И вся эта драма разворачивалась прямо в медпункте, пока одна оставшаяся вожатая в общей комнате пыталась обуздать тридцать ребят, полных энергии.

Начался ливень. Для сотрудников лагеря вечер обещал быть напряженным.

Маша подошла к воспитательнице:

– Можно поделиться?

– Да, конечно, Машенька, – она села на стул, чтоб быть с ней по росту на одном уровне и чуть наклонилась вперед.

– Я остановилась, потому что…

– Ты взрослеешь и начинаешь понимать последствия своих поступков, – объяснила воспитательница. – Это очень хорошо. Знаешь, что такое анализ?

Девочка как-то неуверенно помотала головой.

– Это понимание того, почему что-то произошло, и понимание того, что может произойти. С разных точек зрения. И ты становишься перед выбором. И у тебя был верный выбор.

Маша задумалась.

– А что, если чувствуешь, будто что-то остановило? – услышав слова ребенка, муза почувствовала свою причастность и отчего-то заволновалась.

– В данном случае это и есть верный выбор.

Девочка забрала остальные рисунки и комикс, поднялась на второй этаж к спальням и убрала их в прозрачную папку. Муза в легкой прострации проследовала за ней. Маша взяла две половинки разорванного рисунка – широко улыбающегося пса-водителя такси в синем галстуке, держа по одной на каждой ладони.

Девушка с янтарными глазами тихо опустилась на колени и положила свои руки под руки ребенка:

– Давай подумаем, что мы можем с этим сделать.

Через полчаса девочка, вырезав ножницами половинки персонажа, приклеила на новый лист клеем-карандашом и нарисовала поверх раздвижной шкаф-купе с зеркалами, будто персонаж отражается в них. В точно таком же шкафу она любила прятаться дома.

Затем Машу позвали на ужин.

Муза вышла на улицу и встала под дождем. Капли воды исчезали прямо перед тем, как встретиться с ее одеждой и кожей. Шатенка распустила волосы и начала медленно и глубоко дышать.

Легкое сдавливание в груди говорило о том, что в итоге ее приступ вновь случится в неожиданный момент. Сейчас ей не хотелось слышать ничего кроме воды.

– Это я ее остановила, – сказала муза тихо.

На следующий день, когда уже не было ни одной лужи, жизнь на улице шла своим чередом. Некоторые ребята из старшей группы ходили и фотографировали на пленочный фотоаппарат все вокруг, друг друга – тратили кадры на всякие глупости, которые в будущем будут смотреть с особыми чувствами.

Если муза, которая решила провести этот день в платье с цветочным узором, замечала, что случайно попадает в кадр, то обязательно показывала язык или корчила какую-нибудь физиономию. И после одной такой физиономии заметила особый интерес кота к своей персоне.

– Чего, пацан, да? – она махнула рукой перед его мордой, на что животное отклонилось. – Охотник. Тоже охотник, да?

Пушистый кот с рваным ухом подошел к ней и обтерся.

Девушка аккуратно погладила его.

– Знаешь, сколько я животных не трогала? – обратилась она к нему. – Больше года точно. Сквозь меня столько голубей как-то пролетело. Ты бы с радостью на них поохотился.

Кот решил забраться к ней на колени:

– Нет-нет-нет, мистер, – муза аккуратно его сдвинула. – Вот такого делать не надо. Ты же не хочешь, чтоб потом люди смотрели на какую-нибудь фотографию и задавались вопросом, как ты висишь в воздухе? Меня-то не видно.

Зверь спокойно лег рядом, поджав лапы, и замурчал.

– Да, это лучший вариант, – девушка с янтарными глазами почесала рваное ухо пушистого собеседника. – Извини, что у меня нет для тебя ничего вкусного. Тебе придется опять пробраться к помойке пищеблока.

Муза пошла на репетицию спектакля к Родительскому дню: зал был набит детьми, вожатыми и воспитателями, но соблюдалась дисциплина.

В актовом зале на старом кассетном магнитофоне крутили песню Натальи Орейро «Cambio Dolor», под которою дюжина девочек старалась синхронно двигаться, пока главная «звездочка», как ее называли педагоги, из второго отряда старалась повторить выступление исполнительницы с одного из концертов, на память, а там где память девичья подводила, включала импровизацию. Записи концерта не было, педагоги упомянутое выступление никогда не видели. И неведением танцовщица пользовалась.

Под конец песни она манерно прошлась вдоль сцены, сделала ряд быстрых движений руками, перевела в связку с тазовым вращением и резким финальным падением.

– Vogue? – муза подняла бровь. – Ты не путаешь Орейро с Мадонной?

Воспитательница второго отряда поставила руки на пояс:

– Деточка, все прекрасно, все просто отлично, ты настоящий талант, но вот это дергание и падение в самом конце не делай, пожалуйста.

Танцовщица поднялась, пока ее нахваливали:

– Почему? Это же у Орейро было, – сказала она и поджала нос.

– Ну, не надо, а так все прекрасно, – женщина кинула главной «звездочке» воздушный поцелуй и развернулась к сцене спиной.

Девочка ушла за кулисы, одна из группы подтанцовки назвала главную танцовщицу дурой и спустилась к первому ряду. Остальные направились в инвентарную комнату.

– Сейчас выходит отряд восьмой! – крикнула воспитательница звонко. – Музыку под сценку свою подготовили?

Худая высокая вожатая с черными кудряшками повела детей к сцене:

– Подготовили, – она отдала диск.

Когда все заняли места на сцене, заиграла музыка Алексея Рыбникова из «Приключений Буратино».

Переодевшиеся после предыдущего номера выступающие незаметно прошли вдоль штор и направились к выходу. Ведущей танцовщицы не было.

Муза прошла за сцену в инвентарную комнату, набитую реквизитом на все театральные случаи: от исторических постановок до футуристических зарисовок.

Никого: пожарная лестница была открыта.

Танцовщица, развернувшая кепку козырьком назад, всматривалась вдаль, в сторону леса – и затянулась. Сигареты она прятала в щели между двумя кирпичами в стене.

Муза недолго понаблюдала за этой картиной и вернулась назад:

– «Какой от меня толк?» – она вышла из актового зала, подошла к раковине с зеркалом в соседней раздевалке и посмотрела на себя в тени. Света из коридора было недостаточно. – «Важно не забывать, что нужно помогать. Важно не забывать, что нужно держать себя в руках. Важно не забывать. Ничего не забывать».

Она телекинезом, словно руками, немного повернула вентили горячей и холодной воды, затем подставила руки под струю. Вода проходила сквозь них, исчезая в сливе. Девушка с янтарными глазами сложила руки лодочкой и задумалась о том, что знает: о своей роли, о своем предназначении.

– Чем я отличаюсь? – спросила она у своего отражения в полумраке. Вода начала набираться в ладони – и муза почувствовала это, хоть и не обратила на такой обыденный для нее факт никакого внимания. Она проворачивала это уже тысячу раз за несколько десятилетий. – Ничем.

Девушка быстро подняла руки и прижала ладони к зеркалу, но они были сухими и не оставляли никаких следов:

– А меня словно нет, – прошептала она и подышала на то место, куда прижимала ладонь. – Есть ли у меня выбор?

Вечером 15 июля началось одно из самых важных мероприятий – дискотека, традиционно поделенная на две части: для младших и старших отрядов. И для любой музы это событие было настоящим танцевальным раздольем, если предусмотрен танцевальный круг и дети настроены выложиться на полную.

В самом начале диско-шар в холле первого этажа крутился под песни из детских фильмов и мультфильмов, закинутые большим списком в плейлист программы Winamp, и вожатые были вовлечены в процесс вместе с детьми: играли в «Гусеницу», «Диско-фигура, замри!» и «Быстро – медленно», чтобы младшие отряды уставали.

Уже через час одних ребят можно было уводить по спальням, а другие ребята были готовы рвать танцпол.

Местный уважаемый DJ подключил микшерный пульт к компьютеру и колонкам и начал скандировать кричалки, которые раскачивали аудиторию. Кульминацией происходящего с перерывами на медляки («Lady in Red» Криса де Бурга, «Don’t Speak» группы «No Doubt» и остальных) стал танцевальный поединок.