Я могла понять его… Как нелегко было поведать Сезару о том, кто я есть, но ведь тут всё куда сложнее. Невольные слёзы застили мне глаза и, подойдя к Соломону со спины, я опустила руки ему на плечи. Они были словно каменные.

- Так тебе причиняет боль то, что ты любишь больше всего?

Соломон повернулся ко мне лицом, грубо перехватив мои руки. Он вжал меня в стену возле окна и обжёг ледяным, гневным взглядом. Я могла испугаться, но знала - гнев очень похож на бессилие, и иногда между ними нет чёткой границы. Я могла постоять за себя, а пока лишь ждала, что он скажет.

- Какое тебе дело? - прошипел он, и я в ответ горько ему улыбнулась.

- Сама не знаю. Я знаю лишь то, что растеряна, как и ты. Я тоже не принадлежу ничему, кроме своей боли, и тоже готова бороться за то, что люблю - ты и сам это видел своими глазами. Помнишь, как я сказала, что мы не так уж различны? Уверена, что теперь и ты это чувствуешь. Ты чувствовал это и раньше. Помнишь наше сражение со стаей у Даггерхорна? Ты мог убить меня серебряным мечом, когда солнце взошло, но не стал, - я коснулась ладонью его щеки, и он не отпрянул и не отпихнул мою руку. - Случайность или судьба поспособствовала нашей встрече и тому, что мы оба оставили друг друга в живых, теперь не так уж и важно. Очевидно одно - тебе больно, а я не хочу оставлять тебя с этим. А ты… поступай как знаешь.

Я провела костяшками пальцев по его скуле - всё никак не могла насытиться этим теплом. Он отвёл моё запястье в сторону. Глядя в его потемневшие глаза, я ждала чего угодно, но не поцелуя - тем не менее, он поцеловал меня, да так жадно и страстно, что эта страсть застала меня врасплох. И всё-таки я ответила на поцелуй, притянув его ближе к себе - одна моя рука легла ему на пояс, другая - коснулась волос. Мои руки действовали бережно и осторожно, но он со мной не церемонился - сразу, не прерывая поцелуя, потянулся к завязкам на моём платье. Я усмехнулась. Вот, значит, как? Будь по-твоему. Я сама распустила шнуровку, освободив свою пышную грудь, и он, взяв меня за шею и тем самым вжимая в стену, осмотрел меня всё тем же внимательным, но мутным, как будто голодным взглядом. Теперь-то я видела, что нравлюсь ему, и внутренне ликовала - неплохая плата за то унижение в церкви. Как хорошо, когда нечего терять, не так ли, святой отец?.. Я старалась иронизировать мысленно, но сознавала, что сильно волнуюсь. Вспоминала, как в тот момент помешательства мне хотелось замучить отца Соломона так, чтобы он признался во всех грехах, но в итоге на данный момент, когда он целует мне грудь и шею, я сама как в ловушке… Мне никуда не скрыться от его воли: решит отдаться мне - я приму (а точнее, он), а убить решит - я и с места не сдвинусь.

И всё же в этот безумный момент мы были как никогда близки, как два хищника, наконец дорвавшиеся до добычи - мои руки с пояса опустились на его ягодицы, сжимая, а губы жгли поцелуями его шею. Чёрт побери, мне так нравилось то, как он реагирует - как стонет сквозь зубы, как подрагивающими, но сильными руками скорее держит, чем обнимает меня… Мне не терпелось насладиться им в полной мере, раз выдался такой шанс.

- Пожалуйста, пойдём куда-нибудь, - горячечно попросила я, стягивая с него камизу, чтобы тут же, восхищённо выдохнув при взгляде на его сильное, но такое прелестное тело, поцеловать его в середину груди. - Куда-нибудь, где ты сможешь лечь.

Словно в густом тумане мы добрались до спальни, где я уложила Соломона на кровать, продолжая целовать его грудь. Он уже не сдерживал стонов.

- Спасибо, что позволяешь мне это, - искренне поблагодарила я. Он в ответ посмотрел на меня так небрежно, как только мог сквозь дымку удовольствия.

- У меня давно не было женщины.

Я подавила смешок.

- Пожалуйста, не лги мне, - с этими словами я провела раскрытыми ладонями по его бокам, откровенно залюбовавшись боевыми шрамами. - Я же знаю, ты не из тех, кто даётся кому попало… И это правильно, ведь тебя нужно заслужить, - видя, что он замирает, а его взгляд становится беззащитнее, я поняла - теперь лёд тронут окончательно. Тронуто это, казалось бы, наглухо закрытое исстрадавшееся сердце. Он верит мне. Всё больше и больше - почти достаточно, чтобы открыться. Я продолжила раздевать его, стараясь не терять голову. Я не должна вести себя слишком дико, иначе он не захочет довериться мне. Обнажённый, он снова взял меня за шею, притягивая к себе для поцелуя, но в этот раз я не чувствовала былой грубости в его действиях - он не подчинял меня, он нуждался во мне. Я погладила его бедро, вновь прокладывая тропинку поцелуев по его шее - к груди, и дальше - уже вразброс, чтобы зацеловать везде, где только можно. - Я не уверена, что заслужила, но постараюсь. Ты не пожалеешь о своём решении, - последние слова я произнесла с улыбкой, довольная тем, как сладко он застонал, когда я поцеловала его в живот. Его пальцы в моих волосах не дрожали, хоть я и чувствовала, что он еле держится. - А с учётом того, как ты всё-таки прекрасен, я уж тем более не пожалею, - договорив и устав изводить Соломона, я обхватила пальцами его член и, осторожно погладив по всей длине, поцеловала головку. Соломон всхлипнул в тыльную сторону ладони, напрасно пытаясь заглушить этот звук, такой сильный перед лицом любой опасности и бессильный перед всем тем, что я делаю, и тогда я решила, что сделаю всё, чтобы он стал моим. И начну я с простых, но прекрасных вещей.

***

Я могла бы во всех подробностях рассказать о том, каково это было - трахнуть того, кто когда-то был мне врагом. Рассказать обо всём, вплоть до красоты его задницы, но не буду - всё это мне слишком дорого, слишком сокровенно, чтобы вот так разменять на пошлости.

Утром я проснулась в объятиях Соломона - он спал и выглядел безмятежным, был таким тёплым, таким красивым, что никуда уходить не хотелось. И всё же последнее слово осталось за ним. И он высказался. Он сказал: «оставайся», так кратко и просто, с долей настойчивости. Как я могла отказать?

Я задержалась в этом маленьком домике - смею надеяться, что очень-очень надолго, а лучше вообще насовсем. София и Леда приняли меня в семью со свойственным им ангельским радушием, и мы с Соломоном решили, что поговорим с ними - как-никак, они должны знать правду о том, что случилось и происходит по сей день… Не вечно же им быть детьми, что живут в мнимо безопасном неведении. Я уверена, что они смогут принять эту правду - уж я постараюсь помочь.

Конечно, не всё всегда гладко - бывает, что Соломон уходит в себя и становится молчалив и угрюм - в такие моменты ему нужны время и тишина. Такие раны, как у него, не проходят бесследно. Главное - чтобы рядом был тот, кто способен понять, и, к счастью, мы есть друг у друга.

***

Ночь погрузила деревню во тьму и безмолвие, лес же, напротив, ожил в ночи - трепетали, как огоньки, светлячки и перекликались совы, летучие мыши покидали свои убежища. Два волка мчались сквозь лес.

Два зверя - белый и чёрный, волк и волчица на полуночной охоте. Два сердца, бьющихся в унисон.

Я бросила взгляд на Соломона, и он ответил мне тем же - мы одновременно заприметили оленя в чаще и безмолвно дали друг другу знать, что готовы зайти с двух сторон. Я любила охотиться. Мне не терпелось показать Соломону, на что я способна, но в случае чего я готова была ему уступить - пусть уж лучше он думает, что справляется лучше меня. Почему? Потому что люблю его. Что уж там… Как я сама сказала однажды - на всё должна быть причина.