В ворота теплушки, громко матерясь и взывая к красноперым, ко всем чертям, бесам, усиленно колотили ногами и добровольцы вагона, в котором ехали авторитеты.

Монотонный рев стервятников, громкий треск спаренных пулеметов, взрывы бомб, взметающие вверх черные с зелеными плешками груды земли, и низко над землей летающие деревья представлялось для пассажиров эшелона стихийным бедствием. А устойчивый въедливый запах гари и передавал ощущение восшествия в нереальный ад.

Затихший душераздирающий вой разворачивающихся самолетов, умолкшие разрывы бомб и град звенящих пуль призывали людей к немедленным и неотложным действиям. Игнорируя установленные запреты командира взвода охраны НКВД, Политика приказал бойцам хозяйственной команды срочно открыть ворота теплушек. В минуты затишья единственно свободные новобранцы хозяйственного формирования батальона принялись сбивать засовы и откатывать ворота с обеих сторон состава.

Алёшин, как и обещал, прямиком побежал к теплушке, в которой ехал Лютик, откатил створку ворот и громко крикнул:

– Всем под вагон, Политика велел!

– А раненым? – раздалось из темноты.

– Раненым – тем более! – не задумываясь, ответил Илья.

Лютик прыгнул первым, за ним Рябой, оба нырнули под вагон и залегли между шпал, к ним присоединились и другие соседи по вагону. Они, скрипя зубами, наблюдали, как из распахнутых настежь соседних скотовозов с грохотом и руганью добровольцы сыпались в разные стороны от состава. Обезумив от страха и отчаяния, не обращая внимания на непредвиденную опасность, люди неслись в лес навстречу вооруженным до зубов охранникам.

– По дезертирам – огонь! – вдруг громким эхом разнеслось по цепи залегших солдат НКВД. На приказ начальника сопровождающей эшелон охраны никто из бежавших в лес штрафников не обратил внимания, пока не раздались первые короткие автоматные очереди на поражение. От ужаса накатившей беды у добровольцев похолодели тела, сковывая ноги и руки. Повторные разрывы бомб, нескончаемый громкий треск зенитных пулеметов за спиной и хлопки автоматных выстрелов впереди окончательно вогнали людей в панику. Новобранцы, не понимая, что происходит, и, не зная, что при этом следует делать, метались от эшелона к лесу и обратно или падали рядом с насыпью железнодорожного пути, закрывая головы руками и трясясь скорее от собственного бессилия, чем от страха. Открыв теплушки, подчиненные Дворникова по его же команде залегли под вагоны, где их застал очередной налет. К ним начали заползать и другие обреченные на смерть, но не потерявшие разума мужчины.

Все время многократных заходов жаждущих крови стервятников с начала и конца состава из всех стволов продолжали грохотать зенитные пулеметы. Один из низколетящих самолетов, получив пробоину, загорелся, протянул несколько метров, вдруг задрал хвост, прощально взревев, упал на железнодорожный путь, уткнувшись носом в насыпь. Взрываясь, выкинул клок черного облака, окончательно отрезав эшелону возможность отхода. Израсходовав весь боезапас на расстрел практически безоружных добровольцев, второй самолет убрался восвояси.

В наступившей тишине из придорожных кустов поднялись бойцы НКВД. Убедившись, что самолет больше не вернется, они осмотрелись по сторонам и направились вдоль состава поднимать в вагоны живых, среди разбросанных на холодной примятой траве грязных, худых, босых, полураздетых неподвижных добровольцев отыскивать раненых и считать убитых. Три воина из взвода охраны по указанию своего начальника направились к взорвавшемуся самолету. Медработники вместе с санитарками из переменного состава бегали от паровоза к концу эшелона, осматривая лежащих на земле и на откосах железнодорожного полотна штрафников, перевязывали легкораненых, переносили тяжелораненых ближе к вагону, в котором ехали сами, укладывая изрешеченных осколками и пулями добровольцев на застеленную брезентом землю.

Лютик и Рябой продолжали лежать под вагоном, обдумывая варианты возможного побега. Рядом в ожидании решения лежали урки. Политические сразу же после затишья перебрались в вагон и принялись бурно, сопровождая громкой бранью, обсуждать последствия налета.

– Бедолаги, не успокоятся же? – ворчал Рябой.

– Чего ты хочешь? На жизнь обиженные горе-вояки ноют! Не им, политическим, лавры победителей достались! – отреагировал Лютик, – ну что, рвем?

– Видать не время! Ты посмотри, скольких наших вертухаи положили! Надо чуток обождать!

– Тогда давай переползать в скотовоз, там хоть матрасы есть, и олухам политическим рты заткнем, – подвел итог обсуждению Лютик и полез из-под вагона.

Демонстративно отряхнув одежду, он запрыгнул в теплушку. За ним повыскакивали урки. Крики политических мгновенно прекратились, все принялись наблюдать, чем займется авторитет. А он, держась за перекладину, спокойно подал руку Рябому, помогая залезть в вагон. Санитары-мужчины подбирали на носилки лежащих вдоль состава убитых и укладывали недалеко от локомотива с левой стороны эшелона рядом с железнодорожной насыпью.

Удовлетворенно хмыкнув в сторону сбитого догорающего самолета, комбат подошел к тамбуру, где, обхватив руками голову, продолжал лежать часовой.

– Боец, вы живы?

– Так точно, жив, голову немного больно.

– Надеюсь, не женаты?

– Никак нет, не женат, – постарался как можно веселее ответить матрос.

– Тогда до свадьбы заживет. Забирайте свою пукалку, доложите боцману о травме и быстро к военврачу, пусть посмотрит.

Офицеры батальона, выбравшись из-под вагона, как ни в чем не бывало, отряхнув форму, прошли осматривать состав. Подойдя к огромной воронке впереди первой платформы, сгрудились у развороченного взрывом железнодорожного пути. Каждый из присутствующих принялся выражать свое мнение.

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – улыбаясь, вспомнил старую присказку командир второй роты старший лейтенант Ефим Янин.

– Называется – приехали! – поддержал коллегу командир третьей роты младший лейтенант Родион Осапенко.

– Чему радуемся? – раздраженно спросил офицеров майор НКВД и тут же продолжил: – Поздравляю, путь взорван. Поезд дальше не пойдет. Стало быть, график доставки добровольцев к месту назначения сорван. Кто за это ответит? – не скрывая своей озабоченности, громко хлопая себя по коленям, чуть ли не кричал сопровождающий эшелон заместитель начальника особого отдела 14-й армии Карельского фронта Ермаченко.

– Вам бы только виновных искать, – подходя к подчиненным, буркнул командир штрафбата капитан третьего ранга Байков и, не дожидаясь реплик присутствующих, продолжил: – Тем, на минуточку, кто забыл, напомню – это война, товарищи!

Затем, повернувшись к ротным командирам, добавил: – Не рассуждать надо, а срочно обеспечить проверку технической исправности материальной части паровоза, вагонов, ну и путь восстанавливать самим придется.

– Запчасти, шпалы и рельсы с неба что ли прилетят? – не успокаивался майор Ермаченко.

– Да хотя бы и с неба, – теперь уже усмехнулся комбат, прикидывая в голове, сколько понадобится сил и средств для возобновления движения эшелона.

– Машиниста видел. Никто из паровозной бригады не пострадал, у техники повреждения будто незначительные. Водный резервуар паровоза вроде пробит, но машинист с помощником и кочегаром в голос заявили, что с ремонтом локомотива справятся сами, – сообщил Байкову командир третьей роты Осапенко.

– Вы, товарищ старший лейтенант, – выслушав подчиненного, обратился комбат к своему замполиту Виноградченко, – берите пару охранников и бегом до ближайшего полустанка или разъезда. Что там впереди? Наверняка найдете все необходимое для ремонта путей. Думаю, у них связь налажена, передайте шифровку в штаб. Спросите у машиниста – сколько и каких запчастей ему необходимо для ремонта паровоза. Пока мы займемся восстановлением насыпи. В хозяйственной команде эшелона кое-какой шансовый инструмент припасен.