– Даня, – Алекса пристально смотрит на него, – моего отца убили, а сегодня ночью пытались убить меня. Мне как никогда нужна помощь друга. Ты со мной?

От столь прямолинейного вопроса Даниил теряет дар речи. Смотрит на Александру, проклиная свою растерянность и нервозность. И шумно выдыхает.

– Да, но… – он говорит медленно, чтобы не заикаться, – ты должна рассказать мне все, что знаешь.

Если уж он заставил Алексу прийти к нему, то больше ее не отпустит.

Даня умудрился приготовить какао с маршмэллоу. Когда влюблен, готов совершить любую глупость, и порой ему кажется, что ради Алексы он готов даже убить.

И вот сейчас она сидит на кровати, натянув на ладони длинные рукава свитера, и крепко держит кружку с какао. А сверху горкой громоздится белая пастила. Как жаль, что он сейчас не может запечатлеть ее на картине. Черные длинные волосы падают на плечи, задумчивый взгляд раскосых глаз направлен в окно. Но он запомнит этот момент до мелочей. А затем нарисует…

– Моя спальня находится рядом с комнатой отца. Раньше он делил ее с первой женой Лизой, которая умерла при родах тройняшек. Галина и Злата выжили, а вот Святослава – третья девочка, нет. Как и Лиза, – Алекса затихает.

Даня делает глоток какао, размякшее маршмэллоу облепляет губы, и он с трудом их облизывает. Боится шелохнуться лишний раз. Боится спугнуть Алексу.

– Я думаю, он очень любил свою Лизоньку. Наверное, поэтому их брак с моей мамой не задался. Мама – сильная женщина, сделала карьеру дипломата в Москве, и не смогла смириться с ролью второй жены. Поэтому вскоре после моего рождения они развелись.

– А ты осталась здесь? – вырывается у Дани. Он сердито прикусывает себе язык.

Алекса утыкается взглядом в кружку и неловко улыбается:

– Для мамы карьера была на первом месте. А уже потом я. Да и отец не отдал меня. Он очень любил своих детей, пусть и своеобразно, но думаю это была любовь. Когда я была маленькая, она приезжала в Снежный, затем я подросла и стала проводить каждое лето в Москве, – она вздыхает. – Мама идеальна во всем. Мне очень хотелось быть похожей на нее. И видимо отцу тоже.

– Не так уж она и идеальна, – возражает Даня. – Во всяком случае, как мать.

Алекса улыбается:

– Возможно. Но это не убавляло моих стремлений быть такой же. Однако все в пустую… – она на секунду закрывает глаза. – Отец не хотел ничего менять в спальне. Поэтому она единственная во всем доме осталась без ремонта. Старая мебель, старые окна. Мрак полнейший. А так как мы были соседями, то я первая услышала его крики.

Алекса поспешно пьет какао, а затем бесцеремонно вытирает губы рукавом. Но ей не скрыть слезинки, искрящиеся в глазах. Возможно, он смог бы передать этот блеск с помощью перламутра.

– Я забежала в комнату, а там он… Неистовый. Кричит, ломает мебель. Знаешь, чем дольше я его слушала, тем сильнее казалось, что за ним и правда пришли призраки. Лизонька и Святослава. А потом он замер посреди спальни и уже через мгновение выбросился в окно, – она судорожно вздыхает. – В этом время он уже должен был спать, а не… Дальше я плохо помню. Но это сцена навсегда въелась в мой мозг. Он снится мне. Все так же кричит, пытается утащить за собой в окно.

– Ты пережила огромный стресс, – Даня хмурится. – То, что ты увидела… Не каждый сможет вынести.

Алекса ставит недопитый какао на тумбочку и обхватывает колени:

– Его убили.

– Но почему ты думаешь, что это сделал кто-то из твоей семьи?

Она вскидывает на Даниила удивленный взгляд, запоздало пожимая плечами:

– Я так не думаю. Но… с другой стороны, у каждого из нас был мотив. К примеру, Арсений. Он старший в семье. Смерть отца позволила ему встать во главе бизнеса. Наконец он сам может принимать решения и ни с кем не советоваться. А Клим? Раздолбай, повеса, мот. Ты бы слышал их ссоры с отцом. А теперь ему никто не указ, через полгода вступит в наследство и сможет продолжать вести свой разгульный образ жизни, – фыркает Алекса. – Злата – та еще интриганка. Она никогда не скрывала, что ревновала папу ко мне. Ревность – огромная сила… Кто знает, как она повлияла на Злату? Насчет Гали не знаю. Добрее человека я не встречала, но, – Алекса тяжело вздыхает, – у нее есть мечты, которые были несопоставимы с желаниями отца. И я…

– И ты? – спустя время подталкивает ее Даня.

– Про меня ты уже все знаешь, – грубовато отрезает она. – Я была пленницей в собственном доме. И скорее всего мой мотив – самый веский, – горестно шепчет Алекса и прячет лицо в коленях.

Даня отставляет пустую кружку и садится рядом с Алексой. Он провел бы так целый день. Неделю, месяц. И если подумать, то все в его руках, но… Ладони неприятно потеют. Он и так уже злоупотребил своим даром. Осмелился на то, о чем раньше даже думать боялся. Заточить Алексу у себя дома, заставить ее сменить одну тюрьму на другую? Чтобы она возненавидела его? Ни за что!

– А что произошло сегодня ночью? Почему ты сбежала в одной ночнушке и шубе? Босиком, – осторожно переводит тему Даниил.

– Сегодня ночью я впервые осталась одна дома. Не знаю, так получилось. И он словно ждал этого, – хрипит Алекса.

– Кто?

От ее учащенного дыхания бегут мурашки по коже. От предвкушения, что сейчас ему станет известна тайна, которую она ни с кем не делила до него, Даня замер.

– Убийца. Я не знаю, кто его подослал. Но он пришел за мной. И убил бы. Если бы я не сбежала, – Алекса застывает. На ее лице сменяют друг друга различные эмоции, и Даниил даже не успевает их прочитать.

– Ч…что?! – вскакивает он на ноги. – Я д…думал, ты шутила, когда сказала это в первый раз. Но, если так, ты должна рассказать все полиции! Они ведь могут закрыть дело твоего отца, как самоубийство, но наличие убийцы все меняет. Значит, кто-то хочет убить всю вашу семью!

Алекса смотрит на Даню. Ужас читается в ее широко раскрытых глазах, побледневшем лице. Нижняя губа подрагивает, и она ее прикусывает. Господи, как хочется сжать ее в своих объятиях! Он резко отворачивается, чтобы не видеть Алексу. Так проще.

– Я не могу. Я не доверяю следователям. И я не хочу, чтобы кто-то знал об этом. Полиция начнет рыть и спугнет убийцу. Либо наоборот забьет на расследование и, действительно, закроет дело, как самоубийство.

Даня вздрагивает, когда Алекса хватает его за руку, и снова поворачивается к ней.

– Пообещай мне, что пойдешь со мной? Я представлю тебя своим парнем. Скажу, что ты мой фанат, и на этой почве мы сошлись. Они поверят. Мой инстаграм их никогда не интересовал. Зато ты будешь рядом. И поможешь мне найти убийцу без полиции.

– Почему ты так уверена, что я могу помочь?

Алекса отбрасывает его руку и неуклюже встает с постели. Прихрамывая, идет к картинам в углу комнаты и переворачивает их.

– Смотри! – она тыкает в незавершенную картину, где девушка-беглянка ютится возле дома. – Это же я сегодня ночью! И это твой дом. Сначала, я не сообразила, но потом, когда до меня дошел смысл твоих слов, я поняла! Ведь ты нарисовал картину уже давно, а сегодня ночью все сбылось. А это значит… ты видишь будущее, – с придыханием она завершает пламенную речь.

Во рту пересыхает, и Даня невольно оседает на кровать. Нет. Не может быть. Нужно что-то придумать. Что-то ответить. Но что? Правду? Он протирает тыльной стороной ладони лоб и криво усмехается. А может быть действительно, впервые в жизни сказать правду?

– Не знал, что ты веришь в мистику, – Даниил пытается перевести все в шутку.

Ну, давай же! Рассмейся! Но глаза Алексы сверкают ярким любопытством, от которого еще сильнее потеют ладони.

– Очень. Смотрела все серии «Битвы экстрасенсов», – серьезно произносит Алекса. – Увлекаюсь гаданием на картах таро, – она еще раз смотрит на картину.

– По твоему инстаграму так и не скажешь. Там… одно творчество. Твои картины, как ты рисуешь, – мечтательно вспоминает Даня.