***
Воспоминание из далёкого детства.
- Мамочка, посмотри, я построила снежный замок, - я с гордостью потянула мать за рукав, но она осталась равнодушна - лишь бегло взглянула на моё творение с таким выражением лица, будто замок был из дерьма коз соседских. - Мам, смотри, - продолжала я гнуть свою линию, потому что никак не могла поверить, что ей всё равно.
- Николетт, если хочешь порадовать маму, убей эту птичку, - мать указала на снегиря, игравшегося в снегу. - Окропи этот снег кровью, красной, как его брюшко.
От её приторного тона меня начало тошнить, и перед глазами всё поплыло.
- Но зачем?.. - запротестовала я, с жалостью представляя, как погибает безвинное существо. - Почему ты этого хочешь?..
- Моя дорогая, - мать всякий раз начинала свои нотации именно с этих слов. Её наставления никогда ничему меня не учили - только вводили в чистейшее замешательство. С каждым разом всё боле. - Ты кушаешь плоть животных. Почему же одни убийства тебя пугают, а другие нет?
Я замялась, не зная, что и сказать. Мне хотелось к дедушке - спрятаться у него на груди, в пропахшее древесиной, смолой и потом тепло его рук. Это он зародил во мне правильное, человеческое зерно, но на тот момент был уже месяц как мёртв.
- Но снегирь бы умер напрасно…
- Любая смерть такова. И напрасна, и осмысленна. Но ты… - она обняла меня, но от этого легче не стало. У неё было невыносимое гнилостное дыхание и до боли крепкая хватка. - Ты должна любить смерть. Любить, как родную маму. Однажды ты сможешь понять.
Я смотрела в слезах облегчения и муки, как упорхнул беспечный снегирь, так и не узнав, что за участь ему готовили.
Для деревенских моя мать была весёлой чудачкой, что пила до беспамятства и гадала по линиям ладони. Над ней насмехались, её сторонились, но не боялись - она не показывала им своего истинного лица. Только я знала, какова она. Только мне был открыт этот ад - рядом не было никого, кто бы мог меня защитить.
***
На рассвете отряд тупоголового отмщения и Сезар вернулись с трофеем - волчья голова, нанизанная на кол, скалила зубы, на коих ещё не высохла кровавая пена. Я, как и многие другие девушки, подоспела встречать “победителей” добрым словом и широкой улыбкой. Иное было бы странностью.
Я сомневалась, что этот несчастный зверь был хоть сколько-нибудь причастен к смерти Валери, но часть меня, какая-то глупая и отчаянная часть меня до нелепости жаждала в это поверить - так легче, чем подозревать, что деревня опять в опасности. Я видела маму в волчьем обличии - в последний раз тринадцать лет назад, когда я потеряла всё и приобрела проклятие. Она нисколько не была похожа на этого волка - он явно не оборотень, но, быть может, именно он и стоит за случившемся? Может быть, и смятениям наконец-то пришёл конец?
Сезар пил, оставаясь мрачным и молчаливым - даже взглядом со мной не встретился, только обнимал Люси, что смотрела на волчью голову со слезами злости, радости и неутихшего горя, как будто бы спрашивала: зачем? Зачем ты убил её? Разве это стоило такого итога для вас обоих?
Сюзетта отвратительно привлекала внимание к своей сисястой персоне - сперва обмороком, а потом слезами. Буквально выла, цепляясь за кол, тупая бабёнка.
Мужчины хвалились, женщины ахали. Все решили единогласно - быть празднованию. Непонятно только, что праздновать - смерть? Волка или девчонки?
========== 3. Пустая вера ==========
Деревня жила своей жизнью, и, кажется, эта жизнь давалась местным с каждой минутой всё легче - люди живо переговаривались, смеялись, зазывали друг друга на пироги и кашу, а также пироги с кашей, фу, хотя раньше, казалось, лишний раз нос высунуть за порог страшились даже в светлейшее время суток. Как мало нужно для веры в стабильность - лишь мёртвая голова на пике.
Нет, я не цинична и, уж тем более, не тупа - понимаю, что это весомое доказательство смерти страшного зверя, но всё же есть в этом что-то забавное. В том, как у страха глаза велики, пока все трясутся, воображая себе неведомую злую силу, непобедимую, вечную, будто бы сама смерть. В том, как быстро уходит страх - человек без труда подчиняется власти внезапно сверкнувшей сквозь тучи удачи - неважно, как долго до этого приходилось жить в темноте.
Я завидовала? Да, ведь постылая темнота не оставила бы меня так легко. Я всегда знала больше, и… И мне нет места рядом с людьми, что, узнав о моей звериной сущности, первые бы потребовали моей смерти.
***
Итак, я неторопливо пошла к колодцу, чтобы набрать воды для старушки Гйолти, когда вдруг послышался шум, голоса у ворот - кажется, их спешили открыть.
- Что там происходит, Роуз? - поинтересовалась я у пробегающей мимо девушки. Она обернулась из-за плеча.
- Это тот самый отец Соломон…
Ах, да. Чуть было не забыла - наш чересчур заботливый служитель Божий попросил о помощи у… кого? Я впервые слышала это имя.
Забившись в толпу перешёптывающихся зевак, я решила ждать. Наконец по снегу прошествовали кони, запряжённые в экипаж. Вооружённые до зубов солдаты сопровождали его по обе стороны. Процессию завершал исполинских размеров железный слон, о загадочном предназначении коего можно было разве что гадать - вряд ли он был простым элементом декора.
Поравнявшись с кучкой растерянных наблюдателей, экипаж соизволил остановиться.
Два воина нездешней наружности, спешившись, распахнули дверь экипажа.
- Его Высокопреосвященство отец Соломон, - объявилось во всеуслышание.
Я спрятала смешок в зевке - ненамного более тактичном способе отреагировать. К счастью для меня, никто не заметил несвойственной моему образу наглости - все были слишком увлечены представлением. И ведь иначе это не назовёшь - фарс, демонстрация надутой величественности. Обычно то, что столь красочно, под обёрткой не представляет из себя ничего.
Мгновение тишины, и вот - из кареты вышел отец Соломон, мужчина среднего роста в фиолетовом дорогом одеянии. В его русых, холодного оттенка, волосах и бороде угадывалась седина, а лицо, словно вопреки напыщенному наряду, было задумчивым и суровым.
Следом за “высокопреосвященством” из экипажа выпорхнули две девчушки и обняли его, по всей видимости, не желая прощаться.
- Папа, - всхлипнула одна из них.
Вот тебе раз. Потомство? Неужто кровное? А священник, раз так, гулящий… Я подавила новый смешок, а отец Соломон тем временем опустился коленями в снег, чтобы видеть лица малышек.
- Пожалуйста, не плачьте, - обратился он к ним так вкрадчиво, ласково, будто к маленьким, но в то же время настойчиво - это сочетание отчего-то заставляло почувствовать себя неуютно. - Вы видите этих детей? Видите, как им страшно? Где-то здесь большой страшный волк, и кто-то должен остановить его.
- Тот волк, который убил нашу маму? - шмыгнула носом одна из девочек. Лицо отца Соломона не стало мрачнее, а выражение глаз - жёстче, но что-то переменилось в нём, будто он, напротив, на миг оказался вдали отсюда, в каких-то неведомых окружающим мыслях.
- Вполне возможно.
Пожилая служанка протянула девочкам руки, и те с явной неохотой скрылись в укромной полутьме снова. Отец Соломон попрощался с ними.
- Я скоро вас догоню, - пообещал он напоследок, похоже, всецело в этом уверенный.
После того, как карета скрылась из виду, отец Август бросился гостю навстречу. Глаза его сияли, руки подрагивали. Кажется, он увидел кумира - ещё бы, нечасто встретишь священника-рыцаря.
- Ваше Высокопреосвященство, это большая честь, - выдохнул отец Август в восхищении, после чего припал пламенным поцелуем к руке отца Соломона - тот неопределённо хмыкнул, то ли тем самым выказав далеко не самую страстную попытку поздороваться с ним в ответ, то ли вовсе недовольство.
- Вы как раз подоспели к празднованию, - вмешался местный глава деревни, лысый мужчина среднего возраста. Он с торжествующей улыбкой продемонстрировал голову убитого волка. - Мы справились сами!
До того напряжённые и притихшие, сельчане радостно загалдели - как оно и водится, бесцеремонность одного придала уверенности всем и сразу. О, как засияли они ухмылками - очевидно, им было приятно осознавать, что они оставили в дураках этого невесть что о себе возомнившего охотника на оборотней. Пусть отец Соломон не вызывал у меня ни тёплых чувств, ни доверия, их злорадство тоже выглядело не ахти. Я прекрасно знала, как они мыслили - окрысившиеся на что-то чуждое и непонятное им изначально, они защитились естественным, самым удобным для них оружием - насмешкой. Не можешь понять - подними на смех, да?
