

– Ирландец – настроение всего театра, – засмеялся Том. – Без него мы бы все переругались.

Близнецов звали Отис и Деймон Фишеры. Отис был младшим.

– Казанова еще тот. Не может пропустить мимо себя ни одной юбки.

Отис одаривал всех девушек и женщин комплиментами, и поэтому имел много поклонниц. Деймон, – старший – в отличие от брата, оставался сдержанным и неприступным. Много лет назад он отдал сердце театру, и его больше ничего не заботило в жизни. Он не купался в женском внимании, и иногда пугал актеров грозным видом. Любил много читать и в свободное время ходил в кино.

– Мой лучший друг в труппе – это Дэвид Мосс, – сказал Том, а я посмотрела на длинноволосого парня, который напоминал модель. – Он старше меня на год. Мы вместе играем в спектакле «Косметика врага9». Он хороший парень, правда иногда раздражает.

– Чем?

– Да циник он еще тот. Ред нашел его в цирке. Он был помощником клоуна – своего отца. Собирал разную атрибутику с манежа. Дэвида никто не уважал, многие откровенно издевались, отец ничего не мог с этим поделать — сам был не первым человеком в том заведении. Детство сильно сказалось на характере Дэвида. Кстати, прозвище у него «Циркач».

– А какое у тебя прозвище? Или у тебя его нет?

– Есть. Бармен.

– Бармен?

– Да.

– А почему?

– Ред встретил меня, когда я работал в захолустном пабе в Уэльсе. Это были сложные времена. Я не хочу о них говорить.

Я молчала, не зная, что сказать. Как Том оказался в Уэльсе, когда рос в Шотландии?

– Ох, Сара, я бы поговорил с тобой еще, но мне уже пора, – Том нарушил тишину бодрым голосом. – Перед сном хочу прогнать текст завтрашней роли.

– Да, конечно, – я пробежалась взглядом по заметкам в ежедневнике и с облегчением вздохнула: я задала все вопросы, которые хотела. Пусть на многие не получила тех ответов, на которые рассчитывала, но, в целом, интервью получилось содержательным и глубоким. Вечные темы о работе, любви к искусству и трудностях бытия, которые мы обсудили с Томом, в статье должны были иметь выигрышный вид.

Мы попрощались, и я отключилась.

После интервью я жалела только об одном. Том был в Рединге. А я так хотела сходить на их спектакль, чтобы собственными глазами увидеть то, о чем рассказал актер. Хотелось посмотреть на Барона, Ирландца, Близнецов и Циркача. И на него – Бармена Тома Харта. Хотелось взглянуть на них, чтобы, в случае провальной игры, написать, что ничего особенного в «GRIM’е» нет. Просто кучка бесталанных и самовлюбленных мужчин.

Но у меня не было времени на поездку в Рединг. Работу в кофейне никто не отменял. Да и на написание интервью оставалось всего два дня.

12

– Сара, как у тебя дела? – спросил Джеймс.

Я откинулась на спинку стула и зажмурила глаза. Передо мной стоял включенный ноутбук – я делала последнюю вычитку интервью перед его отправкой в «Таймс». Голова гудела, на столе покоились чашки из-под кофе и ежедневник с новыми заметками.

– Все в порядке, – я устало зевнула и посмотрела в окно. На улице стояла туманная утренняя погода. Часы показывали всего десять утра, но казалось, не было больше семи.

– Ты куда-то пропала, два дня уже не звонила и не писала, – обиженно заметил Джеймс. Он хотел, чтобы я сообщала ему почти о каждом действии. Не разделяя этого желания, я спокойно работала.

– Прости, много работы. Сегодня уже 10 марта, нужно сдать интервью до полуночи. Хочу привести его в идеальный вид перед отправкой.

– Ты даже не сказала, как все прошло.

– Решила рассказать при встрече. Ты свободен завтра? У меня будет выходной. Могли бы сходить куда-нибудь.

– Учеба до четырех, потом свободен.

– Отлично, тогда до завтра.

– Пока.

Завершив вызов, я глубоко вдохнула, выдохнула и снова склонилась над ноутбуком, вычитывая текст.

«Моя мама была актрисой в театре Шотландии», – прочитала я и вдруг вспомнила, что хотела найти информацию о миссис Харт, чтобы посвятить ей в конце интервью небольшой абзац, некий постскриптум.

Но я не успела зайти в поисковик. Сотовый телефон снова завибрировал от входящего звонка и чуть не упал со стола. Взяв его в руки, я напряглась. На дисплее высветился номер мистера Дартла.

– Сара, ну и где вы? – холодно спросил управляющий после моего неуверенного «да?».

– Дома, – все также с опаской произнесла я, не понимая, почему он мне звонит. Еще ни разу не было такого, чтобы мистер Дартл нарушал мою домашнюю идиллию.