– Разрешите мне ваших моряков взять, – обратился политрук к Байкову.

– Потап Акимович, берите бойцов НКВД. Они тут дел уже наворотили, нам расхлебывать долго придется, а вам, глядишь, могут, сгодиться. Если что, одним своим форменным видом на всех местных страху нагонят.

– Товарищ капитан третьего ранга, разрешите обратиться к майору внутренней службы Терещенко? – спросил запыхавшийся от бега командир взвода охраны эшелона.

– Докладывайте, – пожал плечами комбат. Командир взвода охраны строго по форме, чеканя каждое слово, громко доложил майору НКВД об оперативных действиях его подчиненных и принятых мерах, а также сообщил о безвозвратных потерях этапируемых 72-х добровольцев.

– Имена убитых установлены? – нарочито громко спросил майор скорее для стоявших у воронки офицеров.

– Так точно, устанавливаем, а что с ними делать? Куда грузить?

– Не грузить, а хоронить! Неужели мы покойников на передовую повезем? Там своих убитых некуда девать! – непроизвольно вырвалось у кого-то из присутствующих командиров.

– Ну почему же? Можем покойных везти, но в вагоне с теми сучьими инициаторами кровавого побоища, – успел вставить свою реплику и комбат Байков.

– Хороним здесь в братской могиле. Составите докладную записку на мое имя с перечнем погибших, – выслушав сообщение офицера НКВД и реплики присутствующих, ответил майор Терещенко.

– Еще раз надо скрупулезно перепроверить фамилии всех погибших, – предложил Байков. – Ефим Григорьевич, лично займитесь. Убитых хороним здесь в братской могиле как искупивших свою вину бойцов. Прошу, нет – поручаю на погибших подготовить похоронные свидетельства как павших на поле боя. И еще, пока стоим, вагоны с добровольцами не закрывать.

– Как же открытыми? Сволочи уголовные, разбегутся же, – недоуменно остановил Байкова лейтенант внутренней службы НКВД, командир взвода охраны.

– Боитесь? Выставите охранение, – мгновенно отреагировал командир батальона. – Я воочию наблюдал, как ваши архаровцы от самолетов проворно убегали и по спасающимся от бомб безоружным бойцам переменного состава метко хлестали.

– Я бы вас попросил! Кто за это ответит! – не найдя что сказать, повысил голос на капитана третьего ранга лейтенант внутренней службы НКВД.

– Кто дал команду стрелять по безоружным добровольцам, тот и ответит! А пока исполняйте мое распоряжение. Если надо будет и без вас есть кому крайних искать, да, чуть не забыл, срочно выделите четырех человек в подчинение Виноградченко. За отказ исполнять указание начальника литерного эшелона ответите головой, – оборвал командир штрафбата окрик офицера.

Ни на кого больше не обращая внимания, Байков пошел прочь от развороченного бомбежкой железнодорожного пути.

– Александр Иванович, а что с ранеными делать? Где тяжелых разместить? Где оперировать? В теплушках их держать нельзя, операционной нет! – бежала навстречу комбату военврач Пастухова.

– Анастасия Павловна, не переживайте так, что-нибудь придумаем, – пытаясь добродушно улыбаться, принялся успокаивать женщину комбат, – первая помощь раненым оказана?

– Всем, – утвердительно кивнула головой военврач. – Но много тяжелых, есть и с пулевыми. Осколочных тоже хватает. Раненые на земле лежат, чего доброго застудятся.

– Всё необходимое для проведения операций с собой?

– Инструмент в наличии, помещение для операционной отсутствует, оперировать негде! – снова воскликнула военврач.

– Волноваться не надо! Лица на вас нет! Сейчас все организуем. Идите, спокойно готовьтесь оперировать раненых.

Около штабного вагона в ожидании комбата с ноги на ногу переминался Дворников и еще на расстоянии начал доклад:

– В моем подразделении погибших и раненых нет, какие будут указания?

– Все здоровы? Это хорошо, даже отлично! Указания для ваших, конечно, будут, как им не быть, когда такое случилось. Половину своей команды направьте в распоряжение военврача, пусть займутся переоборудованием пустого зак-вагона в санитарный. Всё какая-никакая от него польза. Надо медикам срочно оказать содействие по обустройству операционной в этом вагоне. Вы сами посмотрите, чем можем помочь и что у нас для этого есть. Остальных отправьте в похоронную команду в подчинение майора НКВД. Для погибших придется копать братскую могилу. Майор место покажет. Своих бойцов обеспечьте шансовым инструментом. Он лежит на первой платформе. Там и тачки должны быть. Краснофлотцам скажите, что я распорядился. Для них слова моего достаточно. Да еще, пусть ваши орлы узнают, каким теплушкам необходим ремонт и какими средствами. Держите меня в курсе. С офицерами постоянного состава, и особенно с чужими охранниками, не пререкайтесь, если возникнет какое недоразумение, сразу ко мне.

– Сделаем, – по-армейски утвердительно ответил Политика и побежал к своему вагону, где его ожидали подчиненные.

– Комбат велел половину из вас направить на рытье братской могилы, а оставшиеся пойдут в распоряжение начальника медицинской службы. Добровольцы есть? Добровольцев нет, будем назначать или потянем жребий?

– Давай жребий, все же честнее будет, кому как повезет, – дружными возгласами поддержали идею временного начальника бойцы хозяйственной команды эшелона.

– Все одно обманет, – не удержался от реплики один из присутствующих добровольцев, но под пристальными взглядами товарищей осекся.

– Вам, как главному сомневающемуся, и водить, – улыбаясь, произнес Дворников, доставая спички.

По жребию Илье досталось обустройство медсанчасти.

– Ну хоть что-то, может, кого из сестренок пару раз и по заднице хлопну, – довольный собой добродушно хмыкнул Алёшин, следуя за тремя везунчиками к военврачу.

После совместного с Анастасией Павловной осмотра зак-вагона было принято коллективное решение из караульного купе сделать хирургический отсек, а из зарешеченных камер – госпитальные палаты. У первой платформы своих подчиненных уже ждал Политика. Получив у моряков необходимый инструмент, в караульном купе зак-вагона штрафники быстро демонтировали лежаки. Из верхней багажной полки в центре отсека соорудили стол. Фонарь, которым поделился машинист поезда, подвесили к потолку над столом и подключили его к запасному аккумулятору.

Военврач Анастасия Павловна велела в соседнем вагоне взять две фляги из-под молока и попросила принести воду из ближайшего озера. Пока Илья с товарищем в сопровождении автоматчика взвода охраны ходили искать обозначенное на карте озеро и доставили воду, оставшиеся у вагона бойцы у выкорчеванных взрывами деревьев обрубили корневища, нарубили веток и соорудили небольшой костер, обложив кострище камнями, куда и был установлен неизвестно откуда взявшийся большой бак-казан. Опустошив в него флягу с водой, Алёшин вновь направился к озеру, но уже без вооруженного сопровождения.

Санитарки подготовили операционную к приему раненых. Вычистили купе от мусора и большой грязи, тщательно вымыли горячей водой с мылом, протерли спиртом стол и стены. Вернувшись с озера, Илья с санитаром не без труда подняли на высокую насыпь, а затем в вагон, носилки с тяжелораненым и занесли в операционную, где его приняли одетые в белые халаты и с марлевыми повязками две медсестры, военврач и фельдшер.

Положив штрафника на стол, одна из медсестер осталась помогать в операционной, вторая вышла в коридор и всем присутствующим заявила, что военврачом ей поручено исполнение функции сестры-хозяйки. Пока шла первая операция, сестра-хозяйка, командуя добровольными помощницами из переменного состава, сделали все необходимое для приема послеоперационных больных и других тяжелораненых. В бывших зарешеченных камерах были начисто вымыты лежаки и застелены постели с настоящими ватными матрасами, свежими простынями. После переустройства и генеральной уборки в вагоне сохранялся лишь сдобренный спиртом своеобразный затхлый запах застаревшей грязи вперемешку с вонью мочи, пота и прокуренной кичи.