Рейз напрягся, едва не рванулся прочь и не свалился со ската.

— Сиди! — окрикнул его Калеб и потянул поводья вверх.

Мимо поплыли окна домов, кругляшки воздушных причалов. Острые шпили Силл Арне.

— Красиво, — бездумно сказал Рейз. Он смотрел вперед и не чувствовал ничего. — Куда мы летим?

— Увидишь.

Больше он не спрашивал.

Ветер продувал насквозь, заползал внутрь безразличием: снежным, ледяным. Руки Калеба казались прутьями клетки.

Скат опустился на балкон дома Калеба. Рейз узнал не здание, он узнал сад вокруг, голые ветви деревьев и знакомы ворота вдалеке.

На балконе с чародейским светильником в руке давний дворецкий и смотрел на Рейза, как на грязь.

— Позвольте я помогу, господин. Куда прикажете его отвести?

— Я сам, займись скатом, — коротко отозвался Калеб, спустился со ската первым и сдернул Рейза за собой, не дал упасть в последний момент.

За балконными дверями оказалась обычная комната. Не маленькая, но и не большая, и какая-то… осенняя. Мебели почти не было, только небольшая кровать, застеленная рыжим одеялом, два кресла и жаровня.

Калеб бесцеремонно усадил Рейза в кресло, синяки и ушибы отдались болью. Рейз стиснул зубы, пережидая, пока станет легче, плотнее запахнулся в плащ. Стало теплее, и жар просачивался под кожу тысячами маленьких иголок.

Калеб сел рядом, в соседнее кресло, вытянул ноги к жаровне. По-хозяйски. Рейз раньше не замечал, но Калеб везде и всегда вел себя как хозяин. Или же это просто так казалось.

— Спасибо, — сказал Рейз, глядя на пламя. Красные угли в жаровне вспыхивали, пульсировали алым, как сердце. — За то, что вытащил.

Калеб тоже смотрел на угли, и говорил холодно и равнодушно:

— Я не собирался тебя спасать. Ты заложник.

— Все равно спасибо.

— Ты просто инструмент, — Калеб бросил на него угрюмый взгляд, потом пожал плечами. — Я добрался до тебя раньше Каро. До конца суда ты находишься в моем доме под домашним арестом. Это приказ князя, который даже государственный агент не может оспорить.

Рейз и без объяснений понимал зачем это Калебу:

— Это из-за Силаны, да? Вы все никак не оставите ее в покое.

— Силана сама делает выбор, — огрызнулся Калеб. — И в этот раз тоже сделает. А мы посмотрим, кто из нас был прав.

Рейз даже усмехнулся, так глупо, так уродливо это звучало:

— И какой выбор ты ей дашь? Я в обмен на что?

— На дом, — просто ответил ему Калеб. — Силана живет в доме нашей матери. В доме, на который не имеет права. Так или иначе, я заставлю ее уехать. Ни Каро, ни Вейн, ни даже Майенн мне не помешают. Силана продаст дом, или я сделаю с тобой то, что и не снилось тем дознавателям.

Рейз представил, как Калеб… продолжит, что не закончили те выродки. И что пойдет рассказывать об этом Силане. Калеб, ее собственный брат.

— Она не поверит, — ответил Рейз. — Она ведь любит тебя.

Калеб повернулся к нему медленно, посмотрел, будто уже примеривался куда ударить:

— Следи за языком. Ты в моем доме, и здесь я могу делать с тобой, что угодно.

— Я не верю, что ты хочешь делать со мной что угодно.

Калеб долго молчал, и наверняка думал о том, что увидел там в камере. А Рейз хотел забыть, и чтобы все забыли. И больше никогда к этому не возвращаться.

— Я не виноват, знаешь, — сказал он, хотя Калебу наверняка было на это плевать. — Я не использовал яд на Арене, и Силана этого не делала.

— Меня не волнует, кто виноват на Арене. Мне не жаль ни тебя, ни ее, — отрезал Калеб. — Ни всю вашу звериную

гладиаторскую возню. Ты так защищаешь Силану, видишь в ней бедную, страдающую девочку, которая исцелила твою сестру, исцелила постороннего гладиатора. Но ты поймешь очень скоро, что Силана готова жертвовать ради чужаков, но не своих близких.

Рейз фыркнул, хотя ничего смешного в этом не было:

— Так ты даже не веришь, что твои угрозы сработают. Думаешь, ты потребуешь у нее дом в обмен на меня, и Силана откажется. Ты уж определись, чего хочешь на самом деле. Вернуть дом или доказать, что не ошибся в Силане.

Калеб размахнулся и наверняка хотел ударить, Рейз это видел. Как и то, чего Калебу стоило сдержаться.

— Думай, как знаешь. Просто не пытайся бежать, иначе ни Силана, ни Каро тебя не спасут.

***

Несколько раз Силана уходила в гостиную, чтобы помолиться. Можно было остаться у постели Грея, но там, рядом с Мелезой она чувствовала себя лишней.

Грей снова уснул, беспокойно и тревожно, и было страшно разбудить его неосторожным словом.

Ночь тянулась медленно, измерялась пламенем, которое восстанавливалось медленно, по капле.

В гостиной стояли миниатюрные часы — крохотная копия Часовой Башни. Они меняли цвет постепенно, неспешно снизу-вверх, как и настоящая Башня.

Когда Силана возвращалась в комнату Грея, то спрашивала у Мелезы, нужно ли принести что-нибудь. Раз за разом получала один и тот же ответ: «Все в порядке, Силана. Тебе нужно отдохнуть».

Сама Мелеза не уходила, не брала книгу, сидела неподвижно, будто изваяние, и держала руку рядом с безвольной рукой Грея. Не касаясь, но и не убирая.

Хотелось дать им больше времени наедине.

Незадолго до рассвета, когда Силана снова отлучилась для молитвы, на дальней стене гостиной засветился чародейский глиф — один из многих, что был в помещении. Силана без труда распознала знак, с помощью которого чародеи связывались друг с другом.

Это могло быть важно и нужно было предупредить Мелезу.

Когда Силана подошла к комнате Грея, услышала голоса. Он пришел в себя.

Грей сказал что-то, что ей не удалось разобрать, а потом спросил тихо и невнятно:

— Испугалась?

— Нет, — ответила Мелеза. Силана не видела ее, но почему-то очень отчетливо представляла: холодный взгляд и идеально прямую спину. — Я сама много раз желала тебе смерти.

— А я да, испугался, — признал он устало. Он никогда не говорил так с Силаной, и всегда казался очень сильным. Не способным на страх. — Не хочу умирать, не попрощавшись. И вообще не хочу умирать.

Силана услышала, как судорожно вздохнула Мелеза, и ее резкий, будто оплеуха ответ:

— Ты не умер.

— Испугалась все-таки, — словно самому себе сказал он. — Значит, еще не разлюбила. Знаешь, я иногда просыпаюсь, и думаю, что уже все. И тебе стало действительно наплевать.

Мелеза промолчала, и Грей продолжил:

— А потом вижу, что нет. Значит, еще можно надеяться.

— На что? Что я прощу? Ты с самого начала этого ждал. Еще когда полез той шлюхе под юбку.

— Ничего я не жду. Мне просто без тебя больно.

— Я это уже слышала.

Он выдохнул, Силана услышала шорох и скрип кровати, и надолго все стихло, а потом Грей заговорил снова:

— Мелеза, я ошибся. Я не могу это исправить, не знаю, как искупить. Я только вижу, что нам всем от этого плохо. Если Силана права… если наказание поможет, если после тебе станет легче… я его приму.

Значит, он очнулся уже тогда, слышал разговор Мелезы и Силаны.

— Конечно, ведь это так легко, — слова Мелезы сочились ядом. — Принять наказание, и жить дальше будто ничего не было. Чтобы потом снова…

Она замолчала, не договорив, а Грей спросил:

— Ты и правда веришь, что я поступлю так снова?

Силана затаила дыхание. И после недолгого молчания Мелеза ответила:

— Нет. Нет, не верю.

— Но и простить просто так не можешь, — он не спрашивал, утверждал. — Я не могу с тобой воевать, не хочу тебя терять, и не знаю, что мне делать. Я больше не хочу быть чужим в собственной семье. И если после наказания станет легче, то оно того стоит.

— Если ты его переживешь. Ты ведь не знаешь, каким оно будет.

Должно быть, она хотела напугать, но Грей только фыркнул, неожиданно весело, беззлобно, и в его ответе Силана услышала улыбку:

— Если умру, точно расплачусь за все, что сделал.

Силана сделала шаг, чтобы вмешаться, сказать, что такими вещами не шутят, но слова Мелезы заставили ее замереть на пороге.