– А энергия? – заинтересовался Ландо. – Электричество?
– Чуть не забыл, что в твоей эпохе не знают ничего, кроме электричества. Ради него вы сейчас сжигаете недра. Потом вы, как безумные, приметесь расщеплять ядро атома. Космические энергии вам не скоро станут доступны.
– Сколько приборов я могу взять? – спросил Ландо.
– Сколько потребуется. У тебя будет главный синхронизатор и еще один запасной. Остальные раздашь членам отряда. Чтобы патруль случайно не взял власть или не переметнулся к дьяволу, их действие будет под твоим контролем. Хотя важнейшие функции сохраняются.
Максим нашел продолговатую кнопку, нажал ее и вздрогнул: крышка кулона откинулась, засветился дисплей.
Ландо прочел:
«Место корректировки – Россия.
Период по местному летоисчислению – конец ХХ века.
Политическое устройство – посткоммунистический феодализм с элементами криминального капитализма.
Экономика – кризис, минимальная интеграция в мировое сообщество.
Способ корректировки – государственный переворот.
Цель корректировки – замена власти на более эффективную.
Доля вмешательства в соотношение причинно-следственных связей – 10 процентов.
Ожидаемый результат – превращение страны в базовое демпферное государство перед главной битвой третьего тысячелетия – войной Востока и Запада.
Временной портал и санкция на нелинейный доступ – Москва, Шестой Индустриальный тупик, дом шесть, котельная».
Где-то в другом времени, почти через девяносто лет, на месте Российской Империи существовало государство, которое переняло от царского режима самые отвратительные черты: неуважение к личности человека, его правам, свободам. Оно вооружилось таким мощным оружием, какого еще не знала история, и угрожает миру. Цивилизованный мир запер страну тотальными санкциями.
И теперь именно ему, Максиму, предстоит изменить причинно-следственные связи, найти нового президента. Да еще оградить старый временной порт от происков тьмы.
И ничего лучше не придумали мудрецы, апостолы Ормазда, чем разместить портал в старой котельной.
Но о какой котельной толкуют в Аркаиме, если дома монархия? Все кажется монолитным, сработанным на века! И Николай со своей безумной свитой, и полицейский режим с жандармами да послушной армией. И сословная машина, лишь для виду отменившая крепостное право. И репрессии оседлости.
А кто реально хочет перемен?
Максим перебирал известные ему партии. Кадеты? Одна болтовня. Меньшевики с большевиками? Зануды и фантазеры. Ну, написал Маркс бестселлер по экономике, а они в него вцепились, как в библию.
Правые? Там одни антисемиты во главе с сумасшедшим Пуришкевичем. Самое поразительное, что и анархисты, к идеям которых он испытывал симпатию, вряд ли были бы способны на корректировку.
Может, эсеры?
На эсерах Максим остановился интуитивно: этих людей он чаще всего встречал в последние годы. Наблюдая за Таниной работой в терроре. Отчего бы не эсеры? Они не боятся крови. А без крови ни одна смена власти невозможна. Они уважают дисциплину, знатоки конспирации. Способны жертвовать собой.
Дома, в его России, 1911 год. Боевая организация разгромлена. Метальщики бомб либо повещены, либо тянут каторгу. Но у него есть синхронизатор. И начинать нужно с весны 1905-го.
Ландо не был уверен, но кажется, в середине января пятого года Леонтьева показала ему одного из самых засекреченных членов партии эсеров. Максим издали увидел белобрысого человека в синей поддевке, с гарусным платком на шее. Ничего примечательного. За исключением, пожалуй, оттопыренного уха, и влажных, чуть навыкате, глаз.
Это был Каляев.
Каляев расхаживал с лотком, как шарманщик, однообразно выкрикивал:
– Пи-рож-ки, господа! Пирожки с капустой, мясом, вязигою, печенкой с луком!.. Эй, матрос, что к земле прирос? Подходи, кавалер, угости-ка барышню!
– Иван один из самых лучших и светлых людей, которых я знала в своей жизни, – сказала Таня о лоточнике.
Чем даже вызвала у Максима ревность.
Но к вечеру того же дня он был вынужден снова вспомнить Ивана – поскольку газеты закричали об убийстве великого князя.
Вот кто мог бы возглавить отряд!
Его размышления прервал проводник.
– Вы неважно выглядите, брат Максим. Не волнуйтесь. Все сначала волнуются. Это нормально и скоро пройдет.
Ландо вышел за пределы города, на вершину того холма, откуда ему впервые открылся Аркаим. Проводник возложил руку на плечо странника, и он мгновенно перенесся в свое время, оказавшись на Фрегате со свертком в руках.
Стрелки на его хронометре дрогнули и пришли в движение.
Вот такая вышла история…
Глава 12. ЧЕТВЕРТОЕ ФЕВРАЛЯ
Российская Империя, Москва, 1905 год, зима
Пока Максим валялся на широченной постели в «Метрополе» и читал газеты об очередных убийствах, Каляев расхаживал по Москве с чувством превосходства.
Теперь Янек не просто рядовой бомбист. Он – посланник таких сил, о которых не ведает никто.
Он – сверхчеловек.
Его распирало поскорей проверить синхронизатор. Придумать желание и пусть сбудется немедленно!
Вместо этого Иван Платонович шатался по чайным.
Он будто бы забыл, что нельзя привлекать к себе внимание. Со всяким встречным заводил разговоры про Москву и произвол. Про невинных людей, которых сажают за решетку «царские псы». А также про то, что лекарство для России революция, а ее судьба – социализм.
И вот чудеса! В городе, наводненном филерами, ему удалось не нарваться ни на одного шпика. Как будто агенты охранки шли одними тропами, а Каляев другими; их пути не пересекались.
Между тем приближалась роковая, переломная дата в жизни Каляева, 4 февраля.
Террорист никак не мог отделаться от навязчивого желания – посмотреть на второй заходом с бомбой против великого князя. И не утерпел. Он надел котелок, нацепил черные очки, отчего стал похож на городского слепого, приклеил к лицу бороду, выпил водки и пошел на Ильинку.
У Гостиного двора он, конечно, увидел самого себя в крестьянской одежде. Тот Каляев, убийца, выбрался из саней вслед за Савинковым, укутанным в шубу.
Иван Платонович заметил, что лицо двойника было бледно.
Он не слышал, о чем говорили пассажиры саней, зато хорошо помнил, как они простились. По дороге Савинков убеждал его, что для убийства мало одного метальщика, но так и не убедил.
А потом Борис сказал, посмотрев ему в глаза:
– Прощай, Янек.
И он так же просто ответил:
– Прощай!
На кремлевской башне часы пробили два.
Иван Платонович посмотрел, как Савинков и двойник Каляева расцеловались, побрел вслед за метальщиком к Никольским воротам. Припал к иконе Иверской Божьей матери.
Он знал, для чего террористу икона. Здесь хитрость. В углу ее прибита к рамке лубочная картинка под стеклом, изображающая коронацию Николая.
В стекле, как в зеркале, отражалось здание суда.
Разглядеть подъезжающую карету – пара пустяков.
Ивана Платоновича немного удивило, что метальщик не заметил его, бредущего сзади. Но, вспомнив, каких нервов стоил ему тот день, понял: ничего террорист не видит. Он в таком шоке, что ровным счетом ничего не видит, кроме мишени.
…Когда в Боевой Организации заказали великого князя, Каляев и Куликовский приступили к тренировкам. Они поехали под Коломну, нашли похожую карету и лошадей, изготовили муляж адской машины. Куликовский садился на облучок, выезжал из леса на большак, Иван метал газетный сверток, перевязанный бечевой, куда сложили несколько журналов «Нива»: как раз по весу подходило.
Затем менялись местами.
Докладывали Савинкову: с большого расстояния не получится. Пробовали с десяти шагов – мазали. С семи, с шести…
Куликовский на учениях нервничал, волновался, и мазал даже с близкого расстояния.
Иван не рассчитывал на него.
Иван хотел – сам.
И дистанцию для броска вскоре точно определил: четыре шага.