«Снова осень за окнами плачет…» Снова осень за окнами плачет. Мокнут липы, скамейка и стол. Ничего это больше не значит, Жизнь твою этот дождик иначит И смывает в холодный подзол. На дорожке овальные лужи, Человеческой жизни года — Мельче, глубже, пошире, поуже. Да, конечно, бывало и хуже, Но бессмысленнее – никогда. В сером небе гудят самолеты. Льется с крыши на землю вода. Капли, паузы, брызги, длинноты — Русской музыки вечные ноты — Ниоткуда летят никуда. «Не оглядывайся. За спиною…»
Пароход, пароход, пароходик… Не оглядывайся. За спиною Давно не на что больше смотреть. На ковчег благонравному Ною Догружают последнюю клеть. Уходи, помаши им рукою — Всякой твари в попарном строю. Собирается дождь над рекою. Все одно к одному. Все – в струю. А хотелось – всего-то – «немного»: Света, счастья, простора, любви. Благосклонности мира и Бога, Музыкального звона в крови. И казалось – вот-вот – и начнется — Соберись, напрягись, продержись, — И в сияющий воздух взовьется Черно-белая ласточка – жизнь. Человек, человек, человечек. Жил и жил бы – да горя не знал. Пас бы козочек или овечек, Да хороших детишек строгал. Спал и спал бы. Зачем разбудили? Музы девичий голосок! О могиле поет, о могиле. О могиле и пуле в висок. «А все могло бы быть иначе…» А все могло бы быть иначе, И – «через годы и века» — Цветы на подмосковной даче, Трава, деревья, облака. Невдалеке резвятся дети. И Вы читаете мне вслух. Не важно что – хотя бы эти Четыре строчки. Хватит двух: «Невдалеке резвятся дети. И Вы читаете мне вслух». «И далась тебе эта Россия…» И далась тебе эта Россия. И березки ее, и поля, И дожди, и заборы косые, Аллергические тополя. Все здесь продали, все осквернили — И не раз, и не два, и не три. А не продали что – то пропили. А не пропили что – то сожгли. Плюнь на все. Уезжай за границу, Прочь, подальше от этой земли. В Бонн, в Париж или к Герцену в Ниццу. Vielen Dank, je m’apelle, Tuileries [1]… Все сказал? Помолчи, полудурок. Мать родную нельзя оскорблять. Покурил? Заслюни окурок. И иди забор поправлять. «Теряешь вкус и чувство меры…» Теряешь вкус и чувство меры, Остатки праздного ума… Всё ради призрачной химеры, Всё – за билетик до Цитеры… А если там, дружок, зима? …Постройки в виртуальном мире Похлипче замков на песке… Бряцаешь на послушной лире. И кувыркаешься в эфире, А все висит на волоске: Возьмет и выключит процессор — С улыбкой: «Я вас не люблю…» И все. Finita la… И – Yes, Sir [2] — Как говорил один профессор, — Привет семье, аля-улю. «Да плевал я на ваши законы —…» Да плевал я на ваши законы — Не смирюсь, не пойму, не прощу. Дед пускал под откос эшелоны, Я – всю вашу эпоху пущу. Не за то, что вы жрали и пили И в шампанском купали блядей, А за то, что вы души растлили У ни в чем не повинных людей. На пустой «исторический прочерк» — На бессмысленный ваш балаган — Хватит пары проверенных строчек, Музыкальных моих партизан. И на очередном перегоне, Просыпаясь по малой нужде, Вы проснетесь не в мягком вагоне — Вы вообще не проснетесь нигде. Горний звук – он пощады не знает. Потому что любовью горит. «Это музыка путь освещает»? Это музыка рельсы взрывает, По которым эпоха гремит. «Мы перешли на ты. Как водится – в постели…» Мы перешли на ты. Как водится – в постели. Такой вот брудершафт. Не хуже всех других. У мира есть слова – как родинки на теле. Не много их таких. Но даже и они в своем беззвучном танце, Увы, слегка не те и не о том слегка. Вначале падал дождь. Потом светило солнце. Потом шиповник цвел. И плыли облака. 1 июля 2008 г. «Они приходят и уходят…» Они приходят и уходят, И в небе серо-голубом Беззвучно песнь свою заводят О дорогом и о былом. О том, что всё на белом свете Надеждой призрачной живет На то, что никому «не светит», На то, что не произойдет. Всё не сбывается. И руки Напрасно тянутся к рукам, Невоплотившиеся звуки — К несуществующим строкам. И те, которые оттуда Тебе сочувственно молчат, Ждут не прозрения, не чуда, — «Немного нежности» – отсюда, От подрастающих волчат. вернутьсяЧитается как: «филен данк, жё мапель, Тюильри». вернутьсяЧитается: «финита ля и – йес, сэр». Finita la (commedia). |
