При таком подходе задача сие трактовки состоит в попытке переосмыслении природы самой природы вожделения человека при всей его животной принадлежности. Можно потому сказать, при всей спекулятивной способности человека его голод неизбежно соприкасается с психологией сознания (см. эссе «внутри кошмара») и, как ни странно, с философией, который может статься скандалом в публике, которая постоянно искажает то одни, то другие учения. Поэтому данное изложение предоставлено схоластичному повествованию, в ущерб общему содержанию.

Фух! Чувствую себя таможенником, который оправдывается пред государями и горожанами.

***

Те силы и та мощь, которые обрело молодое поколение и, пользуясь которыми оно стремится показать свою невероятную экспрессивность через остросоциальные жесты есть хаос. Косвенно хочется отметить тот, факт что отличие нынешний хаоса явно отличается от событий «Хрустальной ночи [19]» или массовых беспорядков тем, что существующий переизбыток возможностей, разрывает наши раны и мотивы шиворот-навыворот, делая нас объектом уязвимости и манипуляций эпохи потребления. Было бы глупо не согласиться с тем, что нынче люди тоже выходят на улицы ради погрома, но суть их отнюдь не в нанесении ущерба невинному стеклу. Они всеми силами устремляют свои мощи в переподчинение чьего-то сознания, открывают спрятанные двери, в гневе волочат за волосы идеи и свои требования прямо на пьедестал, выдавая эту «энную» идею за истину, с такой ошеломляющей громкостью, что аж уши вянут. Происходит же этот хаос потому, что общество наотмашь изменяет закономерности и свои же права, расчленяя себя на микрогруппы.

Впрочем, и обобщенно стоит заметить, что все начали требовать беспрекословное подчинение законам и постулату юродивых правоборцов, которые исполняя собственные убеждения сами озверели. Сейчас мы живем в абсолютно прекрасное время, где признают любое сознание вне зависимости от того каким бы оно испорченным не было, что раньше, было редкостью.

В сегодняшней правде слова, можно усмотреть то, как им пренебрегают. Потому что суть в том, что свободы слова не подразумевает права выражать свое мнение в любом контексте и любыми средствами. Поскольку если дать слову слишком много свободы – оно морально изничтожит своего владельца, толкая его на ужасные действия. Значительным здесь представляется то, что у него найдутся средства: как никак, от языка сложно увильнуть, ибо влияние языка всюду – даже там, где его, как вы считаете нет.

Свобода слова сейчас, как никогда зашкаливает и поэтому приходиться наблюдать печальную картину. А именно: переизбыток возможностей и их бесконтрольность. Именно тогда и приходится корчить из себя вид ленивой ничтожности, поддаваться рукоблудию на чужие увечья, слушать, соглашаться c той правдой, что вторят от уха до уха. Ровным счетом, превращая мировоззрение в кашеобразную массу, которая для нас любезно именуется сутью: она ищет выход в лозунгах, цитатах, борьбе за стабильность и сомнительных движениях, идущих в противовес обществу нагло заявляя о себе в не самой адекватной манере, обвиняя в недодаче свободы в разделении своих взглядов и самореализации в обществе. Мы говорим про тех, чья отвага мухи заставляет лишь усомниться в правдивости их слов еще больше; вам лучше самим вообразить те группы и движения, что сейчас пришли на ум, ибо эта тема – склока, требующая много запятых. Анатомия человека, безусловно, остается главной темой для каждодневных баталий, центром сюжетов книг, фильмов, статей, философии. Однако сложилось так, что общество жадно истерзывает тушу морали, этики, понятие нормы во все стороны. Зачем и почему? Бог его знает! Дурные трикстеры заполонили культуру; они срамословят неясными чужеземными словами и слагают обществу свои холеные, безмозглые оды и гордятся этим. Вот же моветон! С виду человек – внутри кукла без души, что осатанели из-за собственной глупости. Их патология – никудышное воспитание, оттого они впадают в обезьяньи припадки. Навязывая свои правила, они пытаются установить новое аномальное понятие интимности, за которые сами же цепляются из-за неспособности на настоящую откровенность. Ибо сама по себе такая близость требует самоконтроля, траты ресурсов, включения в процесс отношений. И, само собой это дискомфортно поскольку приходит нужна жертвовать чем-либо, ради благосостояния родного человека; так издавна с жизнью справлялись мужчина и женщина: своим разным началом они создавали равновесие. Потому наличие однополых отношений – отклонение, сюр природы (более подробно данная мысль будет разобрана в отдельном сочинении).

Казалось бы, с приходом массовой прогрессии должен был удвоится интеллектуальный склад мышления, однако вместо этого увеличился псевдокультурный образ жизни, вынянченный с позиции вечнозеленых радикалов. Их подход ко всему оставляет желать лучшего. С ними постоянно, что-то не так. Они как ксенофобы – всегда чем-то недовольны. Но при этом дивятся, как дети любым открытиям, каждому чувству и впечатлению. И в этом нет ничего плохого, но порой, это тупоумное пересказывание какой-то чопорной одной и той же болтовни напоминает внутренний бардак – точнее хаос: хаос выходящий. Оземь падают все, а милейшему читателю будет не ясно; вероятно, он уже готов пятиться и шикать в меня предсмертной пеной, поэтому объясню проще некуда: трудности – это естественная часть жизни и наша обязанность справляться с ними самостоятельно, вне зависимости от настроения, а не кошмарно вторить свои жалобы изо дня в день под видом сопленосой ограниченности.

Теперь, находясь в равной мере с современником, поддавшись наитию вольнодумства, мы говорим лишь о том нравственном явлении, что ежедневно представляются нам в виде агонии, по рассказам людей, перманентно жалующихся на систему; поговорим о том, что понаслышке людей, сходящих с ума от сумасбродных мыслей, вроде нигилистов, не признающих устройство мира, является проблемой времени. Однако сами они существовали задолго до кризисов и психоанализа; выглядели совсем по-другому и были чем-то вроде ясновидцев, наперед угадывающие пороки общества, погрязшего в рутине, как это было в XVIII веке, когда в высшем обществе появлялся какой-нибудь граф или барон и начинал ругаться и спорить в каждой политбеседе, а между тем в любой другой беседе лицемерно говаривал о повседневной меркантильности. Само собой, время непостоянно и сейчас эти байроновские герои, то есть герои-бунтари, выглядят совсем иначе и своим видом порою, ужасают. Они стали калечить себя, закрываться тряпками, ругаться как сапожник, что месяц не мылся, а это в свою очередь невероятно тошнотворно. Мое сердце не пустое и мне никогда не были чужды правозащитники; вспоминаются Мартин Лютер Кинг, Людмила Михайлова, Нельсон Мандела – самые известные правозащитники, которые вечно боролись против хитросплетений мира, правительства и неравности. Но бунтующие бастующие люди сейчас, это нечто, что сложно соотнести к героям, потому как борцы за свободу стали бороться только за определенное, понятное только им равенство; оно исключают те проценты несогласных, которых они окликают угнетателями, гонителями и притеснителями, считая свое слово выше, не смотрясь в зеркало и не понимая, какой фольклорной ситуацией это становится. Спаситель стал владельцем.

В итоге, мы имеем весьма печальную картину: краски стухли, рамки пали, кисти кто-то общипал, ценности превратились в побоище здравомыслящих людей, против нелюбимых, и здесь ты находишься в ситуации, когда не смеешь ни шевельнуться, ни чихнуть из страха совершить что-нибудь дурное. Ибо кто-нибудь обязательно оккупирует твои действия, как яркое проявление нетерпимости, что сейчас выглядит как средневековая казуистика, возводящая частность в общую догму. Чем не корми свиней – им лишь важно сохранить пузо.

Конечно, затрагивая тему сохранения молодым поколением его здравомыслия у многих читателей волосы встают дыбом. Потому как тот кошмар и выходящий хаос на улицах, что проявляют липовые правоборцы в митингах, дискуссиях, прямых эфирах, никак не вписывается в ту систему ценностей, которую мы обозначили. Диссонанс же состоит в тотальной безъязыкости. К тому же, человеческое ничтожество таково, что всегда ищет новейшие способы в клевещании друг друга, пускай пройдут хотя бы столетия: изменится многое от робототехники до миропорядка, но не изменится ровным счетом одно – наша никчемность, наш голод и, конечно, наш грех.