Через полчаса переклички продолжали сидеть всего десять человек добровольцев, среди них и Алёшин Илья Степанович.

– Оставшиеся призывники, подойдите ко мне, – крикнул капитан третьего ранга. Дождавшись, когда подойдут все, он уже тихо по-деловому объявил: – На время передислокации батальона вы, ребята, зачислены в хозяйственную команду. Старшим назначен Дворников Иван Петрович. Прошу любить и жаловать. Ваша задача разносить по эшелону дрова, воду, провизию и всякое другое. Место вам приготовлено в почтово-багажном вагоне.

Неожиданно для всех из-за спины Алёшина вдруг кто-то пробасил:

– Гражданин начальник!

– Во-первых, не гражданин, а товарищ, во-вторых, не начальник, а капитан третьего ранга, уяснили?!

– Гражданин товарищ начальник капитан ранга, хочу спросить, – не успокаивался голос.

– Спрашивайте!

– Мы катимся под вертухаями?

– Кого вы имеете в виду?

– Вон те холены, красны рожи, с шавками, – ответил доброволец, выглядывая из-за спины Ильи, протягивая руку в сторону стоявших в оцеплении состава полукругом сотрудников НКВД с овчарками на поводках.

– Для животных и сопровождающей охраны отведено место во втором штабном вагоне.

– А клети нам? – басил все тот же любопытный.

– Какие клети? Вы о чем? – не понял вопроса офицер.

– Впереди с решетками зак-вагон стоит! В нем меня сюда приперли.

– По законам военного времени в составе эшелона такой вагон необходим!

– С врагом и предателем по законам военного времени обычно не цацкаются, а шлепают на месте, – якобы себе под нос, но достаточно громко пробубнил уже другой новобранец.

– Я этого не слышал. Никто никого шлепать, как тут некоторые выразились, не собирается, а для порядка надо бы. Наша задача доехать в расположение части живыми, здоровыми и невредимыми. Вагон взвода охраны прицеплен в голове состава, следом за штабным. Ваш вагон в конце состава. Ни для кого из добровольцев конвоиров нет. Взвод охраны НКВД прикомандирован для защиты и обеспечения порядка в пути следования. Проходите в свой вагон и располагайтесь.

Штрафники временной хозяйственной команды военного эшелона побрели к указанному вагону вдоль теплушек, заглядывая в каждую открытую створку ворот. Пока шла погрузка добровольцев, перед паровозом и в конце состава железнодорожники прицепили по одной открытой платформе с зенитными установками из четырех спаренных пулеметов «Максим». На открытой площадке в конце эшелона в дополнение к зенитной установке была закреплена и полевая кухня, вокруг которой крутились истопник и повар. Следом за паровозом стояли купейный штабной, два плацкартных и зак-вогон. Одно из четырёх купе штабного вагона было отдано сопровождающему эшелон военврачу. В двух других разместились комбат и майор НКВД. В помещении рядом с просторным кабинетом комбата разместились кадровик и писарь.

Первый плацкартный был отдан прикомандированным морякам, прибывшим за пополнением офицерам постоянного состава и служащим медицинской службы. Во втором, плацкартном, расположился взвод охраны НКВД с собаками. В конце эшелона перед открытой платформой стоял почтово-багажный вагон. Внутри размешался большой продуктовый склад и четыре четырехместных купе.

Призывников переменного состава разместили в старых двухосных теплушках примерно по 60 человек в каждой. Откатные ворота были вмонтированы в середину с каждой стороны обшитого деревом вагона. Это средство доставки новобранцев в длину было около 6,5 метра и 3 метра в ширину с тонкими дощатыми стенками и такой же деревянной крышей. Неохраняемый зак-вагон предоставили дюжине женщин из числа осужденных, изъявивших желание добровольно пойти на фронт санитарками переменного состава. За время в пути им предстояло освоить нехитрые премудрости санитарных дел, в том числе оказание первой помощи раненым и больным.

Направляясь в указанный комбатом хозяйственный вагон, Алёшин шагнул к стоявшей напротив телеги с документами теплушке и заглянул внутрь. Слева и справа от дверных створок виднелись наспех сколоченные из неструганного горбыля трехъярусные плоские настилы, где и размещались добровольцы. На нижних ярусах вагона уже залегли блатные, рядом пристроились урки. На вторых ярусах настилов укладывались политические. А все остальные, кому не достались места внизу, копошась, уплотнялись на третьих ярусах. В центре вагона пыхтела жаром с мелодичным потрескиванием дров круглая чугунная печь, в народе прозванная «буржуйкой». Дымовая труба от печи выходила в боковое зарешеченное отверстие рядом с плотно закрытой противоположной боковой стенкой вагона. Около печки лежали приготовленные дрова, на зеленом ящике из-под снарядов стояла фляга с водой. «Когда успели буржуйку растопить? – про себя хмыкнул Илья, глядя на стоявшее под трубой ведро, – и параша на месте».

– Ну чего стоим? Залазь, закрывать пора, – услышал Алёшин за спиной командный голос и обернулся. Перед ним стоял невысокого роста краснощекий круглолицый солдат в форме рядового НКВД с автоматом на изготовке.

– Я причислен к хозкоманде и поеду в другом вагоне, – огрызнулся Илья, проглатывая подступивший к горлу рвотный комок, чуть ли не срыгивая на ненавистного охранника.

– Тогда кати задвижку, – прорычал все тот же властный голос.

– Какую? – не понял Алёшин.

– Чего тут непонятного – ворота закрывай, – переходя на визг, крикнул солдат охраны, передергивая затвор автомата.

Илья молча ухватился за створку и резко дернул. Ворота легко поддались, но до конца не закрылись. Сверху на Алёшина, опершись на деревянную поперечину, улыбаясь, смотрел Лютик. Его нога в натертом до блеска хромовом сапоге удерживала створку ворот.

– Ты, брат, чего? Нас – добровольцев Красной армии закупорить решил? – раздраженным голосом остановил Илью вор.

– Приказано закрыть ворота, – опередил великана рядовой НКВД, помахивая стволом автомата по направлению сапога. Из-за спины воровского авторитета в оставшуюся открытой щель полетели отборные маты урок.

Авторитет усмехнулся той кривой ухмылкой, которая появлялась на лице, когда он демонстративно насмехался над кем-нибудь или начинал откровенно издеваться.

– Лютик, не бузи. Бесполезно. Своих шавок придержи, – начал было убеждать законника Алёшин.

– Вы еще присягу не приняли, чтобы Красной армией прикрываться, – перебил великана боец НКВД.

– Лютик, дай закрыть, не доводи до греха. На первой же остановке сам приду, открою, зуб даю, – выждав паузу, миролюбиво улыбнулся Илья.

– И хавку доставишь? Смотри мне! Ты знаешь! У нас за базар ответ держат, – демонстративно игнорируя приказы охранника, буркнул вор, убирая сапог.

Алёшин до конца докатил створку ворот, солдат НКВД зафиксировал задвижку и направился в голову состава, а Илья, тихо чертыхаясь, зашагал к своему вагону в конец эшелона.

Остальные теплушки со штрафниками под дружные маты закрывали сами солдаты взвода охраны НКВД. Никто из добровольцев больше не сопротивлялся, молчал и Рябой. Души новобранцев наполняло постоянно преследуемое на зоне ощущение смиренного согласия со всем происходящим здесь и сейчас, главное, чтобы тебя не замечали.

Хозяйственный вагон состоял из одного двухместного купе, в котором расположился седовласый проводник. В трех четырехместных разместились все десять человек хозяйственного отделения. Две третьих площади вагона занимало большое помещение с металлическими стеллажами вдоль стен, которые были заставлены коробками и ящиками с продуктами, различной кухонной утварью. В центре вагона стояли большие деревянные бочки с квашеной капустой, огурцами, соленой рыбой, в двух бочках были сложены буханки свежевыпеченного хлеба, а еще две были под крышки набиты сухарями. У входа в помещение продовольственного склада дремал часовой моряк. Во время движения эшелона добровольцы хозяйственного отделения под руководством заместителя начальника штаба батальона по хозяйству лейтенанта Васильева Афанасия Петровича готовили пайки для добровольцев и складывали на носилки.