К ручке этой турки прикасались руки его семьи, они передали свое тепло и любовь, свой характер. Все слова, которые так легко стираются из памяти. Слова, которые были так и не сказаны, слова которые не выдал язык, но говорило сердце. Кричало сердце. Сердце – лучший оратор. Язык, рот и губы ему и в подметки не годятся. Вся история одной семьи в одной небольшой медной джезве – свидетельнице их тайн. Джезва бережно хранила тепло нескольких поколений одной семьи и старалась не портиться, не закоптиться лишний раз, не потерять свою гравировку и витиеватые узоры по стенкам, чтобы не расстроить молодого хозяина. Джезву нужно было только слышать.

Она старалась вкладывать в каждую чашку кофе немного того тепла, которое хранили ее стенки так много лет. Она варила кофе на раскаленном песке, на сырых дровах, на углях, на газовой горелке. Она впитала разные сорта напитка из далеких стран. Из чужих гаваней. В ней были и горечи, и сладости. И пути, пути, пути. И надежды, и мечты, и молитвы. И отчаяние, грусть, беды – куда без этого. И вода, которая заглушала, растворяла. Делала прозрачнее все то, что казалось таким концентрированным и малопригодным. Любую горечь можно разбавить водой. Иногда в нее добавляли сахар, а иногда капала слеза (когда бабушка Энеса осталась одна и потеряла мужа). Ах, сколько литров кофе она приготовила? Наверное, целый океан, который бережно разливался по маленьким чашечкам. Джезва вот уже сотни лет дарила каплю кофе, ту самую каплю, несущую наслаждение.

Эмине-ханым сделала первый утренний глоток и немного обожгла язык. Так происходило каждый раз и уже стало сродни некоему ритуалу, своей традицией. В этот момент она всегда думала: «Пусть этот будет самой большой бедой, что со мной случится сегодня», – и, знаете, это работало. Эта маленькая, незначительная боль, которая сразу же забывалась, только подчеркивала ценность и зыбкость каждого утра, каждого дня. Дня чопорного, по правилам, дня с событиями однотонными и понятными, дня в котором нет места сюрпризам, бунтам, переворотам и революциям, дня, в котором даже дверной колокольчик не звонит.

Самый тривиальный ход вещей кому-то покажется утомительным и скучным, а для кого-то представляет собой наивысшую ценность, главное сокровище, – самое важное достижение всей жизни. Революции не могут длиться вечно и приносить удовольствие постоянно и всем. Их лозунги на «здесь и сейчас». Умение найти радость в самых рутинных делах делает нас способными не разменивать себя на погони и глупый бег. Позволяет сконцентрироваться на том, что внутри, на своей жизни. И только что-то потаенное, как старый верный пес, само решает, что может нарушить многолетний уклад. Этот пес-привратник, твой сторож, твой страж, повидал немало и отпугнул немало. Его шерсть сбилась, в ней запутались какие-то комки пыли и прожитых лет, лапы еле держат, да и хвост уже не так бодро виляет, веки нависают над глазами. Эти глаза не растеряли преданности. Веры. Если провести рукой по голове, то легко можно нащупать шрамы былых сражений. Следы чужих клыков. Седина откуда-то взялась у кожаного влажного носа. Кажется, превратник совсем ослеп. Совсем поник. Ни на что не годен. Больше не защитит. Но только появись где-то у ворот что-то тревожное, его лай сразу же вернет в дни, когда юным щенком он гонял местных котов и чаек, хватал за штанины прохожих или осыпал звоном проезжающие экипажи. Его лай то фальцетом, то баритоном будет будить сонного тебя. Тревога. Готовься. Его уши будут взлетать в каждом прыжке. Язык будет хлестать, а челюсть станет оскалом. Рычание. Пес защитит, как и тогда, вспомнив о своих инстинктах, не забьется куда-то в будку. Не убежит куда-то в поля. Этот страж, несмотря на годы, всегда на посту. В его глазах все еще преданность. Твой сторож наготове.

Так для чего тогда мы впускаем в себя все то, что разрушает привычный быт, позволяем бурям решать, что для нас ценно и важно? Разве им лучше знать? Разве они умнее нас? Разве они надежнее одного дня по твоим правилам? Оказывается, так бывает, так может быть: вся жизнь одного человека, собрана здесь в одном дне, в одной капле, которая обжигает язык. В капле, несущей наслаждение.

Город раздавал свои утренние приказы всем его жителям. Кому-то надлежало везти горожан из Нишинташи в Шишли или попадать в утренние заторы, кому-то молиться, кому-то тянуть невод или просто курить наргиле, кому-то, не отвлекаясь, встречать новый день. Кому-то добавлять томаты в омлет и заваривать чай. А Энес уже был на кухне и готов был еще к одному рабочему дню. Он надел белый передник с вышитой эмблемой кафе и начал, как обычно, варить кофе. Первую чашку он заваривал для себя. Это был его ритуал. Традиции – как мало их осталось, или мы просто не замечаем и они уже давно превратились в обыденность, став частью нас самих.

Энес разогрел песок, взял старинную джезву, отправил в нее пару щепоток кофе и залил холодной водой. Вымазанные пальцы от молотых бобов он вытер о передник, опять же по традиции, оставив на нем несколько коричневых полос, что всегда возмущало прачку. Пятна от кофе отстирать не так уж просто: для этого требуется приложить немало усилий. Но кто-то ставит их, а кто-то выводит. Кстати, нужно будет упомянуть о пятнах, но немного в другом смысле. Если я позабуду, обязательно напомните мне. На кухне все еще спали. Им тоже не хотелось выбираться из своих углов и полок. Энес старался не шуметь и двигаться как можно тише, чтобы не отбирать последние кадры сна. Он понимал, что день будет долгим и все его медные и фарфоровые друзья еще успеют устать. А пока, пусть набираются сил, но миг пробуждения становился все отчетливее и реальнее.

Чтобы приготовить правильный кофе по-турецки обязательно готовьте его «на глаз», без мерных стаканов. Ведь руки – лучшие весы. Они знают надежнее, чем цифры и деления. Они лучше чувствуют настроение всех компонентов, чем самые точные приборы. Они знают прекрасно вас и обязательно помогут. Джезва отправилась на песок, барханы крупиц начинали потрескивать и в мгновение, в доли секунды, в тот самый момент, когда вода начала нагреваться и подарила первый пар… все ожило. Зевнуло. Проснулось. Открыло свои глаза. Энес водил рукой джезву как самое ценное и нежное, что он когда-либо держал. Как самое дорогое. Как рука держит руку близкого и любимого человека, как рука, которая держит полное надежд письмо, как рука держит новый день. Джезва скользила по песку, то паря над ним, то утопая. Потом выныривала и снова кружилась в воздухе, будто легкая бабочка, будто кофейное облако. Кофе начинал завариваться и отдавать свою сущность воде, и как галантный кавалер не выпускал свою даму из объятий. Это был удивительный танец, а Энес был умелым хореографом.

В его руках вальсировала вода в турке и песчинки кофе кружили в такт возникающей мелодии. Наряд турки стелился по песку как платье барышни на паркете в тронном зале какого-то сказочного дворца. Бодрящий аромат кофе поднимался и подыгрывал всем участникам этого бала. Запели скрипки. Сон продлевался вальсом. Все следили за этой изящной парой. Создавалось впечатление, что на кухне в этот момент танцуют все: нарядные чашки для гостей и их кавалеры – блюдца. Неуклюже вертели своими боками начищенные чайники, и пузатые заварники подыскивали себе пару для тура полонеза. Не сказать, что кто-то слишком желал пуститься с ними в пляс, хотелось кавалера более изящного и грациозного, а они хоть и были джентльменами, но все же чересчур тучными. Никто не хочет, чтобы ему отдавили ноги. Поэтому большинство приглашенных оставались на своих местах под темными стенами. Послышались звуки виолончели.