Её руки не слушались доводов рассудка, который снобистским тоном велел держаться, поэтому она сжала его предплечье, прислонившись лбом к груди. Малфой просунул вторую руку между ними и, приподняв пальцами подбородок девушки, спросил:
— Легче? — он звучал почти нежно, почти действительно участливо.
— Болит гораздо меньше, — попыталась улыбнуться Гермиона, но голос сорвался из-за долгой борьбы с неприятными ощущениями, что сделало её улыбку скорее натянутой, чем транслирующей облегчение.
— Сейчас будет ещё меньше, — уверенно сказал Драко и потянулся, приподнимая голову Грейнджер чуточку выше.
Его язык мокрым касанием прошелся по её губам, которые нуждались во влаге, делая поцелуй глубже. В прошлый раз Гермиона ещё могла хоть сколько-то противиться. Ей вспомнилось, что она умудрилась даже отскочить и оттолкнуть его. Сейчас это воспоминание вызвало лишь усмешку. Теперь Гермиона была так слаба, что отстранись он, она бы стала умолять. Серьёзно стала бы.
Драко приподнялся выше, не размыкая их губ, и засунул руку под одеяло, находя её талию. Несмотря на то, что он видел, Малфой совершенно не боялся сделать ей больно, проходясь пальцами по коже. Каждое из его касаний было сильнейшим антибиотиком в борьбе с инфекцией, и парень знал это, так что бродил по её изгибам смело, заставляя прижиматься ближе. И только когда она попыталась притянуть слизеринца за плечи к себе так, что у них не осталось бы воздуха вообще, Драко перекатился, прижимая девушку спиной к кровати.
Малфой выпрямился, и Гермионе захотелось попросить его не отстраняться, но он положил ладони на её предплечья, а затем скользнул дальше, не прерывая тактильного контакта. Парень дотянулся до воротника рубашки и легко справился с несколькими пуговицами ниже. Крохи её сознания взяли в руки краски и нарисовали в глазах Гермионы вопрос, и Малфой, видимо, был ещё тем чтецом душевных художеств, если распознал эти эмоции в свете лампы.
— Могу поспорить, тебе не слишком приятно лежать в промокшей одежде, — сказал слизеринец полушёпотом, но она всё ещё лежала, смотря на его действия так, будто до сих пор не верила, реален ли он. — Давай, Грейнджер, я не могу коснуться цветов, если не вижу их, — подтолкнул девушку Драко. — Тебе станет лучше.
Затем Малфой поцеловал её выпирающую коленку и выглядел при этом так невинно, что она поверила. По правде говоря, за ней давно водился этот грешок — верить ему, несмотря на то, что он ни в чём не старался убедить. Но она всё время, лет с тринадцати, верила, что Малфой на самом деле хороший. Лучше, чем говорили о нём мальчики. Лучше, чем он выглядел в глазах остальных. Она просто верила, что её сердце не могло ошибиться.
Он медленно стянул с неё рубашку, скомкав вещь на талии, и холодный воздух, шпионом проникший между каменных зазоров замка, покрыл голую кожу девушки мурашками. Малфой окинул взглядом грудь Гермионы, закусив нижнюю губу. Она чувствовала, как кончик его пальца очерчивает её ключицу, и закрыла глаза, чтобы сконцентрироваться на этом прикосновении. Гермиона переставала чувствовать цветы с каждым моментом всё больше. Как только Драко касался ранок, их будто обдавало лидокаином.
— Открой глаза, — попросил он.
Это действительно была просьба. Он сидел на коленях у её ног и, наклонившись, проводил рукой ниже, очерчивая грудь, рёбра, задевая лепестки прямо между ними.
Малфой пристально посмотрел на цветочный узор у неё на предплечье, изучая его, и ей стало неловко. Гораздо более неловко, чем от наготы. Ей казалось, что это сродни уродливых шрамов или ещё каких-то несовершенств, хотя назвать цветы в коже «несовершенством» было просто кощунственным преуменьшением. Гермиона инстинктивно дёрнулась, пытаясь убрать руку, хотя попытка была смешной — она не смогла бы отказаться от его касаний сейчас даже под пытками.
Драко сжал её запястье крепче и вновь посмотрел в глаза, кажется, точно разгадав переплетение мыслей девушки. Малфой опустил ладони по разные стороны подушки и наклонился, оставляя лёгкий, едва ощутимый поцелуй у неё на шее. Он не чувствовался так горячо, как его губы, именно из-за лепестков, торчащих совсем рядом с веной. Парень опускался ниже, оставляя такие невинные поцелуи на каждой ране, до которой дотягивался. Гермиона закусила внутреннюю поверхность щеки, мысленно умоляя, чтобы он не останавливался, потому что теперь чувство жизни было для неё деликатесом, и его умел создавать только Малфой.
— Как ощущения? — заговорщически произнёс Драко прямо у её уха, повторив траекторию обратного движения, а потом перенёс вес на одну руку, чтобы заглянуть ей в лицо.
— Хорошо, — выдохнула Гермиона, опуская пальцы ему на затылок. Она приподнялась, потянувшись за поцелуем, и он усмехнулся шире.
— Будет лучше, — пообещал Драко и смиловался над ней.
Именно смиловался, потому что Гермионе казалось, что если он не поцелует её прямо сейчас, то все цветы распустятся за секунду, наказав за то, что не смогла удержать его рядом. Иногда ей на полном серьёзе чудилось, что все эти стебли могли прорубить себе путь прямо через кожу и броситься за ним.
Его губы меняли накал и целовали то жадно, терпко, будто он скучал по этому не меньше, чем она, то становились нежными, целующими куда-то в уголки, заставляющими расплываться тающим снегом под тёплым языком. Гермиона выгнулась и прижалась к нему ближе. Драко раздвинул её ноги, протолкнув между ними колено, и опустился.
Гермиона глубоко дышала, смотря на него и проводя руками по его щекам. Ей становилось лучше с каждой секундой, пока он заставлял её чувствовать вот так.
— Хочешь ближе? — голос Драко был тихим, низким, притягательным, и, забавно, но именно это убедило Гермиону в том, что она не спит, потому что мозг точно не смог бы воссоздать подобное.
Наверное, это получился нечестный вопрос. Вполне возможно, что Малфой просто пользовался ситуацией, как и говорил ранее. Экспериментировал. Но Гермиона не могла сказать «нет». Легко было бы скинуть всё на физиологию, но было и другое. Все эти годы «другое», когда она думала о нём в этом смысле. Такие фантазии не являлись чем-то осмысленным, потому что даже внутри своей головы Гермиона всегда клеймила их длинным и почему-то не теряющим с годами своей горечи словом «невозможно». У неё не было выбора. Его никогда не было, начиная с третьего курса.
— Да, — ответила Гермиона.
Она провела руками по его телу и почувствовала, как парень опустил ладонь, держа себя над ней только одной рукой, и стянул хлопковую ткань штанов. Пока Малфой справлялся с одеждой, он не отрывался от её губ, оставляя на них рваные поцелуи, а затем жестом показал ей приподняться, чтобы снять с неё бельё.
— Грейнджер, ты точно не?.. — вдруг остановился Драко, поднимая своё тело над кроватью выше и позволяя холоду проникнуть между ними.
— Нет, — быстро ответила девушка, потянув его обратно.
Это была чистая необходимость, она потом утешит себя тем, что никак не могла устоять. Так, если бы ей насильно кто-то вколол наркотик в кровь и приказал противиться кайфу. Совершенно невозможно.
Если это и был эксперимент, то его итог оказался абсолютно… умопомрачительным. Малфой сделал это плавно, но Гермионе всё равно показалось, что в её организм будто открыли миллион кранов, вливая силы, наполняя изнутри. Драко наблюдал за её лицом, явно отслеживая метаморфозы, и, увидев, как она откинула голову, выдохнув, стал двигаться быстрее.
Гермиона почти не осознавала самого процесса, охваченная чувствами, которые вызывала болезнь, убирая от её горла стальные путы. Ей всегда хотелось думать о себе, как о человеке с безгранично ярким воображением, но теперь следовало признать, что Драко был лучше любой картинки в голове.
В какой-то момент он выпрямился и ловким движением перевернул её на живот, сжав ягодицу рукой. Она задержала дыхание от неожиданности, но тут же расслабилась, ощутив знакомые прохладные мурашки вдоль ран на спине, когда он касался их ладонями: у правой лопатки, возле поясницы и прямо под границей волос, которые теперь были запутанными и мокрыми от пота. Малфой приподнял её, делая позу удобной для себя, и девушке пришлось сжать подушку руками, чтобы опереться.
