Также Володя с друзьями зашивал на шинелях складки на спине, чтоб они походили на офицерские. Правда, потом их заставляли все распарывать, но на какое –то время хватало пофорсить! На последних курсах Володя со товарищи вынимали пружины из фуражек, чтоб они были похожи на головной убор царских офицеров. Считалось шиком фуражку сложить так, чтоб ее можно было носить за ремнем. Форма офицеров царской армии казалась им элегантнее того, что выдавалось со склада, сидело это на ребятах, как балахоны, – мешковато и некрасиво. Ничего предосудительного в этом парни не видели, к классовому противоречию никакого отношения не имело. Все же не плохое что-то за пример брали!

Длинная шинель не нравилась Володе еще и потому, что ее неудобно было носить с брюками –клеш. Все ребята освоили новую технологию переделки обычных прямых брюк в расклешенные. Он с суворовцами разглаживал брюки до состояния клеш, что считалось особым писком. Кудесничали в бытовке. Обильно смачивали низ штанины, растягивали, иногда натягивали на плотный картон или вырезанные из фанеры лекала, отпаривали утюгом и давали высохнуть на фанере. Шерсть после отпаривания на фанерном клине не усаживалась. Если растянуть не получалось, то особенно рукастые – а Володя был именно таким – выпарывали в паху клинышки и вшивали в низ брючины. Этими клешами подметали асфальтовые дорожки. Преподаватели иронично усмехались, делали предупреждения, ребята отпускали шуточки в адрес модников. Ущерб брюкам нанесен не был, поэтому пострадавших от рукоделия в бытовке не было. Но командование относилось к этому строго. Старшина роты, фронтовик Соловьев Григорий Григорьевич, добрый и заботливый, отобрал однажды Володины расклешенные брюки и выдал хлопчатобумажные брюки, без лампасов, и он больше месяца не мог ходить в увольнения в город.

– Атас! Идут!

За дверью послышались твердые скорые шаги, гулко раздававшиеся по пустому длинному коридору. Володя протолкнул шинель под койку, закинул туда же ножницы. Суворовцы сделали то же самое со стопкой шинелей. Остальные в одну секунду были повешены на крючки. Тревожный шелест прошел по спальному помещению и утих. Генка облокотился на кровать, зачесывая пятерней черную челку на бок. Светло –голубые глаза напряженно смотрели в одну точку. Ленька – рыжик держал в руках иголку и подворотничок, делая вид, что занят пришиванием. У всех мальчишек были каменные непроницаемые лица.

Володя спокойно поправил воротничок и, глядя на друга, тоже зачесал челку. Но не как у Гены, на пробор, а прямо, на лоб, он носил короткую челку, до середины лба. Он неторопливо поправил гимнастерку под ремень, готовый встретить офицера в полном порядке. Выдавала напряжение только жесткая спина, ставшая мгновенно, как стальной лист.

Шаги замерли у самой двери. Гришка Газизов и Володя Баландин прижались к стене, они не слышали даже своего дыхания. Видимо, проверяющий не услышал постороннего шума и решил, что все в порядке, поэтому продолжил путь дальше. Недалеко открылась и захлопнулась дверь. Шагов больше не было. Суворовцы выдохнули, но не пошевелились. У Генки на лбу выступила испарина. Еще минуту все молчали. Но азарт накатил с новой силой.

– Быстро! Режем! – командовал Вадим.

Спрятавшиеся в кровати вынырнули из-под одеял. Шинели снова разложили и расправили на полу. Работа продолжилась.

Мальчики думали, что их вандализм проходит в абсолютной тайне, они приняли все меры предосторожности. Но о заговоре было известно и вице – сержантам, и нескольким членам комсомольского актива, и командирам отделений. Все сделали вид, будто не знают того, что намечалось в 3 роте. В душе все были согласны с тем, что укороченная шинель лучше смотрится на суворовце и будет гораздо удобнее в носке, чем уставная шинель. Но было мнение, что можно укоротить не на десять, а на пять – семь сантиметров.

Мальчишкам удалось только день пощеголять в обновленных шинелях. Володька с другом были как раз в этот день в городе в увольнении. Хотелось показаться всем и везде. Дежурный офицер должен был осмотреть отбывающих в увольнение. Но взгляд его задержался на головном уборе, ремне, быстро скользнул на обувь. Пять – семь – десять отрезанных сантиметров шинели остались незамеченными.

Володя думал, что видит удивленные и одобрительные взгляды прохожих на своей шинели. На самом деле никто не обращал на них никакого внимания. День был холодным и ясным, февраль придавил последними сильным морозами. Они с Генкой, вытирая слезы от ослепительного солнца, зашли в магазин «Соки -воды». Хотелось сладкого. Отсчитав по 9 копеек на фруктовое мороженое (больше на посторонние расходы не было запланировано), расплатились и откусили выступающую блестящую крупинчатую розовую шапочку. Стоять долго между стеклянными дверями магазина не стали, доедали вафельные стаканчики уже на улице: хотелось предъявить шинели всему городу. Хоть и холодно, но зато значительнее охват зрителей их укороченных шинелей с клешами. На февральском ветру клеши смотрелись превосходно! Им и в голову не приходило, что далеко не все имели представление, какой длины должна быть шинель и ширина брюк у суворовца.

– Посмотри! Развеваются? – просил Вовка Гену.

– Развеваются! – вытирая коричневой перчаткой выбивающиеся слезы, отвечал Генка.

Володя удовлетворенно кивнул и прижал покрасневшие и опухшие уши. Они уже горели и немели. Можно было возвращаться в училище, но ведь охота пуще неволи. И они сделали еще один заход вокруг городского дендрария.

В умывальной комнате отогревали руки под водой.

– Не включай горячую воду, – наставлял Володя. – Нельзя!

Он с родителями одно время жил на Севере и знал, что под горячую воду после морозов руки лучше не совать, а надо греть теплой и постепенно.

–Вам бы прогреться сейчас, пропотеть, чтоб не разболеться, – глядя, как ребят трясет от холода, сказал Юра Сычов, невысокий крепенький парнишка. Юра разбирал сумку: только что приехал с соревнований по вольной борьбе среди суворовских и нахимовских училищ. Тогда было восемь суворовских и одно нахимовское училище, и Юра привез бронзу. Он был горд и счастлив. Ребята добродушно посмеивались, что в его суперлегком весе ему не было конкурентов, но очень радовались за него и от души поздравляли. Все же дополнительная слава родному училищу! Позже, когда Юра уже будет преподавателем военного училища, его выдвинут кандидатом в депутаты СССР. И изберут! Эта бронзовая медаль стала первой на пути восхождения Юры.

К ночи у обоих поднялась температура. Вице –сержант доложил, что в роте двое больных, и мальчишек срочно отправили в лазарет. Володя сам идти не мог – ртутный столбик термометра подполз к сорока градусам.

– Ну, будущие генералы, ангина у вас! – словно поздравляя, произнес доктор – майор медицинской службы.

Лицо доктора расплывалось. Володя видел только не то абсолютно белые, не то седые короткие волосы врача, красное лицо без ресниц и бровей. Он поднял голову, бело-красные шары поплыли перед глазами. Он упал на подушку, закрыл глаза и отвернулся к стене.

– Что вы натворили? – спросил утром на осмотре доктор. – Тучи над вами нависли.

Володя не совсем его понимал и говорить не мог.

–Мы шинели обрезали, – шепотом покаялся Гена.

– Ого! – от удивления врач поднял брови.

Генка не понял, с неодобрением или с восхищением врач вздохнул:

– Орлы!.. Начальник шумел очень.

После обеда он снова зашел осмотреть суворовцев. Володя спал и не слышал его прихода, не чувствовал, как тот слушал пульс, легкие, сердцебиение, не чувствовал уколов и капельниц.

– А друг твой совсем раскис. Кто ж мороженое ест на улице в феврале?

–Сладкого хотелось очень, – Гена печально посмотрел на Володю.

– Как дети. Купили б ирисок, – пробубнил врач и нахмурился. Конечно, они еще дети, конечно, сейчас помогли бы мамины руки и губы. Но эти дети носили погоны.

– Как там…тучи? Сильно сгустились? – Генка от волнения за Володю и за их судьбу кусал губы.

– Думаю, жертвы будут! – уверенно произнес майор. – Вас кто-то сдал. Может, и не сразу бы еще заметили.