Аудитория замерла от грубой шутки и от напора. А шутит «партизан» или не шутит?

Ковалев не шутил. Он заговорил о происках врагов, недопустимости подобного рода таких высказываний, что именно из-за таких просчетов во время войны неоправданно гибли сотни советских бойцов.

Стремоусову стало не по себе. Он почувствовал себя виновным в гибели солдат во время Великой Отечественной войны, врагом всей советской артиллерии.

– Садись, «неуд», – наконец, услышал он.

Все облегченно вздохнули.

– Простите, я все понимаю.

– А чего спорил?

– Из вредности, – честно сказал Гена. – Мне стыдно.

Ковалев исподлобья глянул на Гену и вдруг неожиданно расплылся в какой – то детской улыбке.

Образностью отличалась и речь полковника Янова. Он читал курс общевойсковой тактики. Рассказывая об организации боя противника, он всегда хвалил командиров Советской Армии. О немцах отзывался так: «на занятой противником высоте пулеметов, как насрано. Никакого военного искусства». Курсанты прыскали в кулак над его сравнениями, даже записывали в блокнот «крылатые» фразы.

Был в училище и бывший танкист, полковник Еремин. Он преподавал артиллерийскую подготовку: стрельбу и управление огнем. Как и «Окоп», до фанатизма любил свой предмет. Мог часами говорить о нем, нередко наделяя орудия человеческими качествами. Курсанты подшучивали над ним, задавали каверзные вопросы. Но он всегда давал обстоятельные ответы.

Как-то во время занятий по изучению танковых двигателей Снегирев ради прикола стал задавать Еремину один и тот же вопрос:

– Почему танк плавает, а трактор – нет?

Он каждый раз терпеливо отвечал на него. Наконец, не выдержал и сказал:

– Товарищ курсант, мне, конечно, приятно, что танки глубоко заинтересовали тебя – целый месяц спрашиваешь одно и то же. Однако почему мои ответы не удовлетворяют тебя?

Володя промолчал. Но на очередном занятии снова задал этот каверзный вопрос. Преподаватель ничего не ответил, стал перекладывать в папке свои бумаги. Наконец в его руках оказалась газетная вырезка.

– Товарищ курсант, вы не правы. Он бережно положил на стол перед Владимиром газету, с удовольствием расправил статью. Посередине крупным шрифтом был заголовок: «И трактора плавают». Больше вопросов про плавающие танки Володя не задавал.

Начальник кафедры истории полковник Василий Иванович Мосин слыл человеком добрейшей души. Ни на кого никогда не повышал голос, ни о ком не отзывался плохо, любому готов был помочь в трудную минуту. Воспитанный комсомолом и партией, он свято верил в коммунистические догмы, светлое будущее и пропагандировал эти ценности среди курсантов. А лекции его, помимо всего прочего, были кладезем цитат классиков марксизма-ленинизма, высказываний руководителей КПСС, советского правительства. Ну, скажем, как можно увязать приказы военачальников петровской эпохи с ленинскими принципами советской печати? Василий Иванович увязывал. Он находил такие слова и мысли известных философов, революционеров, которые, казалось, полностью отвечали заданной теме.

Тему курсовой работы, которая приблизительно звучала так: «Традиции советских Вооруженных Сил» – Володя выбрал сам, она близка была ему по духу. Всю мемуарную литературу военачальников прочитал. А тут еще они с Колей прочитали трилогию Константина Симонова «Живые и мертвые» и были под впечатлением.

Время сдачи работы поджимало. Володя добросовестно штудировал рекомендованную литературу, просмотрел много каталогов, делал выписки, однако четких ответов на поставленные вопросы не находил. И тут повезло. На очередную просьбу порекомендовать что-нибудь для написания курсовой о военных традициях одна из училищных библиотекарей сказала:

– В научном фонде на эту тему я видела автореферат соискателя на ученую степень. Не помню автора. Поищу сейчас…

Через пять минут девушка протянула серую брошюру. В. И. Мосин. «Традиции советских Вооруженных Сил». Ура! Это было то, что надо.

Переписывая отдельные абзацы научного труда, Владимир со страхом думал: «Вдруг полковник обратит внимание на плагиат. Что сказать в оправдание? Свою диссертацию он уж знает, как «Отче наш».

Тревога оказалась напрасной. Возвращая на доработку курсовую, полковник Мосин только и сказал: «Ленина мало… Мало Ленина…»

– Какой вопрос! Будет больше! Добавим Ленина!

Через несколько дней Владимир повторно сдал на кафедру курсовую. Каждую вторую страницу работы украшала ленинская цитата. Замечаний на этот раз не было.

Сейчас, за давностью лет, на вопрос, каким самым приятным событием было у него в училище, Владимир Иванович всегда без раздумья отвечает: увольнение в город. Какие это сладкие слова! Это когда курсант покидает стены родного училища в город. Пусть всего до 23.00 текущих суток, но и этого времени хватало, чтобы подышать вольным воздухом, встретиться с питерскими девчонками, покуролесить с товарищами на танцплощадке, или, на худой конец, просто побродить по прекрасному городу.

Однажды ранней весной в Летнем саду, когда еще не открыли скульптуры, они гуляли с Геной, Тадеушем, Олегом и Колей. У памятника Крылову заученно ворковала гид.

– Обратите внимание на фигуры животных из басен Ивана Андреевича Крылова…

Юноши остановились, прислушались. Разновозрастная группа туристов – гостей Ленинграда внимательно слушала лекцию. Те, кто стоял ближе к экскурсоводу, смотрели буквально ей в рот. Как зачарованные, они по ее жесту поднимали глаза к памятнику и снова опускали взгляд, следили за движением губ, ловили переливы в интонации. Прямо перед экскурсоводом стояла хрупкая невысокая девушка. Шапки на ней не было, длинные, спиралью вьющиеся волосы, небрежно собранные резинкой от бигуди, взлетали от речного ветра. Она медленно убирала их от глаз, губ. Володя обошел памятник и встал почти напротив девушки, они встретились взглядами. Она смутилась и старалась встать боком, так, чтоб Володя не попадался ей на глаза.

Курсанты двинулись за группой туристов. Володя прошел вперед, чтоб идти сразу за худенькой девушкой. Она чувствовала его присутствие, и он понимал, что она рада его появлению, его близости, она хочет, чтоб он был рядом. Он поравнялся, встал рядом у фонтана. Он видел, что она перестала внимательно слушать лекцию, что думает о нем. Они смотрели друг на друга. Заговорить было нельзя, не о чем, но они видели, что нравятся друг другу невыносимо. Не было темы, не было возможности, не было смелости ни у того, ни у другого. Вспыхнувшая влюбленность, такая очевидная и сильная, растаяла у ворот, у решетки Летнего сада, куда просочилась ее группа. И девушки с невесомыми кудрявыми волосами.

После увольнения в город каждый курсант обязан был сдать увольнительную записку дежурному офицеру. Если заступал в наряд капитан Подобед, это было для курсантов настоящим испытанием. Его самодурству не было предела. Он обязательно проводил процедуру проверки на предмет употребления спиртных напитков. Приказывал парню пройти по узкой половице – не качнется ли тот в сторону, а затем заставлял повторить три раза скороговорку. Убедившись, что все нормально, отправлял курсанта в казарму. Тех, в которых сомневался, отправлял в санчасть для прохождения теста.

Но, как говорится, Бог шельму метит. Случилось так, что он стал проверять на трезвость внука начальника училища. Просто не знал его в лицо. Проверка на трезвость превратилась в унижение. Курсант отказался выполнять его команды. Подобед вызвал караул и арестовал курсанта до утра. Об инциденте узнал генерал. Разбор «полетов» был быстрым. Капитан Подобед был снят с должности за превышение должностных полномочий и отправлен дослуживать в войска. Будущие офицеры получили урок, круто намотали себе на ус, что обращаться с подчиненными надо обращаться корректно, в каком бы звании ты ни был.

Однажды за несколько минут до подъема в казарме появился майор Гурьев. Он переговорил с дежурным и скомандовал: «Подъем!». Батарея выстроилась прямо в спальном помещении.

–Товарищи курсанты, – обратился командир батареи к ребятам, – срочно нужна кровь нашему офицеру. Много крови. Он пострадал в автомобильной аварии.