- Ты обрекла меня на проклятие, - зарычала я. - И ты сделала то же самое с ним. Я тебя ненавижу.
- Это не проклятие, Николетт, - возразил Питер, и по его твёрдому уверенному тону я поняла, что он верит в это всем сердцем. - Это дар. Это то, что делает тебя лучше других.
- Питер прав. Он умён и силён. Настолько, что его не отличить по силе от моего прямого потомка. До какой прелестной истерики он довёл сельчан в Ночь Волка! Жаль, ты не могла видеть этого… Вот, что бывает, когда ты верен своей природе и матери. Впрочем, как и ты, Николетт, до поры он бездействовал, не выдавая себя. До Валери. А затем я вернулась и подала ему знак. Помогла обрести новый смысл, иную борьбу - ту, что не прекращалась в нём, лишь дремала…
- Что же ты делала всё это время?
- Искала силы. Вы были слишком малы, чтоб пойти со мной - пока вы росли, я собрала стаю. Они тоже скоро придут сюда, - мать прищурила глаза, будто усмехаясь. - Всё это для нас, моя радость. Счастливый час воссоединения. Я вижу, ты воодушевлена не меньше, чем мы - наконец-то у тебя будет семья, принимающая тебя такой, какая ты есть. Присоединяйся к нам, Николетт, тебя, как и Питера, здесь ничего не держит. Однако ж сперва ты должна доказать, что достойна этого. Ты должна помочь нам уничтожить Даггерхорн, что все эти годы тонул в невежестве и страхе, не позволяя нам быть собой.
Я приняла боевую стойку. Нет уж, этому не бывать, отбитая ты стерва. Что самое дикое - где-то поблизости рыщет ещё часть её сраной стаи. Никогда бы не подумала, что погибну в бою, однако ж…
Не дав мне додумать мысль, из темноты ночного леса показался отряд - отец Соломон со всеми его оставшимися людьми бросился преследовать оборотня. Насколько нелепо было изумление на их лицах, когда оборотней оказалось трое, я не успела прочесть - моя мать и Питер, не сговариваясь, кинулись на отряд. Лошади, лишившиеся всадников, убегали в страхе, и именно мне, как назло, достался отец Соломон. Я сделала ловкую подсечку его коню, а его самого, бесцеремонно схватив за латы, откинула в снег. От греха подальше, святой отец. Как же он надоел мне.
После этого я ринулась было с боем на свою недосемью, но увидела, что эта битва завершена - они всех убили. Снег был истыкан серебряными арбалетными стрелами и усеян телами. Пугающее зрелище.
- Этот - твой, - мотнул Питер головой в сторону отца Соломона, который не мог понять, о чём мы толкуем, и всё пытался встать на ноги - похоже, я хорошо так его приложила.
- Давай же, Николетт, - Дебора бесшумной поступью приближалась ко мне. В её шерсти купался призрачный свет Луны. - Убей священника, что причинил тебе столько бед.
- Я упрощу для тебя задачу, - небрежно сообщил Питер и, в один изящный прыжок оказавшись возле отца Соломона, вновь припечатал его к земле, наступив на грудь лапой. Себе на беду отец Соломон потянулся было к своему мечу - потерявший терпение Питер зарычал и впился зубами ему в плечо, угодив в место, где ремнём скреплены латные пластины. Судя по тому, как вскрикнул отец Соломон, ему опять здорово досталось.
Я тяжким взглядом смотрела на мать.
- Ты должна отомстить за себя, Николетт, - прошептала она, и я поняла - ну хоть в чём-то она права.
- И я наконец отомщу, - прорычала я, после чего на глазах у оторопевшего Питера и еле находящегося в сознании отца Соломона набросилась на неё. За всё то, что она со мной сделала, за все ночи без сна, все слёзы, сомнения, боль, за всех тех, кто погиб и страдал по её вине. Все лишения, все невзгоды.
Я была вне себя от ярости, так что никак не могла проиграть - на один её укус приходилось по два моих, пока я не додумалась сделать то, что, по сути, должна была сделать. Прикончить её, выудив зубами из снега одну из стрел и всадив её прямо ей в горло. Мать захрипела, падая в снег, мою пасть же как будто огнём прожгло. Всё случилось так быстро, что к тому моменту, как Питер подскочил к нам, дело уже было сделано. Он посмотрел на меня - его взгляд выражал боль и злобу, как, стало быть, и мой собственный. Вдруг из леса послышался вой. Волчий вой. Он молил о помощи. Видимо, кто-то из стаи Деборы… Питер взглянул на меня опять, после чего бросился прочь, на звук. Я осталась отходить от пережитого посреди неприветливого бескрайнего леса.
***
Первые лучи рассвета коснулись верхушек деревьев, и я упала, вновь становясь собой. На снегу, со стрелой, пронзившей бледное горло, лежала моя мёртвая мать. Я окрасила, как она некогда попросила меня, белый снег алой кровью.
- Довольна? - прохрипела я, невольно касаясь её волос. Они поседели с тех пор, как я видела их в последний раз. - Я не хотела этого, никогда не хотела, ты, безумная сволочь…
И я знала, что это только полдела и полбеды. Вожак этой стаи убит, но они не оступятся. Мне придётся убивать снова. До последнего.
Кстати, об убийствах… Я услышала, как за моей спиной шуршит снег, и вздохнула с досадой. Совсем забыла об отце Соломоне, упрямом глупце, чья ненависть, кажется, могла бы тягаться с полчищем оборотней.
Я обернулась и, когда он приблизился, что есть силы толкнула его - ослабевший от раны, он вновь повалился в снег. Лицо его раскраснелось, волосы липли ко лбу - очевидно, волчья лихорадка уже начала себя проявлять. Голубые глаза были влажными, мутными от слёз боли, но я различала в них прежний огонь - он всё так же цеплялся за то, кем он был. Глупый маленький рыцарь Божий. Я подобрала его меч вместе с ножнами и, играясь им, прицепила его на пояс - такое себе украшение к платью. Больно тяжёлое.
Очевидно, гнев, вызванный тем, что я, нечестивая, смею прикасаться к его благословлённому оружию, побудил отца Соломона биться до последней капли крови - он вновь попытался подняться, чтобы наброситься на меня, и я, теряя всякое терпение, ударила его по ногам с разворота. Как только он свалился на землю, застонав от боли в плече, я наступила ему на грудь, чтобы он уж наверняка не встал. Его сила обескураживала меня. Злила, будто бы иссушая. Я готова была покончить с ним, но меня вдруг остановило отчаяние, что никак не могла сокрыть ненависть в его взгляде. Не уверена, что он ищет доблестной смерти - едва ли он вообще до конца сознаёт, что с ним произошло. Может человек вроде него поверить в это? В то, что Бог поворачивается спиной ко всем, от самых безбожных до самых двинутых не праведности? Хочет он того или нет - придётся. Пускай захлебнётся правдой.
- Ты укушен. Чувствуешь, да? - с мрачным торжеством процедила я. - Ну и как тебе, нравится быть укушенным? Думаешь, мне это нравилось? Я ведь не выбирала такое существование, ровно как и ты. Теперь твой черёд познать, каково это. Живи с этим. Посмотрим, как тебя примут твои солдаты и родные дети.
Отплевалась накопленной желчью, и стало полегче. Как бы отец Соломон мне ни насолил, жизнь его наказала сполна. Но не время было расслабляться - откуда-то из-за деревьев послышались голоса. Лесное эхо вводило в заблуждение - пока было не понять, где источник.
- Могла и не звать по такой ерунде, - это точно был Питер. - Я собирался расправиться с Николетт за смерть Деборы, а ты со своим капканом…
Я зажала отцу Соломону рот, несмотря на то, что он был в предобморочном состоянии. Признаюсь, соблазн придушить его был немал.
- Прости… Я просто перепугалась от неожиданности, - второй голос, ответивший Питеру, принадлежал незнакомке.
- Что уж теперь, - вторил ей какой-то мужчина. - Мы продолжим то, чему Дебора положила начало, и начнём с её неблагодарной дочурки.
- Кстати, надо найти священника, - угрюмо добавил Питер. - Если он ещё жив.
Голоса затихали. Я посмотрела на отца Соломона, гадая, стоит ли мне бросить его здесь на произвол судьбы. А что, всё по-честному - я ведь и без того сохранила ему жизнь. Но сердце моё, вопреки здравому смыслу, не позволяло мне множить горе - и в данном случае горе его дочерей.
Мать была совершенно права - я совсем из другого теста. Похоже, из золотого.
- Я спасу тебя, - сказала я и, взвалив тяжёлую руку отца Соломона себе на плечо, помогла ему встать. На его лице, что теперь было бледным и изнурённым, я прочитала немой вопрос. - Потому что я не такая, как ты.
