– Дома? А ничего, что вы уже час как должны быть на рабочем месте! Я пришел в кофейню, значит, а тут как на необитаемом острове – ни одной живой души! – тон голоса все повышался и повышался. Когда мистер Дартл произносил последние слова, от напряжения его голосовые связки дрогнули. Слово «души» он пропищал как большой, разгневанный комар. В этот момент я представила его лоснящееся и раскрасневшееся лицо. Стая мурашек пробежала от головы до кончиков пальцев ног.
Дрожащими руками я открыла календарик в ежедневнике, на котором отмечала все смены, и увидела, что 10 марта обведено в черный кружок. Я должна была выйти на работу с утра, но забыла об этом, отвлекаясь на интервью. Я была уверена, что в этот день моя смена с обеда.
– Простите, мистер Дартл! – взмолилась я, вскакивая со стула. – Сейчас буду!
– Жду, – сухо ответил босс и сбросил вызов.
«Только увольнения сейчас не хватало», – в панике думала я, натягивая джинсы, а следом, не разбирая, где рукава и горловина, черную водолазку.
Я вылетела из дома через пять минут после звонка. Хвостик на голове завязывала уже на ходу.
Пробегая мимо старых и мрачных домов Уайтчепл, я молилась всем, кому только можно, чтобы меня не лишили работы. Даже с моим опытом бариста я прекрасно понимала, что не смогу найти новое место по первому щелчку. В Лондоне была куча безработных. И я могла стать одной из них. Пособие10 в таких случаях не помощник. Оно было нещадно маленьким для моего возраста. Ни заплатить за квартиру, ни за транспорт. Так, поесть один раз в день.
От метро до работы я бежала, как атлет, мечтающий о золотой медали на олимпийских играх. И когда оказалась перед прозрачными дверьми, на которых висела табличка «технический перерыв», в боку сильно закололо.
Бен Дартл сидел в кофейне на высоком стуле перед стойкой бариста и время от времени поглядывал на часы – они висели на стене сбоку от кофемашины. Потом босс поднял голову и увидел меня, глазеющую на него через стекло. Взгляд его стал еще холоднее, чем был до этого. Я вдруг почувствовала касание льда под лопатками. Собравшись с духом, распахнула дверь и зашла в «обитель зла». В тот момент кофейня только ей и казалась.
– Объяснитесь, мисс Гринвуд.
Мужчина встал со стула и, сложив руки на груди, стал подходить ко мне. Каждый его шаг отзывался нестерпимой болью в боку. Душу охватила паника. Не поднимая взгляда на босса, я пялилась на его руки. Упитанные, с одним кольцом на указательном пальце. Мистер Дартл был одет в черные джинсы и молочную рубашку, которая ему совершенно не шла.
– Я перепутала время выхода.
– Может, вы и работу перепутали? Зачем вы здесь работаете? Мне не нужны люди, которые совсем не ценят свое место, мисс Гринвуд.
– Я ценю, – тихим голосом сказала я, все также глядя на руки управляющего кофейни. Они не подавали никаких признаков жизни. Два полена, перекинутые друг через друга.
– Не заметно.
Я прекрасно знала, чего ждал босс. Он хотел получить извинения, слезы и почести. Все это было так унизительно. Но страх оказался сильнее гордости. Сомкнув зубы, я тихо произнесла:
– Простите, мистер Дартл. Такого больше не повторится.
Руки босса медленно расцепились. Сначала они упали по ширине плеч, как будто мужчине невидимый офицер дал команду «смирно», а потом он же приказал ему сцепить их за спиной. Мистер Дартл выпятил живот и тяжело вздохнул, как судья, решающий – казнить подсудимого или помиловать.
– Хорошо, мисс Гринвуд, – сказал босс с превосходством. – Но я прощаю вас в последний раз. Еще один выговор, и фартук бариста оставите на столе.
Мистер Дартл ушел в комнату персонала, а я тихо выругалась, оскорбленная и униженная.
Всю смену я провела как на иголках – боялась, что мистер Дартл найдет к чему придраться. Радовало меня только одно: готовое интервью с Томом Хартом. С его слов я написала лонгрид11. На первый взгляд получилось неплохо. Текст осталось только еще раз перечитать и отправить в «Таймс». А сразу после этого я хотела купить билет в театр и лично убедиться в таланте, о котором написала на свой страх и риск. Я надеялась, что все это не вымысел и не лесть со стороны зарубежных СМИ, которые лопаются от радости, даже если к ним приезжают третьесортные иностранцы. Мой план «разгромить и не миловать» с треском провалился из-за сокращенных интернет-агентством сроков сдачи материала.
Вечером ко мне в гости пришла Джейн. Сидя на диване с кофе в одной руке и с ноутбуком на коленях, она читала интервью, не говоря ни слова. Я же стояла у окна и наблюдала за туманом, который пролегал между домами, обнимал их и прятал от людских глаз. Вдалеке сигналили машины, под окнами проехал полицейский патруль с мигалками. Прошли, смеясь, двое мужчин. Они глухо ступали по асфальту. Я чувствовала беспокойство. Словно делала не то, что должна была делать.
«Нужна ли мне эта работа в “Таймс”? Может, лучше выбрать редакцию поскромнее?», – подумала я, прикусив нижнюю губу.
Джейн сделала очередной глоток кофе. А потом снова затихла, не отрываясь от чтения ни на секунду. Я спиной чувствовала, что ей интересно. И я вроде радовалась этому, а вроде пугалась. На часах было девять вечера. Подругу освещал ночник. Я же стояла во мраке.
Прошло около десяти минут. Джейн отложила ноутбук и спокойно заговорила. Ее голос показался незнакомым, чужим.
– Это прекрасный лонгрид. Ты точно получишь работу в «Таймс». Уж поверь, они любят такие вещи.
– Ты думаешь? – я развернулась к Джейн.
– Да, – подтвердила подруга и встала с дивана. Она подошла к столу и опустила на него ноутбук, все еще держа другой рукой чашку с кофе. – Не могла оторваться от чтения. И еще в некоторых моментах мурашки побежали по телу. Но я даже не знаю, почему. С одной стороны – интервью обычное. Там нет ничего в стиле «ничего себе поворот событий!». Ты написала простой рассказ о человеке и театре, которому он служит. Но с другой – дышать больно, когда читаешь. Особенно понравился момент про наставника в творчестве. Твой актер прав. Любая профессия нуждается в наставнике, в маме. Мама и малыш… Странно, но я никогда об этом не задумывалась. Просто, если так посмотреть, малыш и сам вырастет, такая природа. Но станет ли он личностью без материнской помощи? Да, некоторые вещи к нему придут, но стержень. Где будет стержень?! Так и у актеров, художников, журналистов!
Джейн вдруг повысила голос, а после также резко замолчала.
– Кстати, а почему именно лонгрид, а не вопрос-ответ? – сразу после легкого «прозрения» спросила Джейн.
– Вопрос-ответ – это скучно. Мне захотелось передать атмосферу нашего разговора. Написать, какой у актера был голос, как он говорил – медленно, быстро, тихо или громко. Хотелось познакомить читателя с человеком, а не с роботом.
– Вот поэтому ты гениальная журналистка, – Джейн подошла к окну и встала рядом со мной. – Ты пишешь так, что тебе веришь. Я это заметила еще в универе. Но в этой статье ты превзошла себя.
– Скажешь тоже, – хмыкнула я и отошла от окна. Присев на диван, я посмотрела на Джейн. Она облокотилась о подоконник и задумчиво смотрела на меня.
– Нет, правда. Это первая статья, где ты никого не пыталась вывести на «чистую воду», а просто писала, рассказывала. Ну, знаешь, такой настоящий писатель. Раньше ты всегда находила черноту в темах. У тебя обязательно были виноватые.
– Да? Не замечала, – прошептала я и вспомнила, что и в интервью с актером тоже закидывала удочки. Я тоже хотела вывести театр, как выразилась Джейн, на «чистую воду». Банально не получилось. Том не раскололся.
– Так когда мы идем в «GRIM»? – следом спросила подруга.
Я пожала плечами:
– Ты ведь говорила, что из-за рабочего графика не знаешь, когда у тебя будет свободное время.
– И правда, – с грустью вздохнула Джейн и присела за стол. – Так, сегодня 10 марта. Сейчас посмотрим, когда у них ближайшее представление.
