Проходим за ворота. Небольшой двор с вытоптанной травой, белые стены, фонарь. Дом довольно скромный, кажется, что построен в восьмидесятые годы.

— Паола! — кричит Фабио.

Паола выглядывает из двери.

— Ли-и-з-за! Чао, белла! — она выбегает нам на встречу, обнимает меня, целует. — Как же я рада, что ты здесь! Ох, какая красивая! Сколько мы не виделись? Года два? Поверить не могу, ты уже сама работаешь! Пойдём, пойдём! Она кричит в дом:

– Франческа, Давиде, Джорджио!

– Паола, это тебе маленький подарок, — я протягиваю пакет, там большая банка красной икры и белёвская пастила.

— О-о-о! Лиза! Спасибо! Икра! Пастила! Обожаю, — у неё низкий немного сиплый голос. Она прижимает подарки к груди, показывая, как они ей нравятся и снова обнимает меня. Паола яркая брюнетка, она младше Фабио, ей лет сорок пять. Работает в торговой компании — экспорт оливкового масла или что-то в этом роде. Мне она очень понравилась ещё во время первой встречи — уверенная, образованная, красивая. И у нас сразу возникла взаимная симпатия.

Мы заходим за дом. На небольшой террасе под матерчатым навесом накрыт стол, зажжены свечи, горят фонари.

— Фабио, давай, открой бутылку.

Пока Фабио открывает «Джулио Феррари» я подхожу к невысокой изгороди из кустов и замираю, любуясь невероятным видом. Далеко внизу между складками холмов я вижу светящееся огнями щупальце города, сползающее к воде, а за ним необъятное море, в котором отражается огромная, почти полная луна. У меня захватывает дух. Подходит Фабио и подаёт холодный бокал:

— Красиво, да?

— Ещё как, — я делаю глоток искрящегося вина и крошечные жемчужинки пузырьков наполняют меня радостной лёгкостью.

Все собираются за столом. Меня знакомят с сыном Фабио и Паолы, её сестрой и мужем сестры. Сына зовут Давиде, он выезжает на инвалидной коляске. Ему около двадцати, он красив и удивительно похож на обоих родителей.

Паола с сестрой устраивают целый пир.

— Паола, в этом мире никто не готовит так чудесно, как ты!

Не то, что съесть, попробовать всё просо невозможно. Здесь и какие-то мелкие рыбёшки, распластанные по тарелке, с маслом и травами, аранчини, спагетти ала норма с баклажанами и особенной сицилийской рикоттой, фаршированные каракатицы, огромное блюдо с невероятным количеством запечённой рыбы.

— Вот только канноли не успела сделать, — говорит Паола, — пришлось купить, но они очень хорошие, лучше, чем мои. Попробуешь.

За столом приятная непринуждённая обстановка. Пытаюсь вспомнить, когда мне было так хорошо в последний раз. Очень давно. Пьём белое вино, весело болтаем.

— Чем занимаешься? — спрашиваю у Давиде.

— Да вот, — хлопает он по своему креслу, — лечусь. Планировал в этом году поступать в университет.

— В Катанье?

— Нет, хотел ехать в Болонью, но видишь, не получилось.

— Всё будет хорошо, дорогой, — хлопает его по руке тётя Франческа, — в следующем году обязательно пойдёшь учиться.

— Если не передумаю, — улыбается Давиде.

— Что планируешь изучать?

— Медицину, думал стать хирургом, но теперь надо выбрать что-нибудь сидячее — полгода назад попал в аварию на скутере. Теперь вот осваиваю другой транспорт.

— Ничего, Давиде, ничего, — говорит Фабио. — Настоящим хирургом может стать только тот, кто испытает всё на себе.

— Да уж.

— Скоро они с Паолой полетят в Рим на операцию к лучшему итальянскому хирургу, так что все будет хорошо. Вот увидишь Давиде.

В этот момент больше всего на свете мне хочется, чтобы Давиде поправился, чтобы операция прошла успешно, чтобы он поступил в университет и стал врачом.

— Всё будет отлично, пью за твоё здоровье, Давиде! — я поднимаю бокал и чокаюсь со стоящим перед ним бокалом. — Чин-чин!

Он улыбается, кивает и тянется за вином.

— Отличный вечер! Так вкусно! Я никогда так не ела, так здорово, так чудесно! Большое спасибо, что пригласили меня. Мне так неудобно, что Фабио теперь придётся везти меня такую даль. Надо было мне самой ехать за рулём.

— Это совсем не проблема, — говорит Фабио, — не беспокойся. Для итальянца абсолютно нормально возвращаться домой после ужина полтора часа. Знаешь, ради хорошей еды мы готовы проделать куда большее расстояние.

Все смеются. Паола стоит за стулом своего мужа, положив руки ему на плечи:

— Оставайся, у нас есть комната для гостей. Я дам тебе пижаму, зубную щётку, а утром поедешь на работу вместе с Фабио.

Это неудобно, и я бы лучше поехала к себе, но мне действительно жалко гнать Фабио в такую даль, и я остаюсь.

Франческа с Джорджио уезжают, они живут рядом с Таорминой — это тоже около получаса езды, но в другую сторону. Я помогаю Паоле убрать со стола. Потом она показывает мне мою комнату на втором этаже, под крышей.

— Маленькая, но тебе же только одну ночь переночевать.

— Да я живу в точно такой же. Отличная комната. Спасибо, Паола.

Их дом довольно простой, но очень милый и мне действительно здесь нравится.

Я спускаюсь в сад, хочу полюбоваться видом перед сном. Луна стала маленькой и откатилась куда-то далеко. Слышу позади себя скрип — это Давиде подъезжает на коляске. На коленях у него откупоренная и заткнутая пробкой бутылка вина.

— Будешь?

— Давай, — я беру бутылку. Это Грилло. Сразу вспоминаю дегустацию, которую проводил в Москве Марко. Под сердцем начинает немножко ныть, тянуть… Ночь, звезды, тепло — всё как тогда. Вот мы пьём вино, вот ужинаем в грузинском ресторане, идём по Красной площади, вот мы в лифте, он меня целует, срывает одежду — в памяти возникают картинки той ночи — вот мы на кровати… Кажется, что все было так давно… Отпиваю из горлышка, возвращаю бутылку Давиде. Он тоже делает несколько глотков.

— Знаешь, эта операция… Я не могу дождаться, когда полечу в Рим. А с другой стороны, хочу, чтобы время тянулось подольше и все это было ещё не скоро.

Он пьёт из бутылки и передаёт её мне. Я тоже пью.

— После аварии врачи сказали, что я не смогу больше ходить.

Мне грустно и очень его жалко, но я даже не знаю, как можно подбодрить в такой ситуации.

— Родители сделали всё — консилиумы, обследования, всё, что возможно. Но хороших прогнозов нет.

— А как же тогда знаменитый римский хирург?

— Да, доктор Фридман единственный, кто готов меня оперировать. Отец возил меня к нему, и тот сказал, что настроен оптимистично. Сказал, что сделал несколько подобных операций и почти все были успешными. Не знаю, конечно, правда это или нет, но мне хочется верить, что правда.

— Он бы не стал врать — это же можно проверить.

— Да, только вот стоит эта операция очень дорого. У нас столько нет. Не знаю, что бы мы делали. Я не хотел, чтобы родители отдавали всё, что у них есть, ведь гарантии, что операция пройдёт удачно никто дать не может. В общем, мне помог один человек. Это Марко Леоне.

— Кто?!

— Это наш винодел, он очень известный. Я думал, ты его знаешь.

— Знаю, просто я удивилась. Я бы никогда не подумала, что он на такое способен. Мне казалось, что он всегда думает только о себе.

— Нет, он помогает людям. Он организовал благотворительный фонд и уже многим смог помочь. Но он просит никому не рассказывать, что помощь, по сути, идёт от него, не хочет, чтобы его ну… превозносили что ли.

— Мне кажется я рада, что ты не выполнил эту его просьбу и рассказал…

Я улыбаюсь.

— Люди всё равно знают. И он ещё договорился с доктором — к нему очередь на несколько лет вперёд, но нас примут гораздо раньше. Такие дела. А ты знаешь, что дом, где ты живёшь раньше принадлежал дедушке и бабушке Марко?

— Серьёзно? Нет, не знаю. Похоже я вообще не слишком много знаю.

— Ну так я тебя буду просвещать. Приезжай чаще!

Мы ещё некоторое время болтаем и идём спать. Я лежу в мягкой удобной постели и снова, которую ночь подряд думаю о Марко.

Я стою в душевой кабине. Тёплые струи стекают по волосам, плечам, по груди. Трогаю грудь, удивляюсь какая она необычайно большая, круглая. Я ласково её глажу, чувствую, как соски становятся твёрдыми и увеличиваются.