========== Часть 1 ==========

— Коренья асфоделя следует перетереть в мелкий порошок и добавить лишь после пятнадцати минут кипения на…

Глубокий вдох. Гермиона закрыла глаза, сжав край парты с такой силой, что была уверена — под ногтями аккуратной длины остались микро-частицы древесины.

— Три капли белладонны, не больше, конечно, если вы не хотите тут же уснуть вечным сном и не попасть на экзамены, хотя для некоторых из вас это был бы крайне гуманный способ избежать позора, — губы Снейпа искривились, когда он окинул тёмным взглядом головы Гарри и Рона.

Гермиона сглотнула, пытаясь дышать. Она закусила костяшку указательного пальца правой руки, надеясь, что вот-вот прозвенит звонок. Кажется, с момента, когда она смотрела на циферблат, и время показывало, что до конца Зелий оставалось десять минут, прошла целая неделя.

Небольшой вздох вырвался у неё из груди, и девушка почувствовала, как начал гореть лоб, словно два полицейских на допросе исполняли ту самую заезженную схему с наставлением лампы в лицо, о которой не знал только младенец. Только где был её хороший полицейский?

— Затем три ветви полыни. Засушенной, а не свежей, мистер Лонгботтом, которая разъест котел, как марлевую салфетку, — рявкнул Снейп, и парень позади Гермионы вздрогнул, опустив свой нос в записи ещё ниже.

Глаза начали слезиться. Только не это, Мерлин. Гермиона прекрасно знала, что последует за такими симптомами, но каждый раз пыталась всё спихнуть на какие-то другие факторы, надеясь, что в этот раз обойдётся.

Ещё один сдавленный вдох, который через ладонь едва ли можно было принять за кашель. Семь минут до конца. Пожалуйста.

— Сок одного раздавленного плода шиповника и… мисс Грейнджер, может, вы соизволите выпить настойку или так и дальше будете продолжать заражать всех в классе?

Гермиона слышала эту реплику откуда-то издалека, будто профессор говорил не у неё над головой, а над огромной трехлитровой банкой, в которую её засунули, уменьшив. Возможно, это было кармическое наказание за ту проделку со Скитер. Плевать. К чёрту это.

Гермиона вскочила с места и уже через секунду толкнула дверь класса. Судя по интонациям Снейпа, его злость вот-вот должна была превратиться в лассо и остановить нерадивую ученицу ударом по икрам, чтобы она вернулась, извинилась за своё поведение и больше никогда не смела вот так выбегать из кабинета, не спросив разрешения. Но в тот момент ей было наплевать.

Гермиона бежала по коридору, ощущая прохладу подземелий на щеках. Ей хотелось просто лечь на пол среди успокаивающего холода и сырой земли вокруг, чтобы немного унять жар. Он сковывал виски девушки и сжимал шипованную проволоку вокруг её гортани.

Ещё один толчок двери, и потом она, наверное, пожалеет свои колени, которые сбила, упав на плитку в туалете, хотя это такая глупость в подобной ситуации. Колени, руки, веки… этому всему недолго осталось ей служить в любом случае.

Гермиона втянула ртом воздух и открыла крышку унитаза, кашляя. Розовые лепестки усеяли белый ободок, и если бы не приступ боли в грудной клетке, она наверняка бы в очередной раз поразилась. Нежно-розовый цвет, серьёзно? Он в последнюю очередь ассоциировался у неё с ним. Ей казалось, что она должна откашливать что-то вроде генлисеи — это бы идеально ему подошло. Никакой нежности.

Гермиона попыталась встать и поправить высокий воротник на блузке, — одной из тех, что она заказала в последние несколько месяцев. Её гардероб очень изменился, но даже так становилось очевидно, что совсем скоро скрывать что-то будет невозможно.

Ноги не слушались девушку, и она увидела тремор, который из-за пелены в глазах казался просто расплывающейся рябящей кляксой. Чёрт. Чёрт. Чёрт. Гермиона втянула носом воздух, приказывая себе успокоиться.

Скрип измученной двери каким-то образом донесся до её ушных перепонок, несмотря на то, что абсолютно все звуки ощущались так, будто она нырнула под воду.

— …выходи, серьёзно, это не смешно. Ты там? — цокнула языком Лаванда по другую сторону двери, и от кафеля отдалось несколько слабых звуков каблуков. Сокурсница толкнула дверь, осторожно заглядывая внутрь. — Годрик, Грейнджер, только не говори, что слухи, которые разносят слизеринки, правдивы, и ты беременна… — глаза Лаванды округлились, когда она увидела Гермиону сидящей на полу перед унитазом. Слава богу, та успела стряхнуть лепестки вниз.

— Выйди, Браун! — крикнула Грейнджер сокурснице.

Ну, или попыталась крикнуть. Вряд ли её горло могло сейчас выдать хоть что-то, кроме соцветий. Не в этом состоянии.

— Снейп попросил меня… — Лаванда запнулась, отскочив от двери, которую Гермиона попыталась закрыть стихийным всплеском магии. — Слушай, если это так, то в этом нет ничего страшного… — пролепетала девушка по ту сторону двери.

Даже в таком состоянии Грейнджер слышала, как той нестерпимо хотелось поделиться этим с подругами. Гермионе хотелось рассмеяться. Это было так иронично, ведь беременность предполагает новую жизнь, верно? Но с ней происходило всё с точностью до наоборот.

— Я не беременна, Лаванда. Просто уйди, — простонала Гермиона.

Потом она почувствовала, как занемели её пальцы, и уже ужас сковал горло девушки, на секунду даже переборов колющую боль. Интересно, у этого вида роз есть шипы? Что-то ей подсказывало, что она скоро узнает.

Такого не происходило раньше, поэтому, несмотря на всё, гриффиндорку захлестнула паника. Она была готова к смерти. Вот уже несколько месяцев. С тех самых пор, когда поняла, что с ней происходит. В библиотеке Хогвартса по этой теме едва ли нашлось два достойных экземпляра, так что она заказала несколько книг в магазине Косого Переулка, хотя и там информация не то чтобы была исключительной. В Англии об этой болезни знали мало. Сравнительным спасением стали записи, переведённые с немецкого, о больном, который погиб в 1987 году, да и то было совершенно непонятно, как должна подтверждаться их подлинность.

Когда узнаёшь о таком, проходишь все стадии. Всё, как и написано в умных книгах. Гермионе тогда хотелось иронично улыбнуться самой себе. Всем хочется быть уникальными, но по итогу абсолютно все реакции можно классифицировать, распознать и затолкать в разные ящики под ярлыками, которые будут совершенно верными.

Сначала тебе кажется, что это насмешка, какая-то глупая шутка твоего организма, который сходит с ума от послевоенной травмы и надвигающихся заключительных экзаменов седьмого курса.

Затем приходит гнев и непонимание. Гермионе всегда казалось, что какие бы грехи она ни сотворила в своей недолгой жизни, во время войны они должны были окупиться с лихвой. Почему всегда она? Это несправедливо.

Затем ты ищешь пути, которые могли бы помочь. Перевестись в другую школу? Уехать на другой конец земли? Отречься от магии? Ничего не сработало бы, и ещё даже до прочтения Гермиона знала об этом, будто бы чувствовала.

И вот, наконец, приходит принятие, когда ты едешь едва ли не впервые на Рождество к родителям, которые постепенно начинают тебя вспоминать, а затем жалеешь, что смогла восстановить им память. Потому что потерять дочь дважды — это слишком жестоко даже для тех, кто знал, на что идёт, отправляя своего ребёнка в Хогвартс. Навсегда отрезая от обычного мира.

Топот ног слышался как будто из прошлой жизни. Гермионе хотелось, чтобы этот звук выдернул её из собственных мыслей и лихорадки. Ей хотелось, чтобы всё это закончилось, но что-то в ней, подобно раковой опухоли, когда твой организм начинает воевать против тебя, не желая вести переговоры, держало её в клетке и не давало ни единого шанса вздохнуть.

Она закричала, когда режущая боль прошлась прямо по внутренней стороне предплечья. Гермиона могла поклясться, что увидела там зелень лепестков и совсем миниатюрные нераскрывшиеся бутоны.

***

Грейнджер кричала, как сумасшедшая. Её разум боролся с действием зелья, пока Помфри применяла к ней заклинания, связав магическими путами. Она слышала резвые разговоры на повышенных тонах, в которых участвовала декан её факультета. Вряд ли они ругались, скорее всего, просто пытались перекричать вопли гриффиндорки.