Но академик-изобретатель ернического тона его не заметил. Или только сделал вид, что не заметил.
– Не в семье тут, Сан Саныч, дело! – вскикнул он и взмахнул длинной, узкой ладонью, – И не в жене, а в принципе! И, конечно же, в тех великих возможностях, которые нам предоставляет время, данное каждому из нас в объективное ощущение!
– Ну-ну… – покачал головой Ходиков и снова посмотрел на часы, как бы зовя их себе в подмогу.
– Не менее интересен также и пример с так называемыми «пионами», – не унимался академик Шутов, – Нет, не цветами, конечно, а теми мельчайшими частицами, что по-нашему, по-научному еще принято называть пи-мезонами. Малюсенькими такими козявками. Частицами, имеющими промежуточную между протоном и электроном массой…
«Он, никак, эту свою вводную речь в детском саду каком-нибудь репетировал…» – подумал было Сан Саныч. Мысль о детском садике привела его к внучке Олечке, а там уж – и к Дусе, любимой жене его. – «Как это они там без него? Справляются?…»
Сан Саныч мягко, с нежно мечтательным чувством улыбнулся.
Окрыленный этой его неземной улыбкой, академик Шутов еще больше оживился, дальше, стремительнее полетел с описанием своего проекта.
– Основная трудность, с которой сталкивается любой ученый, работающий с пионами, – признался он, – это их досадная недолговечность. Средняя продолжительность жизни одного пиона короче одной двухсотмиллионной доли секунды. При помощи же всё той же Эйнштейновой теории относительности жизнь этой мелюзги можно существенно продлить. Достаточно сунуть пион в ускоритель и придать ему высокую, близкую к скорости света скорость. И только. Делов-то. При такой скорости время жизни как пионов, так и того, выстреленного в космос близнеца растягивается, и средняя продолжительность их жизни увеличится по крайней мере в десять раз! В этом случае, как мы видим, ускорители выступают уже в качестве машин времени для самых, как говорится, маленьких. А если при этом сила гравитации и скорость вращения массы достаточно велики, то тогда становится уже возможным перегибать и искривлять параметры как пространства, так и времени до степени их полного обращения. В этих поворотных зонах пространства и времени появится тогда вполне реальная возможность передвигаться как в пространстве, так и во времени, то есть, – по дням и часам – точно так же, как по верстам и метрам – взад-вперед, вправо-влево, вверх-вниз и так далее – до бесконечности…
Академик погладил свой распрыгавшийся кадык, узел на галстуке слегка ослабил.
– Что-то я уже о подобной «Машине Времени» как будто слышал, – заполнил образовавшуюся паузу Сан Саныч. Хотя энергичные и напористые в своих идеях и изобретениях люди лично ему были всегда неприятны, академика Шутова ему теперь вдруг почему-то захотелось пожалеть. Ему, неугомонному этому чудаку посочувствовать. Не иначе как под влиянием мыслей о доброй, всех всегда понимающей его Дуси подобная аберрация произошла, – Вы уверены, что кроме вас никто до сих пор чуда такого еще никогда не патентовал? Где-нибудь там, за океаном. А то ведь хлопот потом, сами понимаете, не оберешься…
Изобретатель с места в карьер раскатисто расхохотался.
– Вы это о Рое Кере? – спросил он потом, отдышавшись, обтерев сизо-сиреневым платком заискрившийся было подбородок, – Так это же несерьезно! Не спорю, решая Эйнштейновы уравнения по гравитации, американец этот не только вплотную подошел к идее создания «Машины Времени», но и предложил схему ее устройства. Весьма, впрочем, неточную схему. При этом он также довольно недурно описал «черные дыры», то есть гравитационные поля, вызванные массой сверхплотной материи, материи коллапсирующей и с высокой скоростью вращающейся вокруг самой себя. При таком образовании «черных дыр» свертывающаяся звезда приобретает форму эллипса. И если вдруг появилась бы хоть какая-то малейшая возможность корректировать этот эллипс и придать ему другую, ну, скажем, хотя бы ту же форму «бублика», то тогда, если верить Керу, дырка в этом бублике и окажется не чем иным, как воротами, ведущими к путешествиям во времени.
Сан Саныч тут же представил себе эти ворота в форме дырки от бублика, и перед ней – будку с билетершей в форменной фуражке и с облупленным лаком на сизых от космического холода ногтях. Поёжился и произнес:
– Бр-р-р…
– Вот именно! – подхватил Шутов, – И я тоже говорю – никуда негодная модель. Так себе. Малолитражка. Моя же «Машина Времени», Александр Александрович, несравнимо лучше. Не на дырке от бублика она у меня держится, а на куда более солидном материале. На цилиндре сверхплотной массы, плотностью по крайней мере в один миллиард грамм на кубический сантиметр, что, как известно, равно средней плотности средней нейтронной звезды. Диаметр этого цилиндра должен быть уж никак не меньше двадцати километров при длине в сто километров, что при географической мощи нашей страны – сущая мелочь. Пустячную какую-нибудь область или губернию можно будет запросто для этого великого дела употребить. Никто и не заметит. Следует только учесть, что необходимым условием правильной работы этого цилиндра является также возможность вращения его вокруг своей оси со скоростью, равной половине скорости света…
Ходиков смотрел на раскрасневшегося изобретателя и все представлял себе Дусю и Олечку – как они в девятом часу будут сидеть на кухне и гадать – как им быть: обычно они встречали его вместе, но сегодня его электричка придет позже, когда уже стемнеет, наверное… Страшно, конечно, – Сан Саныч своим любимым девочкам такие героические поступки запрещал, но с другой стороны…
С другой стороны – ну до чего же приятно – после затянувшегося рабочего дня, после часовой тряски в электричке – выйти на пропитанную нестоличным воздухом платформу и обнять их обеих, пахнущих малиной, деревенским молоком и свежим загаром.
– Чертежик я вам, Сан Саныч, конечно же, тут приложил, – спустил его тут на землю академик Шутов, – Как полагается. Во всех подробностях. Поизучайте на досуге. Так вот… Обратите внимание на то, что, приближаясь к центру этого цилиндра, путешественник во времени получит прекрасную возможность беспрепятственно передвигаться куда ему заблагорассудится – как в отдаленное будущее, так и в еще позавчерашнее прошлое. Сможет, к примеру, вернуться в начало прошлого квартала, и заблаговременно выключить забытую на ночь в туалете лампочку и тем самым существенно сократить как свои личные, так и государственные расходы за электроэнергию.
– Ну уж это, положим, уже из области фантастики, – заметил на это Сан Саныч и заговорщицки улыбнулся, – Куда загнули, однако…
Кадык на шее изобретателя снова нервно заерзал.
– Пока, фантастика, Александр Александрович, пока, – гулко сглотнув, произнес Шутов, – Разумеется, на сегодняшний день мы пока еще не в состоянии запускать в путешествия по временам людей и тяжелые космические корабли. Финансовых средств на такие роскошества пока не хватает. Но зато уже ничто не помешает нам при помощи моей машины отправлять в разные исторические времена наши послания. С позиций нашей видавшей виды и оттого особенно мудрой и сознательной современности передавать им туда, назад, наши разумные наставления, вопросы, упреки, предостережения. При помощи специально встроенных в мою машину источников гамма-лучей можно будет и поздравления ко дню рождения какой-нибудь там предстоящей стать великой исторической личности заблаговременно посылать, и соболезнования родным и близким какого-нибудь усопшего, при жизни так и не признанного гения. Ну и просто общий надзор над нашим прошлым осуществлять иной раз тоже не помешает. Ради всё тех же, как говорится, наших детей и внуков…
Сан Саныч смотрел, как кадык мечется вверх-вниз по тощей профессорской шее и по-прежнему думал о Дусе. Теперь уже только о ней, о ней одной.
Чем-то она теперь занимается? В это время дня она с Олечкой обычно уже возвращается с послеобеденного купанья в канале. Скинув гороховый сарафан и оставшись в одном нижнем белье, атласно-розовом бюстгальтере и белоснежных, в разношенный горошек трусах, чистит картошку к ужину. Бретельки бюстгальтера врезаются в её мягкую, усыпанную ставшими Сан Санычу за столько-то лет родными родинками, всю в загарной чересполосице спину. Стоит себе там, на их дачной кухоньке и мурлычет «Прощанье Славянки». Или же что-то из их старинного студенческого фольклора. Про ночной костер на целине и про спальный мешок на двоих и тепло палатки.
