«Взять ее! Заточить в темницу! – закричала она так, что крик чуть не разорвал уши Энни. – Пианино разбить! Музыканта – на плаху!»

Потом все происходило очень быстро, и девочка едва успевала соображать. Кто-то из охранников королевы подбежал к ним одним прыжком и, вознеся молот над прекрасным инструментом Музыканта, со всей силой его опустил. О ужас! Стеклянное пианино разлетелось на миллионы осколков и осколочков – Энни чудом удалось не пострадать ни от одного из них. Иначе случилось с Музыкантом: стража хотела схватить его и связать по приказу королевы, а потом затащить в темницу, но он был уже мертв. Один из осколков разрезал ткань фрака и впился прямо в сердце – горячее человеческое сердце.

Энни с криком вырвалась было из рук стражников – и сумела немного пробежать, не соображая, куда бежит и зачем – но ее снова схватили, и тогда она потеряла сознание. Мир с такими яркими красками, с таким прекрасным внутренним порядком и такой страшной наружностью поблек, а потом исчез.

Ее заточили в темницу.

Очнувшись, она некоторое время ничего не понимала – сознание возвращалось к ней постепенно, но образ погибшего Музыканта стоял перед ней неустранимо. Впрочем, казалось… что он улыбался. Тогда, когда стража подняла его с пола, усыпанного осколками, и всем стало ясно, что он мертв. Это было непонятно ей сейчас, но он действительно улыбался – улыбкой счастливого человека. Энни почувствовала это, хотя только начинала видеть.

Спустя время девочка осмотрела темницу: соломенный тюфяк, каменные стены, окно с решеткой – маленькое, под самым потолком, – откуда лился свет, видимо, утренний. За решетчатой дверью в темницу распласталась огромная туша ее охранника – гигантского зверя с туловищем, похожим на собачье, но с головой дракона. Страж лениво обернулся и взглянул на Энни шестью глазами: каждый излучал уверенность и мощь. Энни передернуло.

Какое странное смешение чувств было в ней! Музыка вдохнула в сердце смиренное благоговение и искреннее счастье. Но ведь спустя секунды после того, как мелодия утихла, Музыкант – добрейший человек, ее новый и единственный друг – был мертв. Какие невероятные краски, цвета, формы она теперь могла созерцать – ведь она видела, видела! Но перед ней сейчас были только каменные стены темницы, грязный пол и кошмарный зверь, а в будущем ее тоже ждала смерть. И под таким разносторонним напором чувств она начала мерить шагами свою тюрьму, думая, нет ли здесь какого-нибудь тайного входа или выхода.

Дверь даже не была заперта – ни замка, ни щеколды – но с таким охранником они и не были нужны. В окно, даже если получилось бы снять решетку, она бы не пролезла. Что же делать? Энни потратила несколько часов на то, что осмотрела весь этот каземат – но не увидела ничего полезного. «Может, чудовище боится огня? – спросила она себя, глядя на соломенный тюфяк. – Но у меня нет спичек, да и солома сырая… Наверное, мне никогда отсюда не выбраться – до самой казни, или просто старости и смерти. Или они решили морить меня голодом? В любом случае ничего у меня не получится…»

Энни села на корточки и заплакала, желая, чтобы весь ужас и горе ушли со слезами. Она, наверное, даже не сразу услышала, что у ее колена кто-то пищит.

– Энни, Энни, – звучал с пола тоненький голосок, – наклонись!

Удивленная девочка наклонилась к полу, сначала не увидев, кто к ней обращается – а это была мышь.

– Кто вы? – спросила Энни.

– Я мышь, старая приятельница нашего Музыканта. Я была почти все время с вами, после того как прибежала сказать Музыканту про начало бала. Я знаю, что ты очень добрая и смелая девочка, и ты не хотела, чтобы Музыкант погиб. Я хочу помочь тебе выйти отсюда.

– Он умер из-за меня, – сказала Энни, едва сдерживая рыдания.

– Музыкант умер счастливым, – возразила мышь. – Он прожил долгую жизнь из-за заклятия королевы и теперь избавился от него, сыграв лучшую из своих пьес. Он никогда не играл ее раньше. И никогда раньше не садился за свое стеклянное пианино, да и вряд ли желал большего, чем однажды исполнить на нем эту пьесу. Ты знаешь, когда он ее написал?

– Нет, – с сожалением сказала Энни. – Он только говорил, что все время думал о музыке – до того, как встретил королеву.

– Не совсем так, – ответила мышь. – Он и правда писал больше музыки до того, как полюбил эльфийскую королеву, но эту пьесу он посвятил ей. И никогда не играл ее до сегодняшней ночи, и никому не показывал, хотя слухи о ней распустились по всей стране.

– Значит, он играл такую прекрасную музыку… в эту ночь… своей убийце? – вскричала Энни. – О Боже!

– Тише, тише. Все так и было, – сказала мышь. – Но тебе пока не нужно об этом думать. Сейчас важно только одно: как тебе отсюда выбраться.

– Это невозможно, – вздохнула Энни. – Я уже не знаю, что придумать.

– Зато я знаю. Сейчас я сброшу тебе из окошка маленькую флейту: она волшебная и усыпляет стражей в стране эльфов. Если ты сыграешь какую-нибудь из известных тебе песенок до середины, то чудище, которое тебя охраняет, уснет на несколько минут, а если до конца – то вечным сном. Попробуй играть быстро, пока оно не почует неладное. Твоя жизнь будет в твоих руках, Энни. Потом беги по коридору и сверни налево, и там беги что есть мочи. Там тебя встретит другая опасность: коридор страха. Ты не сможешь его пройти, пока не справишься со своим страхом. А ведь, когда услышат твои шаги, за тобой пустят погоню! Так что держи себя в руках и будь крепкой, как сталь. Ну, я думаю, не стоит ждать слишком долго. Я полезу наверх, а ты жди, когда я брошу тебе флейту.

– Погоди, – остановила ее Энни, а потом только вздохнула и сказала, – спасибо тебе.

Мышь больше ничего не ответила. Она побежала сначала к стене с окошком, а потом – вверх. Энни поторопилась вслед за ней. За спиной ее, казалось, шевелился страж.

Все так и произошло, как сказала мышь: из окошка выпала маленькая белая флейта, и Энни поймала ее. Инструмент выглядел очень хрупким, и девочка даже не могла предположить, из чего она могла быть сделана. Но времени на размышления об этом у нее не было. Она начала играть.

Ее учили когда-то – старый слуга приводил к ней своего друга, учителя музыки – но мелодия сейчас звучала фальшиво. «Получится ли?» – с тревогой подумала Энни. Но не прерывала музыки, а страж уже начинал подниматься на четыре лапы, глядя на нее неотрывно всеми тремя парами глаз.

Он стоял близко к Энни: может, она и успела бы увернуться от первого броска, но потом-то уж он растерзал бы ее на мелкие кусочки! Энни глядела в его разевающуюся пасть с множеством мелких, острых зубов и понимала, что боится его. Очень боится. Как же она пройдет через коридор страха, такая трусиха?

Из пасти пса-дракона вдруг повалил дым. Похоже, это означало недовольство. Ноздри его раздувались, а глаза покраснели. Разбегаясь, он сделал пару всего шагов – но Энни уже торопилась, доигрывала недолгую песенку до середины – и, не успев даже приготовиться к прыжку, зверь начал опускаться на пол. Струйки дыма из пасти и ноздрей истончились, а глаза стали подергиваться мутной пленкой. Веки его тяжелели, и он так обессилел, что не мог их держать. Спустя секунду он рухнул на пол, и Энни побежала мимо. Она могла бы по дороге и прямо здесь сыграть мелодию до конца, но пожалела стража. Решила только быстрее бежать.

Какой шум поднялся вокруг! То ли из темницы не было вообще слышно ничего, происходящего во дворце – а теперь, выбежав, Энни смогла это услышать – то ли эльфийская стража услышала грохот падения чудовища и поднялась на ноги, чтобы схватить юную беглянку. Энни припустила что есть мочи.

На повороте она даже выронила флейту из рук… и наступила на нее. Инструмент треснул и развалился на несколько крошечных частей. Какая жалость! Энни остановилась совсем ненадолго и побежала вновь.

Наверху все громыхало, но позади никого не было слышно.

У Энни уже болели ножки, когда она наконец достигла коридора страха. Тут ей пришлось остановиться: она поняла, что не может двигаться дальше, что слишком боится погони. Сам воздух будто становился плотнее и не пускал ее вперед.