Внезапно он замер, перестав вырываться, потому что увидел, как замерли все врачи, из палочек которых вырывались всё новые и новые линии, показывающие магическое воздействие, и те растаяли в воздухе, перестав получать импульсы. Женщина со стянутыми в пучок блестящими чёрными волосами немного сместилась, и Драко увидел, как Гермиону окутывают… змеи? Еще полшага иностранной целительницы, и стало ясно, что это зелёные стебли движутся вокруг тела гриффиндорки, постепенно… растворяясь.

Хватка на его плечах ослабла, и он понял, что это был Снейп. Малфой скинул с себя чужие руки и двинулся к её койке.

— Грейнджер, — проговорил он таким сиплым голосом, будто рыдал многие часы подряд.

Это были изменения, коих он никогда не видел. По скорости они напоминали Оборотное зелье, действие которого по времени подходит к концу. Щеки Гермионы полнели, возвращая себе румянец, кисти перестали быть похожими на скелет, обтянутый кожей, каждый цветок, который, казалось, въелся в её мышцы навсегда, исчезал, отдавая сосудам кровь.

Драко коснулся лица Гермионы. Все стояли, совершенно ошарашенные. Ему хотелось закрыть её от всех и ещё раз использовать подобный трюк с выбрасыванием людей за двери, но, видно, он использовал все свои силы для разрушения чар на комнате. Или на то, чтобы произнести те три слова.

— Я люблю тебя, — повторил Драко еле слышно, взяв её ладонь в руку и надеясь, что это произойдёт быстрее.

Когда последний цветок растворился на ключице девушки, она открыла глаза, глубоко вдохнув. Гермиона ошибалась насчёт него. Он и эгоизм всегда шли рука об руку. И те слова… они просто не могли быть недостаточно искренними. Драко мог сколько угодно уговаривать себя в ценности человеческой жизни или пытаться перечислить себе её положительные стороны, как месяц назад пыталась сделать Макгонагалл, уговаривая его присмотреться к девушке. Даже вспоминать об этом было смешно. Но это всё не работало. Его никогда не заботили жизни других людей. По сути, ничьи, кроме своей. И то, что он сказал ей… не было шансов, чтобы признание оказалось лживым. Драко сделал это не потому, что он хотел сохранить ей жизнь. А потому, что он хотел оставить её себе.

***

Гермиона поморщилась от резкого света. Ей захотелось перевернуться на другой бок и уснуть. Спина затекла от долгого лежания в одной позе, и этот фонарик практически выжег её сетчатку своим раздражающим свечением, несмотря на то, что она ещё даже не открыла глаза.

— Давай, просыпайся, — услышала Гермиона успокаивающий голос Помфри, и спустя ещё три секунды мигающего белого света ей пришлось подчиниться.

Девушка недовольно простонала, открыв на миг веки и прикрыв рукой лицо.

— Отлично, она реагирует на свет, и все показатели в норме, — сказала целительница кому-то сбоку.

Гермиона заморгала и увидела возле себя Помфри вместе с тремя другими врачами в соответствующих мантиях и уже знакомую женщину-переводчика, которая в данный момент нашёптывала что-то упитанному мужчине с формуляром в руке и со слишком смуглой кожей, чтобы быть урождённым англичанином.

Её взор зацепился за то самое кресло, но она не могла видеть, сидел ли на нём кто-то, потому что народу у кровати оказалось слишком много. Все перешёптывались и вносили какие-то записи, практически не обращая на неё внимания.

— Воды, дорогая? — спросила Помфри со стаканом в руке.

— Да, пожалуйста, — прохрипела Гермиона и попыталась понять, что помнит последним.

Это было похоже на воспоминания из фильмов об огромных пьянках, когда главный герой сидит в близком кадре, а перед зрителем проносятся пятисекундные отрывки прошлой ночи. Она помнила дикую боль. Просто адскую. Кровь. Она была повсюду. Лепестки, бутоны, целые соцветия врезались в её кожу. Ей приходилось выплёвывать их, и уже казалось, что даже не хватит принять ванную из антисептических отваров, чтобы помочь всем ранам на теле.

Гермиона глянула на свою кожу и в благоговении провела по ней рукой. Абсолютно гладкая.

Три целителя кивнули ей головой и вышли ещё до того момента, пока она сообразила им ответить. Её глаза тут же сместились левее, чтобы посмотреть на кресло.

Драко сидел в напряжённой позе, уперев локти в колени. Он пристально смотрел на неё, и она не помнила ничего с его участием за последнее время. Только сны, которые, казалось, и не дали ей умереть. Но Гермиона знала, что должно было произойти.

— Сейчас доктор Кимура даст последние наставления, и затем я велю подать тебе завтрак, ладно? Придётся потерпеть, — пролепетала Помфри. — Им уже пора отбывать, так что нужно сделать это быстрее.

— Ладно, — ответила Гермиона, всё ещё находясь где-то на границе сна.

Помфри унесла стакан воды, и гриффиндорка увидела в проёме, как та подошла к Мариэлле, которая сунула ей в руку какой-то клочок пергамента с печатью.

Женщина-целитель стала что-то быстро лепетать на японском, и Гермиона пыталась вежливо вслушиваться в речь. Её мозг будто выдал облегчённый вздох, когда заговорила переводчица.

— Доктор Кимура хотела вам напомнить, что ещё неделю следует принимать настойку на всякий случай, — девушка показала ладонью в сторону тумбы, где стояли флаконы с уже знакомым ей лекарством. — Ваша болезнь отступила, но, как известно, цветы её находятся возле вашего сердца, вот здесь, — Кимура подошла и двумя пальцами нажала на область немного ниже груди, — но они не должны причинять неудобств, если между вами и объектом, который стал причиной, будет достаточно близости, и вы не будете расставаться на долгое время. Точных цифр назвать сложно, но в крайнем случае это может быть похоже на затяжную простуду. Эти симптомы должны легко сниматься присутствием второго человека.

Грейнджер послушно кивала, мотая на ус информацию и надеясь, что она обретёт смысл, как только девушка полностью вынырнет из сна.

— Тогда на этом всё. Доктор Кимура желает вам долгих лет жизни.

— Поблагодарите её за меня, — попросила Гермиона с улыбкой.

Целитель улыбнулась в ответ, поняв всё без перевода, и уже через секунду схватила свою сумку со странным орнаментом и грациозно вышла из комнаты.

В коридоре ещё слышался шум, так как дверь оставалась открытой, но в миг она мягко захлопнулась, будто по велению чьей-то магии. Гермиона медленно перевела взгляд на Драко, который так и сидел в одной позе, не сводя с неё глаз.

— Как твой отбор? — несмело спросила она первое, что пришло ей в голову.

На секунду брови Драко подскочили вверх, а потом он засмеялся, устало качая головой.

— Они ввели тебя в трёхдневную кому, чтобы восстановить организм и убедиться в том, что не осталось ни одного внутреннего повреждения, которое было бы чревато рецидивом, а ты спрашиваешь про квиддич?

Гермиона молчала, переваривая информацию и всё ещё пытаясь натолкнуться на обрывки собственных воспоминаний. Драко, видимо, принял это за настырное ожидание ответа.

— Я прошёл, можешь поздравлять, но не слишком бурно, потому что это было ожидаемо.

Теперь наступила её очередь качать головой и улыбаться. Типичный Драко. Но потом всё же его предыдущие слова пробудили в ней тревогу, и девушка нахмурилась.

— Погоди, три дня? Я была в коме три дня? — это оказалось даже забавно, что её больше испугал срок, чем слово «кома». — Мерлин, Гарри с Роном наверняка… — Гермиона попыталась найти край одеяла, чтобы… что? Выбежать в коридор в их поисках?

— Грейнджер, им сказали, что ты в порядке, уймись, — закатил глаза Драко. — Хотя эта информация не сильно успокоила рыжего, учитывая, что ему не позволили убедиться лично…

— Их не пускают ко мне? — перебила его девушка.

— Никого не пускают, — подчёркнуто ответил Малфой, а потом добавил, увидев её взгляд. — Да, кроме меня. И это добавило красок в день, когда об этом узнали твои двое, — самодовольно усмехнулся Драко, откинувшись в кресле, и его настроение за долю мгновения подскочило вверх.

— Мне нужно сказать Помфри, чтоб она…

Гермиона наконец оттолкнула ногами одеяло и поблагодарила целителей, что те не оставили её в той накидке, которую дали ей на время операции, и сменили на типичную больничную рубаху, ткань которой тоже, впрочем, не отличалась особой плотностью, но это было явно лучше, чем предыдущий вариант.