— Вот это страсть! — говорит Юлька, когда Марко исчезает вдали.

Мы начинаем смеяться. Впервые за долгое время мне по-настоящему легко, и даже кажется, что я могу взлететь:

— Подержи меня, пожалуйста, за руку, чтобы я не улетела…

— Ну, Лизка, вот это да! Коля, наливай и пойдёмте в дом, пока ещё кто-нибудь не прискакал.

Шампанское выпито, поэтому я достаю из холодильника Франчакорту. Мы сидим в салоне, пьём, пытаемся шутить, но общего настроя уже нет. Никола ждёт, когда я уйду, хотя, конечно, виду не подаёт. Но я понимаю. Юлька включает негромкую музыку и немного приглушает свет.

— Давайте танцевать! — предлагает она и тянет Николу с дивана.

Она переоделась и теперь на ней тонкий короткий сарафан — голые плечи, руки, длинные голые ноги. На ней нет белья и её всю отлично видно. Никола по-прежнему в одних пляжных шортах. Они уже подсохли, но все ещё влажные. Он худощавый, не очень высокий, но крепкий, мускулистый, с сильными руками и бёдрами, каменными икрами, на правом плече вытатуирован трискелион — древний герб Сицилии — три бегущие ноги, а в центре голова Медузы. Лицо Николы свежее, юношеское, почти мальчишеское, с лёгким румянцем, полными губами. Юльку это наверняка заводит.

Они танцуют. Я поднимаюсь, ставлю бокал на столик.

— Лиза, иди к нам, давай вместе потанцуем.

— Танцуйте, я пойду отдохну. Завтра увидимся.

Иду в свою спальню. Раздеваюсь, снимаю с себя все. В этот момент заглядывает Юлька:

— Ты что, правда спать?

— Ну да. Это ваше дело молодое, а мне баиньки пора.

— Точно? Такое тело не должно прозябать в одиночестве. Не хочешь с нами?

— Нет.

— Жалеть будешь. Приходи если передумаешь.

Я забираюсь в кровать.

— Иди-иди. Не передумаю.

— Ладно…

Она уходит, но оставляет дверь приоткрытой так, что в поле моего зрения оказывается диван в салоне. Я уже под одеялом и вставать мне не хочется. Ладно, давайте только не очень громко. Я поворачиваюсь спиной к двери и закрываю глаза. В салоне поёт Джихе. Её низкий, будоражащий голос затекает в мою спальню, забирается под одеяло и проникает в меня. Я начинаю думать о Марко, о его сегодняшнем появлении, о хрипящем коне, о взгляде, о фигуре, потом вспоминаю ту ночь — как он прикасался ко мне, как целовал, срывал одежду… Я переворачиваюсь на спину, провожу кончиками пальцев по шее, по груди, по животу, по внутренней стороне бедра, словно там могли остаться следы его поцелуев. Моя кожа после дня на солнце горячая, я чувствую лёгкое покалывание и покрываюсь пупырышками. Гусыня… Соски напрягаются, зажимаю левый между указательным и средним пальцами. Поворачиваю голову к двери…

Никола сидит на диване, откинувшись на спинку, а Юлька танцует прямо перед ним — медленно, сексуально, соблазнительно. Он подаётся вперёд, но она чуть отступает, ставит ногу ему на грудь и возвращает на место. Продолжая танцевать, она поворачивается к нему спиной и замирает, опускает голову, кладёт руки на плечи и очень медленно тянет завязки сарафана. Тонкая невесомая материя соскальзывает, и Юлька остаётся совершенно голой. Она ещё мгновение стоит неподвижно, а потом поворачивается к Николе и опускается на колени.

Это всё накладывается на музыку, совпадает с тактом, с волнами соблазняющего, растлевающего голоса. Я кладу руку между ног. Там все мокро — густая скользкая влага сочится по волоскам, по коже. Провожу по нежным скомканным складкам, проникаю внутрь, впускаю в себя надрывную, стонущую сладость…

Никола прикасается к Юлькиным волосам, губам, шее, плечам. Он приближает лицо и нежно её целует. Она садится на него верхом так, что грудь оказывается напротив его губ, он пытается поцеловать, но она играет, отстраняется, наклоняется и сама целует его в шею, ласкает и целует грудь, облизывает соски. Она соскальзывает на пол, целует ему низ живота и тянет шорты. Никола чуть приподнимается, помогая ей. Она стаскивает их вниз и освобождает вырывающийся наружу напряженный член. Шорты остаются стянутыми чуть ниже колен путами. Юлька замирает, склонившись над нетерпеливо вздымающимся членом, рассматривает. Она прижимает его рукой и опускает голову, несколько раз целует живот и пах, легко, едва касаясь, проводит пальцем по яичкам. Никола содрогается, Юлька ловит его член и прижимает к щеке, ласково его поглаживает, немного отстраняется и самым кончиком языка проводит от основания до самого верха. Никола стонет, и я тоже очень тихо, чтобы не выдать себя, выдыхаю. Они так близко…

Мои ноги согнуты в коленях. Одной рукой я ласкаю, жму, спрятанную в складках кожи точку, от которой по всему телу идут волны, а другой проникаю в мягкую горячую глубину. Я хватаю себя за грудь, выгибаюсь, зажимаю ладонью рот, чтобы не застонать, не выдать себя.

Юлька встаёт, ставит одну ногу на диван, отводит её в сторону и руками раздвигает вагину так, чтобы Никола мог всё хорошо видеть. Он тянется вперёд и целует, потом притягивает её к себе, заваливает на диван, сползает на пол и становится на колени. Он сминает Юльку в объятиях, целует, прижимает, гладит грудь, соски, плечи, губы, живот, ягодицы, распинает её на диване и раздвигает ей ноги, припадает к влажной, горячей щели и лижет, сосёт, впихивает в неё палец.

— Да… да, Коленька…

Юлька стонет, глубоко и прерывисто дышит, вздрагивает, она обхватывает голову Николы и вжимает её в себя, не давая оторваться ни на мгновенье. Потом она выпускает его и соскальзывает к нему на пол, долго его целует, а затем поднимается на ноги и наклоняется вперёд, упираясь в диван. Никола подходит сзади и, направляя член рукой вдвигает его в Юльку. Она вскрикивает. Никола двигается в ней сначала медленно, потом ускоряется и извлекает из Юльки ритмичные вскрики. Одной рукой она держится за диван, а другую пропускает между ног. Сначала она поглаживает его яички, а потом начинает ласкать себя. Так же, как и я сейчас. Юлька поворачивает голову и смотрит в мою сторону, но в моей комнате темно и она не может меня видеть, а я очень хорошо её вижу, освещённую, как на сцене.

Она выпрямляется, поворачивается лицом к Николе и целует его, потом опускается на колени и несколько раз проводит языком по головке члена, а потом берет его в рот, заглатывая целиком. Затем выпускает, проводит языком от основания до головки и снова заглатывает, сосёт и лижет. Никола запускает пальцы ей в волосы и глухо стонет.

— Ты ещё держишься? — тихо говорит она, — пойдём на ковёр.

Она берет с дивана подушку и бросает прямо перед дверью, ложится на ковёр, подкладывая подушку под поясницу и расставляет ноги. Никола опускается перед ней на колени и медленно вводит член. Он кладёт Юлькину ногу себе на плечо, берет вторую, целует её, покусывает за краешек стопы и опускает на другое плечо. Юлька выгибается, опираясь ногами о плечи Николы, а он поддерживает её зад, не прекращая двигаться.

— Да! Да!

Он вторгается в самую глубину, с силой раздвигая Юлькину нежную мякоть, ускоряется, двигается всё быстрее и сильнее. Я подчиняюсь этому ритму и ускоряюсь вместе с ними, вместе с перекатывающейся округлостью Юлькиных грудей, вместе с бьющимися об неё каменными яйцами Николы, вместе с сердцем, заставляющим кровь бежать быстрее и быстрее. Юлька стонет, бьётся в конвульсиях, её рот широко открыт, тело напряжено и вот-вот сломается.

Я закрываю глаза… Мне уже не надо ничего видеть… Мне нужен только воздух. Во всем мире больше не осталось воздуха. Я несколько раз дёргаюсь, сжимаюсь и разжимаюсь, как пружина, вибрирую, дрожу и долго, медленно затихаю. Вскоре всё стихает и в салоне. Гаснет свет и наступает тишина. Я чувствую внутри себя столько нежности, столько любви, что её хватило бы на весь мир… вот только что-то я устала. Надо немного отдохнуть. Я закрываю глаза.

Вот уже неделя, как Юлька улетела. Мне её не хватает — не хватает по-детски бесшабашного ощущения летних каникул, её оптимистичного фатализма, не хватает просто того, что она рядом. Как это обычно бывает, сначала мы созваниваемся по нескольку раз в день, поддерживая ставшую такой крепкой связь, чувствуя острую потребность друг в друге, но через несколько дней эта связь ослабевает, и мы погружаемся в рутину повседневных дел, становимся пищей для настоящего, отправляя приятные моменты недавнего прошлого в мир воспоминаний.