Ну, а Алексей?

Он так больше и не появился в моей жизни.

Первое время я еще могла ходить к его дому. Однажды даже набралась смелости и нажала кнопку звонка. Никто не вышел… Наверно, он, по примеру многих, покинул Россию. Откуда ему было знать, что глупая влюбленная девчонка вернулась в Полянск только за тем, чтобы быть с ним рядом?..

Однажды вечером в дверь громко забарабанили. Мы, испугавшись, посмотрели друг на друга и замерли в нерешительности, боясь подойти к двери. Но сделать нам это всё равно пришлось, потому что иначе дверь бы просто выломали.

В комнату вошло трое мужчин. Каждый из них имел какой-то атрибут, говоривший о том, что человек относит себя к новой власти. На одном были солдатские сапоги. Обладатель их выглядел суровым и неразговорчивым. Темная лохматая борода, закрывавшая верхние пуговицы шинели, смотрелась пугающей и делала похожим его хозяина на лесного разбойника из старых детских сказок. Бородатый сжимал в руках винтовку и косо поглядывал на нас. Второй – тощий, длинный, с самокруткой в зубах – курил, и от его предмета курения исходил едкий дым. Гертруда тут же закашлялась. Куряка только презрительно хмыкнул.

А третий был одет в кожаную куртку. Он выглядел совсем молодым, чуть больше двадцати, но, стараясь казаться старше своих лет, все время хмурился так, что брови на переносице почти сходились вместе. Как оказалось позднее, именно он был главным в этой группе.

– Мы проверяем, сколько человек живет в каждой комнате, – произнёс парень в куртке и осмотрел нас всех по очереди.

На мне его взгляд задержался дольше, и я испуганно сжалась. Новые люди власти вызывали у меня чувство паники и страха. Они были агрессивными, бесцеремонными и непредсказуемыми.

Однако тетушку смутить было сложнее, чем меня. Она очень спокойно стала объяснять:

– Нас живет здесь трое. Я, моя племянница и …Гертруда.

Слова «служанка, прислуга» были вычеркнуты из современного лексикона. Эксплуатация человека человеком отменена. Хотя я и в мыслях не думала о Гертруде как о человеке ниже нас по положению. Она нам была как родная: много лет Гертруда работала в доме тети, а последний год сблизил нас еще больше.

Парень снова посмотрел на меня. И спросил, обращаясь ко всем сразу:

– Кем вы работали до революции?

Тётя заговорила, он обернулся к ней.

– Я была директрисой в женской гимназии, которую вы закрыли за ненадобностью, а моя племянница работала там наставницей для девочек. Гертруда сидела дома, помогала по хозяйству.

Парень внимательно выслушал тетю, помолчал, потом снова перевел взгляд на меня. Я испугалась, что он сейчас рассердится, услышав такое прямое обвинение: «закрыли за ненадобностью». Но он ничего не сказал и, кажется, раздумывал о чём-то своём.

– Очень хорошо, – наконец произнес гость, которого не звали. – Революции нужны грамотные люди. Вы будете обучать рабочих читать и писать.

В его тоне звучал приказ, не предложение, не просьба.

– Что?! – переспросила в недоумении тетя. – Что вы имеете в виду?

– Мы организовываем вечерние занятия для взрослых. Вы и ваша племянница будут учить рабочих и солдат грамоте.

– Но… где?

– Об этом не беспокойтесь. Помещение я вам подыщу. – Он снова взглянул на меня, а я торопливо опустила глаза. – Думаю, занятия начнутся через неделю…

Но он вернулся уже через два дня. Вошел решительно. Долгим взглядом посмотрел в мою сторону, чем поверг меня в очередной испуг. Потом повернулся к тете.

– Все готово, – объявил он. – Заниматься будете в церкви.

– В церкви? – поразилась Гертруда; она была очень набожная. – Как же можно в церкви? – конечно, ей показалось, что это неправильно: расположить школу для рабочих в храме.

Для парня ее беспокойство было абсолютно непонятным. Поэтому объяснение прозвучало странно:

– Там много места пропадает… Мы поставим столы, стулья, пригласим людей… Только вот что… Я видел старые дореволюционные буквари. Они не подходят. Нам нужны в букваре новые слова: Ленин, коммунизм, свобода, равенство. Вы меня понимаете?

Он вопросительно посмотрел на меня. Я хоть и понимала его, но что ответить, не знала. Поэтому тревожно помалкивала и внутренне дрожала. К тому же, этот парень в кожаной куртке слишком часто смотрел в мою сторону, и мне от этого становилось всё больше не по себе.

Меня выручила тетя.

– Мы с вами согласны, – проговорила она. – Новое время всегда приносит новые слова. Но кто же создаст такой букварь? Нужен специальный человек, который умеет писать именно буквари. Ведь там слова на самых первых страницах очень зависят от порядка изучаемых букв.

Парень задумался на минутку, потом ответил.

– Я думаю, что возьму это на себя. Просто больше некому. Вы понимаете: война. Найти такого специалиста сейчас будет непросто. А вы, – он обернулся ко мне, – мне поможете.

– Я?! – в панике переспросила я.

Больше не нашлась, что сказать: стояла и моргала.

Он как будто не заметил моего испуга. Добавил только:

– Я приду к вам завтра утром, часов в десять, и мы посмотрим, что можно сделать.

Только дверь за ним закрылась, я бросилась к тете, прижалась к ней и зашептала:

– Я его боюсь! Почему он на меня так смотрит?

Тетя обняла меня за плечи, и я услышала, как она подавила вздох:

– Не бойся, девочка. Страхи притягивают к нам то, чего мы боимся. Лучше думай, что он не собирается причинить тебе зла. И ничего плохого не произойдет.

Гертруда подошла и погладила меня по голове.

– Мне кажется, он – неплохой! По крайней мере, не слишком наглый и агрессивный.

Таким образом, и она внесла свою лепту в мое успокоение…

Парня в кожаной куртке звали Матвеем.

Утром он добросовестно пришел в установленное время, отказался от предложенного чая, заявив, что «делу – время, потехе – час».

Тетя еще с вечера оборудовала «рабочее место». Так как мебели в комнате было мало, тетушка положила откуда-то принесенную столешницу прямо на приближенные друг к дружке спинки кровати и кресла. Получилось что-то вроде стола. Правда, высоковатого. Увидев, что в комнате нет ни одного стула, Матвей вышел и через несколько минут вернулся с двумя табуретками.

– Раздобыл у соседей, – пояснил он.

«Они когда-то были нашими», – зачем-то подумала я.

Но сейчас, по новым законам, все стало общим. Так что бывший фронтовик, которого поселили в одну из комнат тетиного дома, с удовольствием их оприходовал.

Мы с Матвеем сели за «стол» и принялись за работу. Я чувствовала себя очень неловко и зажато рядом с ним. Но все время помнила: он – человек новой власти, поэтому бастовать не пыталась. Знала, что неподчинение может привести к проблемам для меня и моих близких. Придется мириться с той ролью, которая сейчас была им мне отведена.

Он, казалось, не замечал моих боязней. Возможно, решил, что все барышни такие. Много ли ему приходилось общаться с девушками моего круга? Вряд ли.

– С какого слова нужно начать? – спросила я робея.

– «Ленин», – ответил он без раздумий.

Я написала слово «Ленин».

– Если мы на первом уроке выучим это слово, ученики сразу будут знать четыре буквы: Л, Е, Н, И. Это не много?

– Ничего страшного. Люди взрослые, осилят.

– Из этих букв можно составить слова ЕЛИ, ИЛИ, НИЛ…

– Что такое «Нил»? – спросил Матвей.

– Это река такая, в Египте.

– Понятно… Ну, пусть будет река в Египте.