И бушевало море, и бешено налетал ветер, и черная туча покрывала волны темнотою ночи.

Уже не видно было корабля, и рыбак снова держал свой страшный путь туда, откуда слышал голос:

— Спеши, рыбак! Я здесь, я жду тебя! Скоро, скоро мы будем в моем подводном царстве, в моих коралловых лесах, в моем дворце из перламутра. Спеши ко мне, мой рыбак!

Волны высоко вскинули лодку. Ветер сломал мачту и сорвал парус. Среди грохота бури до слуха рыбака донеслись с корабля крики людей и звон колокола. На его глазах громадный корабль погружался в воду…

И смолкло все — и крики людей, и рев волн, и звон колокола. Не было больше ни корабля, ни лодки.

Море вернуло Жемчужине ее подводное царство.

Жили-были на свете мальчик Паша и девочка Наташа. Они были одногодки, оба сиротки, а потому и считались братцем и сестрицей.

Мальчик Паша все вздыхал и плакал:

— Ах, пальчики замерзли; ах, хлебца хочется! Ах, бедные мы, бедные, нет у нас ни папы, ни мамы, ни теплого платья, ни красивых игрушек…

Девочка Наташа не любила плакать, любила играть и смеяться и утешала братца:

— Перестань плакать, Паша. Скоро выглянет солнце, станет тепло; хлебца как-нибудь найдем, а без папы с мамой обойдемся — не маленькие!

— Ах, Наташа, — все хныкал братец. — Мы с тобой очень несчастные. Почему мы не родились птичками! Если бы мы были воробушками, мы бы устроили себе гнездо под крышей, никто бы нас там не трогал, были бы мы сыты и веселы.

Но Наташа не соглашалась сделаться воробушком. Охота вечно прыгать по грязной мостовой! Вот ласточка — другое дело! Ласточки такие красивые, чистенькие, легкие, и на зиму они улетают далеко-далеко, в теплые страны, где много всяких чудес — всего не пересмотришь.

— Давай, Паша, сделаемся ласточками! — говорила она.

— Мне все равно, я и ласточкой согласен; только ведь нельзя сделаться… Вот если бы нам какая-нибудь фея помогла.

— А по-моему, Паша, можно и без феиной помощи. Нужно только хорошенько захотеть.

— Я и хочу, да ничего не выходит.

— Ты плохо хочешь, Паша, нужно очень захотеть, тогда выйдет. Давай, Наша, захотим!

— А как?

— А заберемся на крышу, сядем на краю, зажмурим глаза и изо всех сил захотим сделаться ласточками.

— А потом что?

— А потом полетим.

— Вниз?

— Я вверх полечу, а ты куда хочешь.

— А если разобьемся?

— Вот глупый! Разве можно с крылышками разбиться. Только не бойся — и полетишь.

Подумал Паша и решил, что попробовать можно.

День был веселый, ласковый, солнечный; тот самый весенний день, когда прилетает первая ласточка. Мальчик Паша и девочка Наташа забрались на крышу того высокого дома, где они прожили зиму на чердаке. С крыши видно было весь город, и поле за городом, все небо, и светлое облачко над лесом вдали. Наташа села на самом краю крыши, где сделан желобок для дождевой воды. Паша сначала боялся, но потом и он ползком добрался до сестрицы. И сейчас же стало ему страшно, и он захныкал.

— Ах, Наташа, что мы наделали! Ласточками мы не сделаемся, а с крыши упадем и разобьемся. И зачем было лезть на такую высокую! Лучше было сначала с маленькой попробовать.

— Ну, Паша, перестань же. И совсем тут не страшно! А на маленьких крышах ласточки сидеть не любят; значит, и пробовать не стоит. Подожди немного, скоро мы с тобой полетим далеко, вон туда, к лесу, и подымемся вверх к самому облачку.

— Не хочу лететь, домой хочу, — все еще хныкал Паша.

— Ну, тогда я одна полечу, а ты ступай домой.

— Нет, нет, я с тобой хочу!..

Наконец, Наташе удалось убедить братца сесть смирно и закрыть глаза. Он один-то глаз все-таки не закрыл, а прищурил, чтобы не так страшно было.

— Ну, — говорит Наташа, теперь молчи и думай, что ты ласточка. Да помни, что нужно изо всех сил захотеть, чтобы на спине выросли крылышки.

— А как это хотят?

— А вот открой глаза на минутку и посмотри на меня. Вот этак!

И Наташа вытянула шейку, наморщила лоб и даже кулачки сжала. Так же сделал и ее братец, но одним глазком все-таки смотрел, прищурившись, и за желобок держался, чтобы не упасть.

Прошло немного времени, и Наташа тихонько прошептала:

— Паша! Я тебе что-то скажу, только ты не смотри, а сиди тихо. У меня, Паша, крылышки растут.

— На спине?

— Да, на спине. Только еще очень, очень маленькие…

Прошло еще немножко времени, и опять Наташа шепчет:

— Паша, я стала легкая и маленькая; крылышки совсем отрасли. Я, Паша, скоро полечу. А ты не бойся, лети за мной, не отставай; сначала через улицу перелетим, а потом дальше, через поле в лес, к самому облачку.

И вдруг Паше стало страшно, и он открыл глаза.

Рядом с ним на желобке сидела ласточка и расправляла свои маленькие легкие крылья. Затем она вспорхнула и с веселым щебетом стала виться вокруг его головы. Ее тонкий и нежный голосок был понятен Паше; он узнал в нем голос сестрицы.

— Летим же скорее, — щебетала ласточка-Наташа. Где твои крылья? Почему ты не сделал, как я, и не захотел сделаться птичкой? Смотри, какая я теперь легкая, красивая и блестящая. Закрой, скорее закрой глаза и не открывай, пока не вырастут крылышки!

— Нет, сестрица, — грустно ответил Паша. Лети одна, у меня ничего не выйдет. Уж, верно, я такой несчастный!

— Неправда, братец! Ты просто не изо всех сил хотел. Это еще можно поправить.

— Нет, Наташа, теперь уж не поправишь! Ах, сестрица, какой же я бедный, несчастный мальчик! Ты улетишь на облачко, а я останусь один…

Горько плакал Паша, а ласточка сидела у него на плече и утешала его ласковым щебетом. Но ей не удалось убедить братца лететь вместе. Наконец, они решили, что Паша завтра попытает счастья с невысокой крыши каретного сарая.

До вечера просидели они вместе, а когда Паша вернулся на свой чердак, ласточка устроилась на ночь над его окном под самой крышей, где в балку был вбит большой железный гвоздь.

На завтра день был дождливый.

Пока Паша спал, ласточка успела слетать в поле, порезвиться над лесом, подняться высоко, к облакам: на оттаявшей земле нашла она вкусные прошлогодние зерна, хорошо позавтракала и на обратном пути захватила кусочек глины и соломинку.

Когда она вернулась, братец ее все еще спал. Пожалев его будить, ласточка занялась устройством гнездышка над окном, работала без устали, не переставая весело щебетать. Наконец, она не выдержала и постучала клювом в окно. Паша встал хмурый и сразу объявил, что сегодня он лететь не согласен, так как идет дождь и можно простудиться.

— Пустяки, Паша! Вот я же летаю и ничего!

— Ты другое дело, ты уже ласточка, а я еще мальчик. Нет! Я сегодня не хочу!

Весь день Паша ходил надутый или хныкал. Как ни старалась ласточка-Наташа развеселить его, он все твердил свое сердитым голосом:

— Ладно уж! Я ведь знаю! Ты счастливая, а я — несчастный, оттого так и вышло. Я всегда был несчастным и таким и останусь.

Ласточка принесла ему из лесу подснежник, но Паша оборвал белые лепестки и бросил цветок за окно.

— Не нужно мне этой дрянной травы. Оставь меня в покое и лети, куда хочешь.

И было ласточке так обидно, что она заплакала бы, если бы умела. Но она умела только весело щебетать.

Прошел еще день, за ним другой, третий, а Паша все не мог собраться сделаться птичкой и полететь. То ему мешал дождь, то болела голова, то он жаловался, что Наташа его обидела, то плакался, что родился несчастным. Уже готово было под крышей прочное гнездо из глины и соломинок, устланное внутри нежным пухом, а Паша все еще спал на чердаке.