– Генка! Да что с тобой? Ты сам-то идеальный?

– А мужчине не обязательно быть идеальным, – философствовал Гена. – Он должен быть чуть красивее обезьяны.

– А ты точно…красивее? – парни захохотали.

– Гена, ты так никогда не найдешь девушку. Все будут недостаточно хороши, – вздохнул Володя.

Оркестр снова заиграл медленную мелодию.

– Ну, ладно. Иди. Приглашай свою Прекрасную Даму! – толкал в спину Генка.

Володя не двигался.

– Ты чего? – удивился Гена.

– Это третий танец уже, – нерешительно посмотрел Володя в ее сторону.

– И? – не понимал Гена. – Ой, – улыбнулся он, – не хочешь же ты сказать, что веришь в приметы и зависишь от светского мнения какого – то там девятнадцатого века?

– Верю – не верю…

Он пошел к большому зеркалу, у которого стояла Людмила с подругами. Краем глаза увидев Володю, она быстро повернулась посмотреть, в порядке ли ее прямые волосы, чуть приподнятые на затылке, постриженные под удлиненное каре. Володя тоже пригладил на ходу челку.

– Разрешите Вас…– он поймал ее удивленно открывшиеся глаза.

– Третий раз?

–…проводить сегодня до дома, – закончил Володя.

Людмила помолчала. Посмотрела внимательно в его глаза. Потом взяла за руку и повела в центр зала, развернулась лицом, положила свою руку ему на плечо. Вырываться было глупо и смешно. Володя повел ее в танце.

– Разрешаю Вам проводить сегодня меня до дома, товарищ курсант, – озорно сказала Людмила.

Она жила на Звездной, недалеко от метро. Улицу назвали в 1966 году в честь наших побед в Космосе. Жители этого района очень гордились тем, что получили здесь квартиры, они чувствовали себя хоть каплю причастными к свершениям в стране.

Шел предновогодний крупный снег. На ветру он плясал, но не вальс, а скорее – польку. Володя видел, что и его девушка немного приплясывает, ей тоже хотелось кружиться вместе с ним.

По дороге говорили мало. Она смущалась, а Володя не мог решить, как относиться к этому знакомству. Если это однодневная эмоция, то пусть останется приятной. А если будет продолжение, не хотелось это продолжение испортить ненужным, не к месту сказанным неловким словом. Она остановилась у кирпичного пятиэтажного дома, повернулась к нему у подъезда. Он чувствовал, что она думает о том же, потому что очень складно и дружно они молчали.

– Мы пришли, – немного грустно сказала она.

–Мы еще увидимся?

– А вы хотите?

– Очень хочу, – уверенно ответил он.

– Тогда увидимся, обязательно, – она сразу повеселела, видимо, боялась услышать хоть сколько-нибудь другой ответ. Она засуетилась, открыла небольшую квадратную коричневую сумочку, достала туфли в пакете, подала ему:

– Подержите, пожалуйста, туфли, – поискала что-то, быстро поправила большую песцовую шапку, съехавшую на глаза, достала маленький блокнотик, карандаш и написала номер телефона. – Позвоните, когда будете свободны.

– Спасибо, Люда. Я обязательно позвоню, – он поцеловал ее в морозную щеку. От нее пахло чистотой и снегом.

В училище Володя возвращался легкий, свежий, как будто только что выспавшийся. Ему было хорошо от того, что он сейчас не чувствовал ни боли от прошлой обиды, ни досады, ни потери. Он очень радовался этому чувству, очень ценил его и ни в коем случае не хотел его растерять. Пусть начнется новая жизнь, светлая, легкая, с новыми надеждами. Чистая, как этот снег и Людмилина щека. Ему захотелось это чувство и продлить, и усилить.

Ребята ждали его в казарме.

– Что так быстро вернулся? Вы поссорились? Ты ее не проводил? – начал атаковать Гена.

– Все хорошо, Генка. Я проводил. Не поссорились. Девушка чудесная! – отчитался Володя.

– Да. У тебя все время чудесные девушки. А чего тогда быстро вернулся?

– Добираться удобно. Недалеко от метро живет. Пешком идти всего минут пять.

– И? О чем вы договорились?

– Что я позвоню, когда пойду в увольнение. Славная девочка. Хорошая, неиспорченная, небалованная. И некапризная. Легко с ней.

– А я опять в пролете. Девушка понравилась, так ее Серега перехватил. Поехал ее провожать и не вернулся еще. Если у них не сложится, попрошу ее телефон.

Володя не хотелось долго разговаривать. Он лег первым, отвернулся и накрыл голову одеялом. Он стал вспоминать ее глаза, с надеждой выглядывавшие из-под пушистой шапки, худенькие стройные ножки, тонкую талию, ее запах. Она пахла чистотой, уютом и зимней свежестью.

Через неделю с утра он позвонил Людмиле. Она быстро взяла трубку.

– Здравствуйте, Люда. Это Володя.

– Здравствуйте, Володя! А я ждала звонка! Я взяла на сегодняшний вечер билеты в Александринку на «Щелкунчика»! Как раз новогодние спектакли! Только не говорите, что Вы не сможете пойти! – с надеждой щебетала Люда.

– Не скажу. Я как раз могу пойти. Поэтому и звоню пораньше. Где встретимся?

– Давайте у памятника Екатерине в 17 часов?

– Буду, – коротко ответил он.

У памятника Микешина он был в половине пятого, пришел очень заранее. А вдруг и она придет пораньше? И она пришла. Почти следом за ним.

– Как здорово, что мы пришли пораньше, – обрадовалась Люда. – Можно погулять немного.

–Давайте зайдем в Елисеевский. Я давно не был там.

Они зашли в магазин. Людмила рассматривала витрины и задержалась у вазочек с пирожными.

– Вам какое-то понравилось?

– Вот это, розовое…

– Дайте, пожалуйста, два розовых пирожных с золотыми шариками, – Володя протянул деньги продавцу.

– Оно же дорогое, – на ухо зашептала Люда, пытаясь остановить Володю.

Володя, не отвечая, взял пирожные на тарелочке, поставил на стол под пальмой, заказал ей и себе чай.

– Не думайте о цене. Такую красоту надо съесть с удовольствием. Они чокнулся тихонько чашечками:

– За наш первый поход в театр.

– За «Щелкунчика»! – улыбнулась Людмила. – Для меня поход в театр – это особый день. С самого утра в предвкушении чего-то необычного и торжественного.

– Как это? – не понял Снегирев.

– Ну, понимаете, это как в детстве. Ждешь, ждешь праздника, а он все не наступает. А тут мама и говорит: «Утром проснешься, и все будет…»

Я обычно спрашивала:

– А если я рано лягу спать и проснусь, будет уже завтра?

– Будет, доченька, будет.

– И праздник?

– И… праздник!

– И вот утро наступает. От сознания того, что праздник уже за окном, меня каждый раз захлестывало чувство восторженности. Оно наполняло сердце, душу, делало меня самой счастливой на свете. Я летала.

– Надо же. Не думал, что театр для вас – состояние души.

– Теперь знайте, Володя.

– Покажите, пожалуйста, билеты, – попросил Володя.

– Зачем? – удивилась Люда, но достала из стоящей на столике маленькой сумочки билеты и протянула ему. – Вот.

Он разгладил квиточки, похожие на яркие праздничные поздравительные открытки с новогодней елкой, Машей с игрушкой- Щелкунчиком на руках, рассмотрел их со всех сторон, достал деньги и положил в Людмилину сумочку.

– Вы зачем…? начала девушка.

– Билеты должны быть у мужчины, – отрезал Владимир и положил билеты к себе в карман.

Людмила прикусила язык и немного покраснела. На белых щеках проступили ярко- розовые пятна, как яблоки. Володя отметил, что она слышит его и не пытается рулить его чувствами, желаниям и поступками. Это порадовало его. Больше всего в жизни ему б не хотелось, чтоб его принижали и управляли им.

В фойе театра Володя заметил, что Людмила наблюдает за тем, как люди рассматривают их пару, как оценивают. Он глянул на себя в большое зеркало, в курсантской форме он смотрелся очень торжественно и элегантно. Людмила, зная, что Володя в форме, видимо, подобрала наряд соответственно случаю и спутнику. На ней был темно – серый приталенный шерстяной сарафан и белая капроновая блузка с длинным рукавом и с эффектным воздушным жабо: и торжественно, и нарядно. Опираясь на Володину руку Володи, она сняла сапоги и надела черные лодочки. Он снова посмотрел в зеркало: ему очень понравилось, как они смотрятся со стороны вдвоем. Заодно оглядел других женщин, чтоб убедиться в том, что его спутница абсолютно ни в чем им не уступает. Очень многие были в длинных, почти бальных платьях, пышных юбках, дорогой переливающейся модной чешской бижутерии, в очень красивых туфлях.