Следует заметить сразу, что утро в Стамбуле всегда чуть больше, чем просто утро. Вы, возможно, скажете сейчас, как это банально и даже артистично вскинете глазами, но вы приезжайте сюда и проверьте лично. Проверьте стамбульские рассветы на себе. Тогда я посмотрю, куда исчезнут эти ваши ухмылочки. Ну да ладно, я настаиваю на своем: утро в Стамбуле всегда чуть значимее. Обычным его можно назвать только с большой натяжкой. И дело не столько в тонах неба или переливах воды, которые тянут свою краску над горизонтом. Не в том, как черный сменяется оттенками чернил, затем синим с фиолетовыми прожилками и голубого, не в блеске белесых бликов, которые отсвечивают звезды или луну, не в алых сполохах, не в бирюзовой бездне. Не в том, как из черного плена вот-вот вырвутся яркие, пестрые узоры из домов, окон, людей, садов, парков, минаретов, кошек, кладбищ – всего того, что только что было укрыто пологом черни. Я даже не имею ввиду каждый стежок крика, всхлипа, плача. Каждый узел взгляда, шага, вкуса, запаха. Все это появится в этой книге в самое ближайшее время, но нет, я не об этом. Подождите немного, вскоре занавес распахнется. Надеюсь, вы успели занять лучшие места. Здесь всегда кажется, что рассвет – это начало чего-то гораздо более важного и увлекательного, чем просто новый день. Хотя, что может быть важнее? Ведь все новое начинается именно с утра. Как может быть иначе? Город еще спит, вернее, он никогда не спит, но утром он особенно ранимый, чуткий, не такой грозный и шумный. Он как великан из сказок сворачивается калачиком под покрывалом рассвета и первых хрупких лучей солнца. Они блуждают по пустым улицам, проникают в самые укромные уголки и старательно выгоняют остатки ночи своими серебряными метлами. Кстати, следует их похвалить: орудуют они ими довольно слаженно и ловко, в отличие от местных дворников, которым для бойкости нужно подмести вначале свою сонливость. Лучи пробегают по лужам, едва их касаясь своими медными башмаками, и путаются в кронах густой листвы. Пробуждают носатых и пернатых владельцев коттеджей-гнезд, отражаются в машинах, греют котов на лужайках и скользят по брусчатке как на роликовых коньках. Опережают друг друга, перепрыгивают, скачут по головам, падают на всей скорости и снова несутся, набирая обороты. Их не остановить. Для них нет никаких преград. В них есть жизнь. Они как ластики на карандашах стирают черный и открывают вашему взгляду то, чем так дорожит этот город уже долгие столетия. Первые лучи всегда так наивны и проворны, но им действительно удается победить тьму, вырвать из ее объятий громадный мегаполис и всех его жителей. Дома, улицы, проспекты, минареты Айя-Софии, воды Босфора, стены Топкапы и каждого его жителя. Они обязательно доберутся и до вас. Они проворно проникают в окна, путаются в занавесках и щекочут глаза. Еще раз «тещекюлер» (что значит «спасибо») им за это.
А это Энес-бей – знакомьтесь. Присматривайтесь к нему, оценивайте. Только без дежурных шпилек. О нем и пойдет речь далее. Не ждите от него поступков, особых свершений. Нет, он не получал Нобелевской премии, не записывал хитов, не кружил головы моделям. Не стоит полагать, что он чем-то известен на своей родине. Просто постарайтесь его узнать чуть лучше и, возможно, понять. Наверное, он и есть главный герой, человек, которого вы сами могли бы встретить в этих местах, если бы тут оказались. Герой, который живет среди нас. Отбросьте все то, что обычно вкладывают в понятие «герой» – так его воспринимать будет лишним. Никакой он не герой, как никакой не герой никто из нас. Разве кроме самых отчаянных и наглых. Проснулся Энес-бей, как всегда рано, в небольшой квартире с мебелью, которая досталась ему от отца, в старой части города, которому больше тысячи лет. Парень гораздо моложе, ему около тридцати – возраст, когда многое успел натворить, но еще больше предстоит впереди. Интересный возраст, которому можно только позавидовать. Не так ли? А с недавних пор каждый его день начинался так, как начинается новая жизнь. Когда стираешь всю накопившуюся копоть, чтобы разглядеть узор внутри. Но это было только его ощущением. И с этим предчувствием Энес-бей еще не понял, что делать, он привыкал. Пытался разносить как новые туфли, которые нравятся, но еще немного жмут и натирают пятки, а снять их не хочется. Уж больно они хороши. Думаю, вы понимаете.
Знаете, особых примет у этих жизненных обновлений не было, но ощущение витало и, казалось, наполняло все тело, вязло во рту, блестело на кончиках волос, покрывало янтарную кожу и дни. Оно разрасталось и увеличивалось, оно крепло, вызывая дискомфорт, как и все новое; к нему нужно было привыкнуть, пообтесать. Возможно, это будет тот самый день и тот самый рассвет. Ах, сколько мы их повидали, и сколько всего они принесли в своих сумках, в своих рюкзаках, в штопаных мешках. Мы не всегда их распаковывали. Были увлечены своими делами. Заботами. Возможно, настало время обратить внимание на этих путников и их багаж. Достать все эти сокровища и наконец-то рассмотреть. Да, просто пришло время. Пришел новый день. Во всех смыслах новый. Это глупо, наверное, так ощущать утро, но как избавиться от этого? Куда спрятать или спрятаться, да и с какой стати это игнорировать? Энес и не пытался, он и не совсем сразу распознал это ощущение. Он заметил его только тогда, когда плотность новинки было невозможно игнорировать или обойти стороной, она уже свисала с балкона и прижимала всю нехитрую мебель в комнатах к стенкам. Это ему было свойственно, в этом вы еще не раз убедитесь. Я не стану подробно описывать, как выглядел этот юноша, пусть каждый из вас представит его самостоятельно (фото в постах не нужно воспринимать за чистую монету). Уверен, у вас это выйдет лучше. Возможно, в нем вы узнаете кого-то из своих знакомых или соседа из соседнего дома. Но прошу вас, наделите его только приятными глазу чертами. Не присоединяйте к его лицу крючковатый нос с горбинкой, который дырявит все на своем пути, или античный профиль. И не нужно приделывать нос картошкой, будто вылепленный из пластилина. Он был, скорее, обычным. Ему не пойдут узкие губки, которые любое, самое доброе лицо, сделают более холодным и злобным. А его брови не стояли домиком, делая выражение хмурым. Он был, скорее, обычным. У него не было глаз с лукавым прищуром или широко раскрытых, будто на завязочках. Не было ямочки на подбородке или волевого подбородка, свидетельствующего о силе духа и прочих льстивых нюансах характера. Он не был субтильным, про него и не скажешь «богатырь». Он был, скорее, обычным. Никаких тебе бородавок, родинок, угрей, акне, залысин, плеши, вьющихся кудрей, даже татуировок или иных примет, которые выделяют такого человека из общей толпы. Ни горба, ни хромоты, ни специальной улыбки. Он был, скорее, обычным. Единственное, что о нем стоит сказать, так это то, что он бы мог походить на Сулеймана Великолепного в юности, если надеть на него объемный тюрбан с брошью в изумрудах и рубинах и расписной халат по моде тех далеких золотых времен Великой Порты. У него были большие карие глаза, и недавно он отпустил бороду, такую же черную, как и волосы, но не такую длинную, как у султанов Османской империи. Она ему шла. В таких случаях о юноше говорят возмужал – это дежурное определение как нельзя лучше подходило и его внешности, и его возрасту, и его состоянию.
Это было самое настоящее осеннее утро в Стамбуле. Когда летнее тепло остается только в лучах еще кое-где зеленых листьев и в шерсти многочисленных уличных котов. Из окна дул ветер, а ткань на карнизах исполняла утренний грациозный танец возле балкона с ажурной оградой в цветах и вензелях. Вылезать целиком из-под одеяла совсем не хотелось, и Энес выставил только ногу, чтобы быстрее проснуться, но хоть на чуть-чуть продлить сон. Наивный утренний самообман, пожалуй, самый невинный самообман, который со всеми случается практически каждое утро. В освещенной части комнаты виднелись край ковра на полу с каким-то невнятным узором, деревянный подоконник с тонкими трещинами-путями и красным цветком в горшке. Угол занимало желтое кресло, которое стояло тут всегда, что подтверждали следы на подлокотниках и у изголовья. Возле него были скинуты вчерашние вещи, хотя в шкафу все было аккуратно разложено на полочках. В городе ритм иной и времени на «еще чуть-чуть поваляться» нет. Пора подниматься. Энес это тоже прекрасно понимал. Давай, мой друг, вставай.
