Невольно она улыбается. Даня с такой легкостью ухватился за ее идею, что он видит будущее. Мальчик готов нести любую чепуху, лишь бы быть рядом с ней. И верит каждому ее слову. Такое поклонение немного пугает, но сейчас у Алексы нет выбора. Ей нужен кто-то посторонний, кто-то не из ее семьи, кому она сможет довериться. А раз Даню ей послала судьба, значит, выбирать не приходиться. Возможно, именно он ее спасет. Алекса плотно зажмуривается и перед глазами встает крылатая птица.

Бойся крылатых птиц…

Никто не должен узнать, никто.

У него получилось. Даня пребывал в чистейшем изумлении и до сих пор не верил в свою удачу. Или магию? Он не знает, какая сила заставляет исполняться все его желания, которые он нарисует. Но не закончит… Только незавершенные картины оживают. К тому же надо постараться точно передать свою мысль. Найти нужные образы… Столько нюансов… Поэтому Даня до конца не верил, что ему дадут внеплановый отпуск на месяц. Что, впрочем, и произошло. Но за свой счет начальник отпустил его с легкостью.

– О чем ты думаешь? – Алекса с милой улыбкой трогает Даню за плечо.

Он моргает, возвращаясь в такси, в котором они ехали в загородный особняк Вольфов. Машина как раз свернула на узкую горную дорогу в заснеженном лесу.

– Мы почти приехали, – продолжает щебетать Алекса, видимо, позабыв про свой вопрос. Или же ответ ее и не интересовал. – Я уже жду не дождусь, когда смогу переодеться в свою одежду, – и она со смехом приподнимает ногу, на которой болтается черный сапог. – Обувь твоей матери мне слегка, – она делает пальцами кавычки, – великовата. И не гармонирует с моей шубой.

– Я мог предложить тебе мои сапоги. Думаю, ты бы влезла в один.

Алекса смеется и вдруг кокетливо прижимается к нему:

– Ты бы мог понести меня на руках. Но я не хочу, чтобы моя семья знала о том, что я временный инвалид. Я вообще не хочу, чтобы они что-то знали. Ты запомнил нашу легенду? – резко спрашивает она, и тонкая морщинка на ее лбу смотрится так неуместно, что будь Алекса портретом, он бы непременно закрасил ее кистью.

– Да, конечно, – растерянно отвечает Даня, и они снова замолкают.

Такая молчаливая порой. Он украдкой поглядывает на Алексу, но выражение ее лица сложно разгадать. Что-то среднее между печалью и страхом. Распахнутые темные глаза, напряженные губы. Медленное, почти неслышное дыхание. Он обязательно запомнит ее лицо в этот момент и нарисует. Она станет его Мона Лизой.

Такси тормозит на небольшой заснеженной площадке, и Алекса с радостным восклицанием выбирается из машины. Даня быстро достает кошелек, чтобы расплатиться, но оторвать взгляд от особняка господ Вольфов не хватает сил.

Он сует таксисту в руки смятую купюру, растерянно бормочет «сдачи не надо» и выходит из машины, ступая на хрустящий снег. Двуэхтажный коттедж Вольфов переместился из русской сказки. Деревянные массивные бревна выкрашены в темный цвет венге, входная дверь и окна украшены орнаментом из белых резных завитушек. Вокруг буковые деревья, припорошенные пушистым снегом. Их голые ветви скрещиваются между собой и выглядят весьма зловеще. Возле дома вычищенная площадка и дорога, которая ведет вниз на трассу и в город. Но во всей этой мрачной красоте зияет заколоченное окно на втором этаже, как черный зуб в белоснежной улыбке.

Даня содрогается. Как мог богатый, здоровый мужчина с такой легкостью распрощаться с жизнью?

– Ты идешь? – Алекса недовольно машет ему рукой. В черной шубе она напоминает нахохленного воробья.

Не дожидаясь Дани, она нажимает на дверной звонок и нетерпеливо морщится. Видно, что ей еще больно стоять. Во всяком случае неприятно. Мелодия звонка похожая на пение соловья обрывается, и почти сразу массивная дубовая дверь распахивается.

– Сашенька? – молодая девушка в плюшевом домашнем костюме персикового цвета на секунду застывает на месте, а потом со слезами на глазах втягивает Алексу внутрь дома. – Боже мой, ты вернулась, вернулась! Я так рада, я так переживала за тебя. Арсений собирался завтра идти в полицию, хотя я настаивала, чтобы он сделал это сегодня. О, Господи, где ты была, что случилось? – взахлеб тараторит она.

Даня неуверенно проходит в прихожую, озираясь, словно преступник. Мило, уютно. По размеру может вместить в себя его зал. На полу плитка с золотистым узором. Шкаф с каретной стяжкой, в углу забитая зонтиками подставка. Даже слишком просто для господ Вольф. И по-домашнему. Даня принюхивается. А пахнет лесом – можжевельником, сосной. Насыщенный, густой запах. Он оборачивается и внимательнее приглядывается к заплаканной сестре Алексы. Кажется, это ее аромат. Удивительно…

– Галя, не плачь. Ты, как маленькая, ей-богу. Ну, кто мог подумать, что очередной мой побег ты воспримешь так близко к сердцу? – Алекса заказывает глаза, но, когда Галина пытается помочь ей снять шубу, только плотнее в нее кутается. – Не надо, я намерзлась. Такси заглохло, и полпути мы шли пешком, – сладко врет она.

Даня вскидывает брови, но молчит. Так надо. Если увидят одежду Алексы, могут не поверить в ее «побег».

– Маленькая, потому что переживала за тебя, – Галя еще раз крепко стискивает Алексу в объятьях.

Странно. Две сестры и разные до невозможности. Галина будто выпала из советского времени, когда многие девушки были кровь с молоком. Почти пепельные кудри бьются о плечи и подпрыгивают вверх. А серые глаза, несмотря на холодный оттенок, смотрят с легким прищуром, который собирает вокруг них веселые морщинки. Редко встретишь человека с таким сердечным взглядом. Но по сравнению с Алексой она выглядит дородной, высокой женщиной. А сама Алекса кажется еще крохотнее. Как большой серый кот и маленькая мышка.

– О, простите, – Галина, наконец, замечает Даниила и смущенно скрещивает на груди руки, – я вас не заметила, – румянец мило окрашивает ее щеки. Если бы Дане нравились пухленькие девушки, он бы непременно в нее влюбился. Наверное.

Порыв ветра в спину напоминает, что дверь до сих пор открыта, и Даня поспешно ее закрывает.

– Здравствуйте, – неуверенно произносит он и замолкает.

Алекса закатывает глаза и незаметно для Галины качает головой:

– Это мой парень – Даня. Я была у него, но поняла, что сейчас мне как никогда нужна его поддержка, – она подходит к нему и берет под руку, – и попросила пожить у нас.

– Парень? – тонкие брови Галины ползут вверх. – Тот самый, о котором ты…

– Нет, – резко перебивает ее Алекса. – Мы начали встречаться недавно. Незадолго до… – голос Алексы обрывается, – ну, ты понимаешь. Потом было не до этого, поэтому я не успела сказать.

– Ну, – Галя снова улыбается и неловким жестом показывает на дом, – тогда располагайся. Думаю, Алекса покажет тебе все. Поддержка нам сейчас нужна, как никогда, – ее взгляд тускнеет.

– Нужна. Только не от первого встречного, – голос, наполненный скептицизмом, просачивается из соседней комнаты сквозь приоткрытую дверь.

– Злата, – мягко упрекает Галина, и в прихожую заходит очень худая девушка, лишь отдаленно смахивающая на Галю, – это моя двойняшка. Не воспринимайте всерьез ее слова, она слишком иронична.

– Я просто говорю то, что думаю, – Злата застывает в проходе и детально изучает Даниила, словно собирается купить себе платье, но не может определиться с фасоном. – У нас семейное горе, а Лекси снова думает лишь о себе, не так ли, дорогая? – она поджимает губы.

– В этом спец ты, а не я, – отрезает Алекса.

– Ну, конечно. Остра на язык и красива, но в душе она давно сгнила, – Злата наклоняет голову на бок.

Фиолетовое платье-клеш висит на ней, как на вешалке, а бедные волосы выжжены до ядреной белизны. И это при том, что у них одни и те же родители! Если необычная внешность Александры вполне объяснима, то Галина и Злата… Даня мысленно вздыхает. Три сестры, а выглядят, словно чужие люди. Да и ведут себя почти так же. Хорошо, что он – единственный ребенок в семье.