Река, лес, телята, жеребята и другая животная детвора окружали маленьких барчуков и барышень. В овраге, отделяющем усадьбу от села Воскресенского, жили барсуки; со сладким ужасом рассказывали, что в лесу водятся волки. Словом, Воскресенское было целым неизведанным, манящим миром.

Неописуемой красоты природа окружала владельцев и в родовом имении главы семьи Кобылинка Мценского уезда Тульской губернии. Привольные степи и знаменитые Тульские засеки – полосы лиственного леса, пересекающие территорию губернии с запада на восток, словно переносили детвору в иной, загадочный мир. «Заросли ягодных кустов – малины, черной смородины, белобокая клубника с мускусными красно-белыми плодами, начиная от Зеленых Ворот, были щедро разбросаны по двум главным оврагам леса, протянувшимся от Серебряного поселка и до поймы чистой светлой реки Плавицы: один – в сторону Кобылинки, другой – к деревне Захлебовке с ответвлением на Кобылинский Хутор и далее – на Ольхи. Детям насыпали ягоды в большие миски и заливали парным молоком, и они дружно работали деревянными расписными ложками. Лесной дух, сосновый либо ольховый, с той полянки, где были собраны ягоды, витал в горнице».

В господском доме было принято хлебосольно принимать гостей, особенно ровню себе, и обязательно подать милостыню нищему: это считалось непреложным и святым делом.

Зимой – снова в Москву, к развлечениям культурным и интеллектуальным. Дом Сухово-Кобылиных, по отзыву Белинского, славился в Москве своей образованностью. Родители были завзятыми театралами, позднее Александр Васильевич вспоминал «посещения оперы в Москве» в детские годы.

В.Г. Белинский. Художник К.А. Горбунов

Передовые Сухово-Кобылины покупали все новые русские книги, выписывали прогрессивные журналы, за которыми критик Белинский признавал большую роль «в распространении серьезных теоретических знаний и новейших научных идей, в обогащении русского языка научной терминологией». Журналы познакомили семейство с современными философскими взглядами Шеллинга.

Мыслящие русские интеллигенты сравнивали немецкого мыслителя с Колумбом, заявляя, что он открыл человеку неизвестную часть его мира – душу. Философия Шеллинга являлась целой энциклопедией, которая шириной охвата, оригинальностью мысли могла пленить всякий, не столько логический, сколько восторженный ум; она была торжественной симфонией, облагораживающей, успокаивающей и поднимающей человека. Немецкий философ отверг противопоставление природы и духа и стал рассматривать природу как бессознательный дух, а дух – как осознавшую себя природу. Признание существования целого мира за пределами сознания означало философскую революцию, совершенную Шеллингом. Мария Ивановна, вспоминая свои ощущения от бешеной скачки на горячем скакуне по своим полям и долам, терпкий запах скошенной травы, прохладный сумрак леса и восторг души, охватывавший ее при единении с природой, вполне понимала немецкого философа и горячо разделяла его воззрения.

Александр, для которого мнение матушки являлось высшим авторитетом, находился под ее духовным влиянием и тоже пристрастился к Шеллингу. Тот высоко ставил поэзию, придавая ей метафизическое значение. Момент художественного творчества, момент вдохновения Шеллинг признавал минутой, когда человек может заглянуть в «святая святых» жизни и поэтически выразить свои чувства. Так возникли романтичные стихи будущего драматурга: «Послание к маркизе Зорь», «Аттестат», «Ктеона», «Ночь на Этне». Позднее, подводя итог сделанному, Сухово-Кобылин числил эти стихи в ряду своих достижений.

В 1830-х годах дом Кобылиных был одним из культурных центров Москвы, весьма популярным во второй столице. Здесь господствовали интересы литературы и просвещения, обсуждались новейшие течения в философии, проблемы крови и генеалогии, делались попытки осознать место своей семьи и свое в истории страны. Частыми посетителями в гостиной Марии Ивановны бывали просвещенные представители высшего света, желанными гостями считались университетские профессора – обыкновенно бывал историк и писатель Михаил Петрович Погодин, профессор словесности Степан Петрович Шевырев, видные литераторы и философы, прославленные театральные режиссеры и исполнители, талантливая молодежь. Как яркие экзотические цветы украшали общество красивые модные женщины. Мария Ивановна была обаятельна, тонко чувствовала прекрасное, разбиралась в искусствах и науках. В доме Сухово-Кобылиных каждый из приглашенных мог раскрыть свои способности в полной мере. Литературно-ученый салон Сухово-Кобылиных «в Приходе Харитония в Огородниках» – один из самых именитых в Первопрестольной – заметно выделялся в Москве на культурном ландшафте 1830-х годов.

М.П. Погодин. Художник В.Г. Перов

Московское общество было в то время многочисленнее и разнообразнее петербургского. Тогдашняя Москва была преимущественно дворянским городом. Тут жили зажиточные, независимые семьи, которые не искали служебной карьеры и не примыкали ко двору. Это налагало своеобразную печать на всю московскую жизнь. В ней не было того, что составляло язву петербургского большого света, стремления всех и каждого ко двору, близость к которому определяло положение человека в свете.

В это время Александр особенно сблизился с Николаем Огаревым. Тот, росший без матери, стал у Сухово-Кобылиных не только частым гостем, но родным человеком, а для Александра – другом, которым он (при своем-то независимом, мягко выражаясь, характере) восхищался с той силой преданности, с какой восхищаются только старшими, братом ли или товарищем, и которого никогда не забывал, вспоминая по многим поводам.

К выбору учителей для сыновей и дочерей родители Сухово-Кобылины отнеслись ответственно. Превосходное домашнее образование преподавалось детям высокообразованными выходцами из духовного сословия. Знание русского языка, владение всеми его оттенками было привито ученикам Семеном Егоровичем Раичем (Амфитеатровым) (1792–1855). Лирический поэт, знаток и переводчик античной и итальянской поэзии, ранее он обучал Ф. Тютчева, затем М. Лермонтова. Воспитанная им любовь к слову предопределила литературное будущее двух старших детей – Елизаветы и Александра.

Федор Лукич Морошкин (1804–1857) – профессор гражданского права в Московском университете, тоже попович, самостоятельно взошел на высоты образованности, куда неуклонно увлекал и своих воспитанников. Особые отношения связывали его со старшим сыном Кобылиных, в котором он разглядел сильный характер и богатые дарования. Сохранились его наставления питомцу: «До вступления в университет, Александр, ты должен знать: географию и статистику, историю и словесность, чистую математику и механику, физику, естественную историю и ботанику, философию, богословие и церковную историю, языки: латинский, французский, немецкий».

Гротесковый человек, более двух метров росту и «косой сажени в плечах, он бы мог поднять легко несколько пудов. Сила его огромная, и он знал ей цену. Бывало, разозлится и спустит с лестницы кого-нибудь или разобьет одним ударом кулака любую крепкую мебель», – впоследствии делилась впечатлениями о Морошкине Елизавета Сухово-Кобылина. Его житейская «припадочность», «странность», точно сохраненная и переданная в мемуарах Елизаветы, через непосредственное общение и прозорливые страстные сочинения заразила ученика и впоследствии пустила корни в его эпистолярии, публицистике, известной узкому кругу лиц, но самое главное – причудливо проросла в его драматических сочинениях.

С большой теплотой и признательностью о Морошкине вспоминали его бывшие воспитанники: С. Соловьев, К. Бестужев-Рюмин. Б. Чичерин, К. Аксаков.