Все вздрогнули от неожиданности, когда одна из девчат решилась нарушить тишину:

– Вы знаете, к нам в Глушково провели по столбам провода, прямо в правление, и теперь из сельсовета можно будет позвонить в Холм, а может даже в Москву.

– Тоже мне новость. Столбы уж месяц, как стоять, – вступила в разговор Маша.

– Ну, держись теперь председатель. Замучат звонками из района, – Коля Хорьков споткнулся о торчащий из земли корень, и смачно выругавшись продолжил, – Замучат командами да указаниями, задёргають кароча.

– Усё равно, это так итяресно по проводам говорить, ужасть как интяресно. Ишшо скажу, что можно послушать как разговоры по проводам бягуть. Когда мы с батькой-то шли у Холм, он мне подсказал, шоб я приложила ухо к столбу. И взаправду… Прислонила ухо, а там музыку играють, как песню, тольки не понять какую. Я таперича, как иду мимо столба, обняму его крепко – крепко, приложу ухо к няму и слушаю. Как же интяресно…

– Ня столб, ты Нюра, наверно обнимашь, а Мишку Стряшнова. Видел я, как ты на танцах в клубе на День колхозника прижмалась к няму, а ён тебе на ушко чтой-то шептал.

– Ты, чо, Коленька, ни влюбился ли в мяня. Рявнуешь?

– А, можа и так.

Если бы появилась луна, то даже при её свете, можно было бы увидеть, как покраснели щёки Николая.

– Знаш чо, Колька, не бряши. Это он меня прижимал. Танцевать ня вмеить, только прижимать и можить.

У перекрёстка Лена остановилась, – Прощевайте. Вам налево, мне направо.

– Пойдём с нами. Тямно. Страшно одной-то.

– Не. Больно крюк большой делать придётся.

– Я с тобой пойду. Мне до Гришково всё равно, как идти, что слева, что справа, – произнёс Павел, словно оправдываясь.

– И я с вами, – заявил Николай, – Втроём веселее.

– Ты лучше девчат весели, а мы уж, как-нибудь, без тебя дойдём, – и Лена натянула козырёк кепки ему на глаза.

Лена и Павел шли молча. Некоторое время ещё был слышен говор и смех, затем всё стихло. Всеобъемлющая ночная тишина словно обволокла их. Ни малейшего дуновения ветерка, ни стрёкота кузнечиков, ни пения птиц, ни треска сучьев. Ощущение такое будто у них наступила полная глухота.

Луна ещё не взошла, и только звёзды на небе да светлячки по двум сторонам еле заметной в темноте дороги мерцающими огоньками рассыпались в пространстве.

– Лен, погоди минутку, – и Павел словно растворился в темноте.

Ждать пришлось не долго. Он появился перед Леной, держа в руке веточку, которая была усыпана огоньками светлячков. Когда он опустил веточку пониже, то дорога перед ними осветилась этим своеобразным факелом.

Когда до хутора оставалось не больше сотни метров, Лена попросила Павла дальше не идти:

– Не дай бог меня увидят с парнем в такое время.

На самом деле, она просто не хотела, чтобы он увидел спящего в копне отца.

– До воскресенья, – и Павел протянул ей веточку с огоньками.

– Я отпущу их на волю, пущай живуть, – и Лена аккуратно положила веточку в траву. – До воскресенья.

Елена подошла к копне, где вечером оставила родителей, но никого не застала. «Видно батька промёрз и быстро проспался» – это была хорошая примета, – «Значит, завтра в доме будет мирно и спокойно».

В районном центре, в городе Холм – Жирковский, ежегодно в июне проходила ярмарка. На ярмарку съезжались продавцы и покупатели не только из деревень района, но и из других районов Смоленской области и не только Смоленской.

Основные торги проходили на большой поляне перед бывшей усадьбой помещика.

Во время ярмарки все улицы и переулки были заставлены подводами и упряжками. Петру Сергеевичу Сергееву с трудом удалось втиснуть свою упряжку на свободное место между двумя домами. Разнуздав коня, повесив ему на морду торбу с овсом, и, набросив вожжи на ближайший тын, он и его сын Захар стали пробираться между подводами к месту основной торговли, по пути не забывая прицениваться к товарам.

Чего только не было на ярмарке. Всё, что производилось крестьянами и ремесленниками, артелями и кооперативами, появившимися уже колхозами, можно было здесь найти. Конечно, ассортимент товаров был не настолько разнообразен, как до первой мировой войны или во времена НЭПа, но тоже впечатлял.

Главной целью Петра были кони, поэтому он с сыном всё ближе и ближе продвигался в сторону загона для лошадей, выставленных на продажу. Конезаводчики поочерёдно водили по кругу своих питомцев, демонстрируя все их достоинства.

– Пётр Сергеевич, рад тебя видеть в добром здравии! – заметив, поприветствовал его опрятно одетый коренастый мужчина с аккуратно подстриженной бородой и усами. Подойдя, обнял.

– Я тоже очень рад повидать тебя, Дмитрий Ефимович. Хорошего человека встретить – к удачной покупке.

– А, это кто рядом? Сын? Как звать – величать тебя парень?

– Захар.

– Захар Петрович, значит. Совсем взрослый. На девчат, поди, заглядываешься? Интересуетесь конями, Пётр Сергеевич, или так приглядеть что? Я, Пётр Сергеевич люблю коней и готов с удовольствием купить понравившегося мне коня, но из-за нецелесообразности такой покупки не делаю этого. Хожу и любуюсь прекрасными этими животными.

– Мы пришли, правду сказать, и посмотреть, но основная наша цель – купить. Захару исполнилось восемнадцать, это мой старший сын. Я хочу сделать ему подарок, а лучшего подарка для крестьянина, чем хороший конь, нет.

– Я не знаю, Пётр Сергеевич, по средствам ли это вам будет… Приглядел тут кобылку, трёхлетку, орловской породы, кстати призёр бегов, что проходили в Смоленске. Пойду к продавцу, попрошу, что бы вывел её. Замечательная кобылка.

Через некоторое время он вернулся, а на средину загона вывели красавицу лошадь. Рысачка сразу привлекла к себе внимание, стоящих у загона людей.

– Для телеги эта лошадка не годится, что верно, то верно, можно конечно и грузы возить, но не для этого она предназначена. Запряги её в лёгкую пролётку или коляску, она всем лошадкам фору даст, какие есть в округе, погонять не надо. Идёт рысью хоть двадцать вёрст, а уж если припугнуть кнутом, то летит как птица, и ход плавный, словно в лодке плывёшь. Сам бы купил, Пётр Сергеевич, если бы не было у меня уже пары отличных коней для упряжки.

Торговались не долго. Продавец сбросил значительную сумму, и сделка состоялась.

Когда Сергеев расплатился, конезаводчик вывел лошадь из загона и передал в руки Захару поводья.

– Запоминай: зовут её Ночка. Держи документ. Сохраняй. Это всё ж «чистокровка». В пакете листочек с рекомендациями, желательно выполнять, что б лошадь не потеряла форму. С этим документом ты полноправно можешь принимать участие в бегах и даже зарабатывать деньги.

У Захара сердце готово было выпрыгнуть из груди. О таком подарке и не мечталось.

– Что эта за лошадь, Захар, поймёшь, когда проедешь в седле. – Дмитрий Щербаков ласково погладил грудь лошади. – Ты возлюбишь эту породу. Сидишь на ней, и будто кто-то несёт тебя на руках. Но главное, не поспорю, достоинство её ходить в лёгкой упряжке. Не пожалеете, что приобрели такую красавицу. По – хорошему завидую. Сам бы купил, да деньжат маловато, – и он подмигнул Петру Сергеевичу.

– У меня имеются другие рысаки, дешевле и не плохие, могу вам порекомендовать, тоже орловской породы. С удовольствием пригоню нескольких прямо к Вашей усадьбе, на выбор, – тут же предложил продавец, услышав слова Щербакова.

– Спасибо, но такой, я думаю, больше нет.

– Да, Вы, правы. Такой нет.

– А не пойти ли нам, Пётр Сергеевич, куда ни-то посидеть. Покупочку вашу с сыном обмыть, да побеседовать за рюмочкой о делах, о жизни. Как ты на это смотришь?

– Я не против, только Захару рановато в рюмочку заглядывать. Сделаем так. Я помогу ему выбраться из города через всё это столпотворение. Тогда можно и по рюмочке.

– Значиться так. Выбирать особо не приходится. Предлагаю посетить нашу кооперативную закусочную. Заведение – ни весть, какое, но там меня знают и уважают и обслужат в лучшем виде. Жду тебя там, это рядом с почтой, ты знаешь где. Смотри вывеску. Жду.