Но сегодня приснился сон. Он был очень ярким и светлым. И очень реальным… Это я уже потом поняла, почему «реальным», когда проснулась.
Я видела маму, у нас в доме, сидевшую в комнате прямо на полу и окружившую себя дорогими сердцу вещами: детской одеждой, фотографиями, старыми безделушками… Сквозь тюль проникали солнечные лучи и делали комнату теплой, уютной…
Был такой день в моей жизни, как раз до того глупого поступка, который и загнал меня в эту темную щель жизни, из которой нет выхода.
Семья, моя первая любовь, гимназия – все это осталось в далеком прошлом. И уже давно перестало мне сниться. А вот сегодня – вернулось. Но только, увы, во сне.
…Сон оборвался от выстрела на улице… Я вскочила, как ошпаренная. Сердце начало бешено колотиться в груди. Так сильно, будто кто-то внутри раскачивал его из стороны в сторону, словно это было вовсе не сердце, а медный колокол… Господи, опять кого-то расстреляли! До чего обесценилась человеческая жизнь!
Я почувствовала себя еще более несчастной. Внутри снова появилась тяжесть. Как будто больной зуб, на котором до лечения долго лежал лед, опять стал ныть, и вернулись старые неприятные болевые ощущения.
Именно в этот момент я осознала, что мне так хочется поговорить с кем-то. Но не с кем, увы!..
А сегодня вдруг неожиданно пришла, откуда не ожидалось, подсказка, что делать, чтобы это темное и страшное не росло во мне до опасного непредсказуемого момента.
Случилось это так.
Я стояла в очереди за хлебом. В длинной очереди… Вообще, мне редко это приходится делать. А тут тетя слегла с высокой температурой, Гертруда побоялась оставлять ее одну. Ну, я и вызвалась сходить за хлебом.
И вот стою в очереди. Мерзну. Холодный ветер насквозь продувает мое пальтишко. Чтобы как-то отвлечься от непогоды считаю, сколько человек стоит передо мной. Сбиваюсь. Начинаю считать снова. И опять сбиваюсь, потому что вдруг слышу разговор за моей спиной и заинтересовываюсь.
– …Мир, душечка, не меняется. Вы думаете, что для вас сейчас – самое худшее время? Нет, это не так. Во все времена жилось плохо. Только не всем. Кому-то везло больше, кому-то меньше. Нам с вами повезло при рождении. Однако, как видите, потом все изменилось…
Я осторожно обернулась. Уж очень было любопытно посмотреть, кто это за моей спиной философствует. Стоит мужчина, высокий, статный. Как сейчас говорят, из бывших. Но в стареньком старом двубортном пальто, на котором не хватает нескольких пуговиц, в валенках, в шапке-ушанке. С виду, рабочий. Ну, а по разговорам, человек образованный. И лицо не пролетарское.
Я стала прислушиваться дальше. Даже о холоде забыла.
– Может, вы и правы, батенька. Смириться надо и жить дальше, – это собеседник лжерабочего заговорил. Он – в старом потрепанном длинном темном пальто, худой, бледный, с запавшими щеками, с торчавшими в разные стороны волосами бородки. – Да только как это сделать, если постоянно болит внутри, гложет? Просыпаться утром не хочется. Сон – как другой мир, как реальная жизнь. А то, что в дневное время, – как ночной кошмар.
Боже мой! Так же, как и у меня!.. Я стала слушать еще внимательнее.
– А вы, душечка, книжку начните писать, – посоветовал «рабочий».
– Книжку? Какую книжку?
– Ну, не знаю, что вам ближе. Роман любовный или сказки. Можете сделать героем себя. И пусть в книге у вас все получается. А может, пишите дневник… Главное, умом отвлечься. Сосредоточиться на чужой или на выдуманной жизни. Начнете писать вымышленную историю, ударитесь в поиск идей для своего романа. Захотите писать о себе, погрузитесь в воспоминания. Займете свои мысли делами, а не думами о том, как все плохо вокруг. Поверьте, тут вам сразу и полегчает…
Да, это была подсказка. Пожалуй, заведу я дневник и буду вспоминать, что было со мной – той, другой, в жизни, от которой сейчас и следа не осталось.
Вернувшись домой, я нашла старую тетрадь, в которой несколько страниц были исписаны, без сожаления вырвала ненужное и начала дневник…
Пусть хоть воспоминания вернут меня в тот милый моему сердцу мир…
8
В начале лета я закончила гимназию. Мои мечты радужно склонялись к дальнейшему образованию где-нибудь в Москве или Петербурге. Но мама твердо сказала: нет! Уже почти два года в мире шла война, и Россия тоже участвовала в ней. Там, на фронте, конечно же, было очень тяжело. Но с каждым днем становилось тревожнее и неспокойнее даже в нашем маленьком городке. Как будто фронт сжимал свои израненные исхудавшие от голода, боли и страха руки вокруг свободной от войн территорий.
Родители читали газеты и поражались тому, как скоротечно меняются привычные вещи. Петербург так уже не назывался. Немецкое слово «бург» было заменено русским аналогом «град». И теперь столица гордо именовалась Петроградом… Начались перебои с продуктами. Подпрыгнули цены. Наша больница была переименована в военный госпиталь, куда теперь привозили раненых с фронта…
Но я находилась в том светлом возрасте, когда еще не понимаешь и не чувствуешь беду. Душа пела и просилась в свободный полет, и только так я себе представляла настоящую жизнь. Хотелось уехать куда-нибудь из дома. Тянуло познать мир, ощутить, понять, как это – жить самостоятельно… Здесь же, в нашем маленьком городке, я чувствовала себя как в клетке. Юность, пока не столкнется с опасностью, не знает страха. Кажется, что ты будешь жить вечно, и ничего не может стать для тебя препятствием для восхитительного будущего.
В городе Полянске у меня жила тетя, у нее имелся большой дом в самом центре, и она была директрисой собственной гимназии для девочек-сирот, построенной и существовавшей на деньги ее богатого покойного мужа, а также на благотворительные средства. Если уж Петроград и Москва для меня закрылись из-за войны, то почему бы мне не поехать к тете? Я бы могла поработать у нее, не ради жалования, а ради желанной свободы: сбежать из малюсенького родного городка, из-под родительской опеки. Хотя, если тетя будет мне платить, тоже неплохо: я смогу заработать свои первые собственные деньги.
Ох, как меня будоражили стихи Бальмонта о свободе! Читала, перечитывала строчки, и сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди:
И что мне лишенья, и что мне страданья,
И что мне рыдающих струн трепетанья, –
Пусть буду я ждать и томиться года,
Безумствовать, падать во тьме испытанья, –
Но только бы верить всегда,
Но только бы видеть из бездны преступной,
Что там, надо мной, в высоте недоступной,
Горит – и не меркнет Звезда!
Где же моя Звезда, счастливая Звезда, которая горит и не меркнет?
…Наконец я решилась на серьезный разговор и отправилась к маме.
Она должна разрешить мне поехать к тёте в Полянск!
Мама спокойно выслушала мое желание. Погладила по голове, как маленькую девочку, и ответила, что подумает.
Со своей стороны она хотела другого: моего замужества, – в чем тут же честно мне призналась. Я вроде бы и не возражала. Ведь замужество – это так приятно! У нас все девочки в гимназии думали об этом. Белое роскошное платье, влюбленный жених… Разве это не счастье?..
Никогда еще не влюблявшаяся, я даже не рассматривала вариант, что муж может оказаться нежеланным и нелюбимым. В моих представлениях он обязательно будет красивым, понимающим, будет смотреть мне в глаза с обожанием и наслаждаться каждым мгновением со мной. Ведь я провела детство в семье, где между родителями была идиллия, и предположить что-то другое в моих будущих семейных отношениях не могла…
