— Ну что, домой? — хохотнул тот, поправляя пояс.
— Вроде того, — лениво проговорил Малфой, чувствуя, как ветер треплет его прическу.
— Ты отлично показал себя. Теперь летом увидимся. Мать может тобой гордиться, ты знаешь? — Кингл был старым знакомым Нарциссы, но Драко об этом узнал только вчерашним вечером, после того как судьи объявили о своём решении.
— Я надеюсь.
Малфой ненавидел, когда посторонние говорили с ним о матери. Это было что-то вроде святого для него, и ему казалось, что, разговаривая о Нарциссе, все то и делают, что изучают его лицо, чтобы выявить эмоции. Те, что он всегда старательно оберегал от людских глаз.
— Так, не стоит мешкать, — вдруг засуетился мужчина, явно ощутив холодок от парня после упоминания его матери. Но это он ещё не видел холодка, в следующий раз стоило завести речь об отце. — Через пятьдесят секунд. Готов?
— Как всегда, — ответил Драко и задержал дыхание, коснувшись колючей поверхности корзины.
Резкий пинок в живот, смазанное лицо тренера и в следующую секунду окрестности деревни и группка пуффендуйцев, выбегающих из «Трёх метел». Драко размял шею и сделал то же самое с ногами, чувствуя крепатуру, которая не проходила ни одного дня в спортивном лагере, потому что нагрузки только увеличивались перед финальными пробами.
Вчера он написал Блейзу, так что совсем не удивился, когда тот встретил его у ворот школы, на которых уже лежал первый снег. Малфой засмеялся, когда Забини обнял его и хлопнул ладонью по спине.
— Да?
— Да, — ещё шире улыбнулся Драко, зная, о чём спрашивал лучший друг.
— Да! — заорал мулат. — Мать твою, бесплатные билеты и цыпочки, которые ошиваются в первых рядах, я не зря с тобой подружился, клянусь!
— Ты неисправим, — покачал головой Малфой и только сейчас понял, насколько он перестал чувствовать себя не в своей тарелке, оказавшись на территории школы в обществе итальянца.
Они подошли ближе к Хогвартсу, и он уже приоткрыл рот, чтобы о чём-то спросить, но заметил толпу людей у главного фойе.
— Мы так-то ждали тебя только послезавтра утром, вас разве не должен был…
— Что за сборище? — перебил его Драко, кивнув в сторону толпы.
— Что? А, это, — Блейз махнул рукой, — Грейнджер.
Одно слово, и Драко остановился, заставив Забини налететь на него.
— Что с ней? — наверное, его рациональной версии следовало бы лучше скрыть тревогу в голосе, но рациональная часть давно перестала главенствовать.
— А, да приехали лечить от драконьей оспы или чем там эта грязнок… Малфой?
Холодный воздух обжёг горло, когда он сорвался с места. Несколько студентов отлетели к стене, как только Драко оттолкнул их от двери. Пролёт, ещё пролёт… Толпы поджигали в нём новые и новые канистры с адреналином, который питался страхом, чистым ужасом. Больничное крыло было переполнено людьми в тех самых мантиях, цвет которых он ненавидел больше всего.
— Мистер Мал… — Макгонагалл заметила его, как только он ворвался в помещение, где-то посеяв по дороге сумку.
— Где она? — потребовал ответа слизеринец, не видя двери в её комнату из-за толпы.
Крик, который раздался откуда-то слева, явно за стеной, оглушил его, и Драко побледнел, дёрнувшись. Но Минерва остановила слизеринца за плечо.
— Вам туда нельзя, Драко, это естественная реакция. Данный процесс довольно болезненный, поэтому… — в голосе директора слышалась горечь, но ему было плевать на её чувства.
— Какой процесс? — почти кричал Драко, привлекая внимание всех вокруг.
— Её готовят к операции, и нужно удалить новые ростки, которые могут помешать проведению…
— Какой операции? — Малфой прерывал профессора очередной раз, но была бы его воля, он бы потряс Макгонагалл за плечи, если это бы гарантировало быстрое получение ответов. — Вы сказали, что через месяц. До назначенного времени ещё неделя.
— Мисс Грейнджер стало хуже, поэтому мы решили перенести дату. Пожалуйста, соблюдайте…
Вся её последующая речь не имела никакого смысла. Туман затопил его разум, потому что это было тем, о чём он думал. Завтра она проснётся абсолютной пустышкой. Без чувств. Без страха. Без боли. Без печали. Без эмоций. С миллионом этих «без», которые не делают её собой. Без сотен грейнджерских штучек, которые позволяли ей анализировать его на протяжении стольких лет, находя новые грани хорошего в нём и влюбляясь в него ещё больше. Без её глупого желания так раздражающе вздёргивать руку выше, чтобы быть исключительной. Без её заботы о двух простофилях. Без огонька в глазах. Без его любимых цветов по её телу.
Драко даже не знал, где его палочка. Возможно, она вообще осталась в сумке, которая соскользнула от удара о какого-студента, который стоял у него на пути. Стихийный взрыв магии оторвал двери, и они повисли на одной петле.
— Что за?.. — целитель не договорил, когда был откинут к стене физически.
— Не прикасайся к ней, мать твою, не трогай её, — прорычал Драко, но вряд ли его кто-то слышал из-за криков гриффиндорки.
Медсестра, которая держала руки девушки, отскочила к окну от неожиданности, и Гермиона перекатилась, едва не упав на пол.
— Грейнджер, — Малфой выдохнул, поймав девушку, но судя по тому, как она стонала от боли, вряд ли положение на весу облегчило бы ей участь, поэтому Драко инстинктивно опустился с ней на пол.
Тот её вид, который шокировал его, когда он впервые пришел к ней ночью, не шёл ни в какое сравнение с тем, как Гермиона выглядела сейчас. Цветы покрывали практически каждый участок кожи гриффиндорки, все бутоны распустились, показывая нежные розовые лепестки, и выглядели такими сильными, что не оставалось сомнений в том, чем они питаются. В ней почти не осталось сил и крови. Драко случайно сломал один цветок, перехватывая её удобнее, и из стебля полилась кровь. Её кожа была холодной и бледной настолько, что если бы не слабое дыхание и крики, которые сменились болезненными стонами при его касании, он бы поверил, что она мертва.
— Мистер Малфой, ей нужна помощь! Вы её убьёте! Отойдите сейчас же! — кричала Макгонагалл, потому что врачи не имели никакой власти над учеником школы и не могли применить к нему магию или, тем более, договориться с ним на его языке.
Гермиона вздохнула, как будто подтверждала слова любимого профессора, хотя было совершенно очевидно, что вряд ли она их слышала. Девушка умирала. Чёрт возьми, она выглядела так, будто уже умерла. Драко не было тринадцать дней. Эти тринадцать дней могли стоить ей жизни.
— Мистер Малфой, — рука Минервы легла на его плечо, пытаясь оттянуть, но он яростно сбросил её ладонь.
— Нет, нет, нет, Грейнджер, — голос Драко дрожал, когда она открыла глаза.
Всё такие же карие, как он запомнил. Было такое чувство, будто только месяц назад Малфой вообще увидел их впервые. Всё такие же живые и отображающие эмоции. Самые кошмарные эмоции, но это доказывало, что она ещё здесь.
— Нет, Грейнджер, я тоже, слышишь? — он легко встряхнул девушку, когда её веки закрылись, а голова стала тяжелее, как будто последние остатки сил испарились из тела гриффиндорки. — Я тоже люблю, слышишь? Грейнджер!
Чьи-то сильные руки оттянули Драко, и он услышал свой крик. Магия одного из целителей удержала Гермиону от удара о кафель, когда кто-то стал удерживать его сзади. Они переговаривались о чём-то на… японском? Какой это был язык? Но даже знания языка не потребовалось, чтобы услышать панику, а Макгонагалл, которая прислонилась к стене, прикрывая ладонью сморщенный рот, была самой красноречивой картиной. Нет.
Искренние чувства. Это словосочетание поселилось в его голове, когда он велел матери прислать ему все экземпляры книг из библиотеки Мэнора около месяца назад, которые касались темы самых редких болезней. Искренние чувства — единственное спасение. Драко мог молоть языком сколько угодно, но если это было не правдой, это убило бы Гермиону в ту же секунду. Искренние, сука, чувства. Драко никогда не планировал произносить этих слов. По его мнению, он даже забыл, как это делается, будто язык стёр эту мышечную память, которая подсказывала строение для подобных звуков, но они вылетели из рта Малфоя без единого сомнения.
