— Хорошо, — протянул Малфой и, подняв руку, прошёлся пальцами по ключице девушки, задевая края лепестков. — И эффект меняется в зависимости от расстояния?
— Да, — сглотнула Гермиона.
Она почувствовала, будто кто-то влил ей в кровь минералку, а каждая газированная частица была обезболивающим. Пузырьки лопались под кожей, создавая приятный тремор.
— Что ты чувствуешь? — Драко понизил голос.
Гермиона закрыла глаза, пытаясь как-то выдавить из себя просьбу не делать этого. Не затуманивать мозг такими вещами. Но после болезненной ночи это было не так просто.
— Похоже на… — она открыла глаза, решая, что это поможет, — на приятные покалывания вдоль позвоночника. И эта штука, — Гермиона прочистила горло, пытаясь понять, как неприятные ощущения в гортани, которые она чувствовала весь день, просто исчезли, — не позволяет цветам расти, делая больно. Нормализует дыхание.
— Интересно, — его пальцы очертили мочку уха, и она правой рукой сжала край подушки. — И меняется ли эффект от, скажем… — Малфой нарочито долго тянул «м», подбирая слова, — интимности?
Гермиона видела, как блестят его глаза, и была уверена, что, несмотря на мимику, которая едва ли что-то выдавала, он играл в игру. Словно ребёнок, получивший странную, доселе невиданную куклу на Рождество.
— Малфой, перестань, — Гермиона попыталась его остановить.
— Но ты же не хочешь, чтоб я переставал, — хмыкнул парень, совершенно не веря. — Ты могла бы апеллировать физиологией, если бы не тот неудобный момент, что эта физиология вызвана влюблённостью.
Гермиона понимала, что он говорил чистые факты и, наверное, ей не следовало бы злиться, но знание того, что Малфой получает удовольствие от её беспомощности, поджигал шнурок Бикфорда в сознании девушки. Смотря в его глаза, Гермионе было интересно, становился ли он добрее хоть с кем-то? Сколько раз она представляла, как Малфой снимает маску, бросает на пол броню и становится тёплым, чутким, мягким. Пусть не с ней, но ей хотелось думать, что он на это способен. Она не желала умирать с мыслью, что полжизни была влюблена в солдата, вылитого из олова.
— Так тебе лучше? — спросил Драко, и разум Гермионы дорисовал в голосе нотки заботы.
Она непроизвольно склонилась к нему, когда он чиркнул пальцем по её подбородку. Девушке нужно было не поддаваться на глупые уловки тела, но когда Малфой медленно наклонялся, не переставая смотреть ей в глаза, Гермиона позволила этому произойти. На секунду, наверное, буквально на мгновение перед тем, как его губы опустились на её, она увидела во взгляде слизеринца проблеск серьёзности. Словно он действительно взвешивал. Потом создалось ощущение, что в её легкие кто-то вдохнул баллон с кислородом, и она полностью растворилась в этом ощущении.
Он легко проник языком к ней в рот, абсолютно не сомневаясь. Этот поцелуй длился меньше секунды, но уже совершенно отличался от того, к чему Гермиона привыкла. Возможно, потому что Малфой знал, что она не оттолкнёт его. Гермиона просто не в состоянии оттолкнуть.
Она наклонила голову, прижимаясь к нему сильнее, и, когда рука Малфоя потянулась к её талии, всё остальное перестало иметь значение. Это было похоже на то, как люди отходят от пыток. После Круциатуса первые секунды кажутся раем, потому что та невыносимая боль наконец-то ушла.
Гермиона понимала, что ей вот-вот снесёт крышу от нахлынувшего облегчения, но впервые почувствовала себя наркоманом, дорвавшимся до самого изысканного сорта мета. Такого же хрустально-прозрачного. Который крошишь, подогреваешь и вдалбливаешь прямо в сознание, отключаясь от внешнего мира.
Гермиона простонала ему в губы и одним движением перекинула ногу через Драко и села к нему на колени, притягивая к себе за шею. Тревога вдали сознания подавала сигналы, блестела красным, но искры перекрывали все цвета, давали маячить лишь слабому чувству ужаса. Малфой ловко опустил руки, приподнял Грейнджер за задницу и подвинул к себе, не переставая целовать.
Раньше Гермиона много думала о поцелуях с Драко. Какие они? Его поцелуи представлялись ей холодными, почти бесчувственными, так, если бы парень просто брал, ничего не отдавая взамен. Так, если бы он насмехался, даже целуя. Они представлялись ей такими, будто прикасаешься языком ко льду, а в реальности оказалось, словно облизываешь оголённые провода.
Ещё мгновение, и Драко сжал руки на её талии. Он лёг на спину, увлекая Гермиону за собой. Прохладное прикосновение его руки к спине девушки заставило её легко вздрогнуть. Одно ловкое движение пальцев, и Гермиона почувствовала, как расстегнулся лиф под футболкой. Он опустил ладонь ниже, сжимая её бедро и то место, которое пульсировало ещё несколько часов назад, вызывая у Помфри взгляды сожаления — те, которые она обычно бросала на участок кожи, перед тем как окровавленные цветы пробирались через кожный покров. Оно перестало приносить какие-либо неприятные ощущения. Будто ей всё приснилось. Будто ничего и не было. Будто это действительно просто кошмар, который прозвали красивым цветочным названием.
Её дыхание сбилось, когда он резким движением перевернул их, выбив воздух у неё из груди. Гермионе пришлось вдохнуть через нос, когда в следующую секунду он вновь её поцеловал. Малфой притронулся ко внутренней поверхности бедра гриффиндорки, располагаясь удобнее. Одна его рука по-прежнему лежала у неё на щеке, немного сдавливая, и каждое подобное касание будто нашёптывало её телу, что всё будет хорошо, и поэтому она практически не трогала Драко, только прижимала к себе за шею. Потому что казалось, что одно неправильное движение, и иллюзия рухнет.
Вдруг он надавил на её щеку большим пальцем сильнее и толкнулся, потершись об неё. Его возбуждение было таким очевидным, что на секунду её здравомыслию удалось прорваться поверх этого… что это было? Естественная похоть? Настоящее желание прикоснуться? Или глупая уловка тела, которое изо всех сил не хотело умирать? Она замерла, и Малфой, почувствовав это, прервал поцелуй с характерным мокрым звуком, немного отклоняясь.
— И на сколько я должен быть ближе? — повторил он свою фразу, слегка усмехнувшись, и ещё раз дёрнул бедрами ей на встречу, будто яснее давая понять, о чём он говорит.
Это подействовало как ушат воды. Господи. Гермиона оттолкнула его и отползла назад, пока не коснулась спиной изголовья кровати. Она подтянула колени к груди, чувствуя, как кровь стучит в ушах, по слогам объясняя ей, что произошло.
Между ними появилось хоть какое-то расстояние, что дало девушке возможность ясно мыслить. Бельё под футболкой всё ещё было расстёгнуто, и Гермиона понимала, что застегнуть его будет непросто, пока он здесь.
Малфой отклонился, рассмеявшись, но голос парня по-прежнему оставался низким, а губы заметно увеличились. Он не то что бы был джентльменом в вопросе поцелуев.
— Серьёзно, Грейнджер? — всё ещё смеялся парень. — Я ожидал как минимум пощечину.
— Какого чёрта, Малфой? — в её голове этот вопрос звучал с вызовом, а на деле вышло истерично, да и сама она не выглядела как здоровый пример девушки после поцелуя: в ужасе забившаяся на другой конец кровати и обхватившая руками ноги, словно желала защититься. Или не броситься к нему снова.
— Не говори, что тебе не понравилось, — сказал Малфой, поднимаясь и поправляя свою футболку у шеи, которую она успела смять руками. — У тебя даже румянец появился на щеках, а это большой шаг вперёд от цвета кожи как у мертвеца на второй день вскрытия.
Гермиона сжала губы, наблюдая за его движениями. Это было странно.
— Ты же ненавидишь меня, зачем ты…
— О, Грейнджер, ну, я не мешаю рациональность с удовольствием, — вальяжно сказал Драко, показательно осматривая её тело. — Ты вполне могла бы стать интересна в плане второго. Слава Салазару, твоё тело не взяло черты твоего характера.
Гермиона чувствовала нахлынувшую лавину из противоречий, которая ощущалась как тяжесть на плечах, и ей едва удавалось её выносить. С одной стороны, она никогда не думала, что ощутит это. Ещё тогда, на третьем курсе, садясь на Хогвартс-экспресс до Лондона, девушка понимала, что ей нужно избавиться от этого странного желания, потому что ему не суждено сбыться, а Драко год за годом подтверждал этот факт. Но минуту назад парень держал её так, будто ещё несколько мгновений, и он бы действительно пошёл дальше. Какая-то часть, бесспорно та, что похоронена под ядовитыми шипами ханахаки, была в искристом и совершенно идиотском восторге от этого.
