Хотя по большому счету рассудок никогда и никуда не исчезал, ибо в особенности того мы можем убедиться исходя из наблюдения за теперешней династией, которая всячески игнорирует нормативные стандарты из-за обожествления радикальных суждений и общедоступности истины в цифровой век. В действительности, главный изъян радикальности в исключительном поверье крайним взглядами и концепциям. Отсюда следует малоутешительный вывод, что именно вседоступность истины заложила зерно скудоумия, а учитывая пророчество о регрессии – публицистами, писателями, учеными – в таком случае зерно уже прорастает, ему лишь необходимо немного света и воды. А с этим у нас проблем нет. Однако с учетом ярких прогнозов, важно акцентировать внимание, что он лишь вполовину верны. Половинчатая истина состоит в наличии радикальности, как одной из форм сомнения, что, напомню, в мышлении есть основа существования. В данном случае – это хотя и на половину, но здравомыслящее жизнесуществование.

Теперь вы можете справедливо спросить: как сам факт радикальности есть олицетворение здравого существования?

Вопрос этот очень важный. Поскольку само сомнение [мышление] существует как отражение деятельности сознания, то установленная нами достоверность радикальности есть противоборство между межличностным опытом и соотнесение своего отношения к окружающей культуре негативным контекстом, уже есть факт мышления. Однако загвоздка состоит в том, что радикальность суждений, во-первых, отрицает значимость культурных ценностей, а во-вторых, причисляет личность к числу антипода, что так же принижает любые последующие ценности.

И если вы усомнитесь в этом, то мне придется вам заметить, что главная проблема радикализма, как системы взглядов заключается в собственной уродливости и деструктивности своей же природы, поскольку его феномен характеризуется желанием общественно-политических деятелей и иных субъектов общественных отношений изменить существующий строй в его корне, полностью, коренным образом преобразовать всю существующую систему. Потому он более сковывает свое же положение, не мысля, что, следуя как за одними и теми же действиями он изгоняет собственную философию, и, стремится запретить себя в будущем. Иными словами, он сообщает, дескать, что тебе, дорогой друг, никогда не следует быть исключением: ибо если живешь в сумасбродном мире, надо и самому научиться безумству. Однако, при всем этом, он культивирует положения, которые по идее, должны искоренить всякий намек на утопии, спасти сознание. Но, повторюсь, таким образом он себя.

Схожей точки зрения придерживается Гете:

«У слабых людей часто бывают революционные убеждения; они думают, что им было бы хорошо, если бы ими не управляли, и не сознают, что они не в силах управлять ни другими, ни собой» [14].

Более разношерстно об этом выражался и Норберт Винер:

«Мы изменили своё окружение так радикально, что теперь должны изменить себя, чтобы жить в этом новом окружении» [15].

Соответственно учитывая бытующий радикализм, оказывается совершенно понятия почему в жизни следует блюсти критерии здравомыслия, затем что именно его доминация способствует наличию (а) качества личности, поскольку выявляет феноменологию культурной этики и характера наследия; (б) морально этических установок, и возведение их в общепринятую норму, как необходимый компонент культурного развития личности; (в) дисциплинированного [т.е правильного] мышления.

Если попытаться совсем кратко выразить суть различий меж радикализмом и здравомыслием, то можно сказать, что черты радикальности отражают решительность мышления, а черты здравомыслия отражают этическую зрелость мышления. При этом очевидно, что, хотя положение этих точек зрения отражают разные взгляды на вещи: используя их направление можно добиться разных целей и, наоборот, устремиться к одной и той же цели пользуясь методом поочередности.

Именно поэтому, очевидно, что с намеченной тенденцией на радикальность и резкую критику ушедшей и заодно приходящей эпохи, мы если и извратим понятия логики, то хотя при этом сохраним традицию здравомыслия. Поскольку наличие толики здравомыслия значит вероятное перевоспитание посткультуры, которую истязает собственный голод.

Здравомыслящий человек с точки зрения лирики, это – всегда сдержанный и благомыслящий человек, что оказывается совершенно лишним в любом хаосе. Трезвомыслящий индивидуум подобен бедствию, который своим приходом привносит множество разрушений, что, в нашем случае, означает сомнения в массах. И действительно, эти люди словно мухи в целебной мази, точно лиса в курятнике или же наглый слон в посудной лавке, тормозящий строй и систему ценностей. Для системы ценностей общества – политики государства и общепринятых шаблонов о том, какое поведение в обществе нормально, а какое аномально – будет порицаться индивидуумом, коим возобладает здравомыслие.

Индивидуально хочется отметить, что то же само не относится к правоборцам. Стоит помнить каким именно образом мы выделили связующее радикализма и здравомыслия, как целостное начало мышления. Потому важным представляется указать, что при всем «косвенном» сходстве, их направленность различна. В отличии от здравомыслия, радикализм проявляет свою форму в разных псевдосовременных направлений, в том числе – борцам за равенство. Но к сожалению, поддавшись нонконформизму, борцы за равенство борются только за определенное, понятное только им равенство. Экая же досада получается оттого, что люди превращают свои же слова в наркотик, подобно инфантильной императрице. Досадным остается также тот факт, что люди массово зависят от того, что понаслышке или звучит как дешевый слог с еще более дрянным подтекстом. Речь становится бесфабульной и получается так, что изобилие речи [бескультурной] подобно юмору переступает всевозможные чертоги и границы, то она становится натуральным блеянием вызывающем резь в ушах.

Что-то гложет нас внутри, постоянно отхаркивается: на себя, на прошлое, или нынешнее благосостояние. Потому здравомыслящие люди, право, кровью сердца завидуют простакам, для которых вся жизнь пролетает, как очередной эталон незамысловатости: пару пролетов, злосчастная травма и несколько личных качеств; у них отлично получается преуспевать и оттого, их жизнь наполнена больше развлечением и простотой – изо дня в день, хотя, припоминаю, что мы про это говорили. Но думать, что этим голодом к познанию страдают только те, кого наградила судьба – глупо.

Однажды, когда такой «простак» в один удручающий для него момент начинает замечать, что жизнь его становится рутиной, изо дня в день стекающего между растыканным графиком и болванистым пожиранием контента он поймет, что любое развлечение без дисциплины спустя время становится рутиной. Впрочем, это не отменяет того факта, что, это не фортуна и не рулетка; это постигнет каждого (см. эссе «внутри кошмара») и уже позавчерашнее развлечение что не любимо – быстро наскучит, обратившись в ту же рутину, как сизифов труд. Парадокс же заключен в том, что голод неутолим; да, его можно заглушить, но не избавиться, как и от мысли.

Солидарен, в таком случае обсуждение обрастает щетину, но нами уже было выявлено, что самый ментальный голод приходится прародителем всего гадкого, что может быть в человеке: алчность, неудовлетворенность, многозадачность и прочего, в том числе, ощущение рутины. Если бы мы могли контролировать голод то, возможно, мир был бы еще более взбешенным и невыносимым чем сегодня, а странности здравомыслящих людей не были бы лакомым загляденьем.

Самое знаменуемое отличие моего времени состоит в том, как люди гиперболизируют личную свободу, мощь слова и власть в негативное русло, которое впоследствии пускает корни и оседает в сознании. Нами уже многократно было акцентировано внимание на том, как неправильно «питается» культура, как вслед за последним она самоистощается, будто натощак. В самом деле, не является тайным, что распад культуры заключен в том, как доныне полученные знания проходят проверку на релевантность и усваиваются в умах современников. Проблематично же то, что в случае новоиспеченной моды на усвоение истины посредством систематизирования ее не только по форме представления, но и по форме общественной значимости [16] составляет суть противоречия между унаследованных культурных убеждений между новейшим восприятием информации через совсем другую систему категорий. Другими словами, поскольку сегодняшняя культура утверждает, что та живет в уже готовом, изобретенном мире обилия и полноты, то она не беспокоится насчет уровня собственного саморазвития, и, поэтому классифицирует истину [в целом] как окончательную константу; как фактор это приводит к незаметной для себя деградации. А как нам известно, деградация – движение к упадку; но в данном случае, это движение с нулевой скоростью, то есть вырожденное состояние покоя.