От того же Котлинского знаю: не смотря на выделенные в нашем городе правые автобусные полосы, специально для общественного транспорта и «скорых», масса недобросовестных водителей, не смотря на прямой запрет, тупо занимает их в самое неподходящее время. Банальный вопрос дисциплины. И не раз в городских новостях были сюжеты о том, что «скорая» не может проехать быстро.
Видимо, со следующей впереди машиной «КУЗЕТ» этого можно не опасаться: эти, теоретически, и стрелять могут начать. Если что.
Араб собирает марлю, перчатки (свои и Лены), выбрасывает это всё в ближайшую урну и направляется к полицейским, отбрасывающим недокуренные сигареты при его приближении. Он перебрасывается парой слов с лейтенантом, фотографирует его удостоверение и нейтрально сообщает тем:
— Я вас больше не задерживаю.
*********************
— Только это всё херня, — говорит через минуту Лена, когда мы пересаживаемся все втроём в салон её машины. — Не вытянем. В смысле, не вытянут.
Араб молча кивает в знак согласия.
— Объясни? — прошу я, поскольку не понимаю подоплёки.
— С такими поражениями, этого типа не вытянут, — не очень охотно начинает пояснять Лена. — Лично мне кажется, что у него от какого-то спецпрепарата и сердце коротнуло, и мозги. По которым ты добавил.
— Там было без вариантов. — Не считаю нужным оправдываться либо испытывать какие-то эмоции. — Или он, или мы. Я его не мог отключить. Даже с высоты чемпионства в области.
— Я видела, — по-прежнему неохотно выдавливает из себя Лена, на которую, кажется, весь пакет отрицательных эмоций нахлынул только сейчас. Затем она поворачивает голову в сторону Араба, безмятежно сидящего на заднем сидении и тактично наблюдающего за нами без единого звука. — Слушай, а у вас есть варианты выяснить что-то об утечке спе…? — начинает она в сторону Араба.
— Ни малейшей возможности, — ровно и спокойно перебивает её Араб. — Я тоже было в первую секунду по инерции подумал в эту сторону. Но ты, видимо, не в курсе: сейчас регламент Совбеза, как бы тут поделикатнее, совсем не тот, что раньше. Могу сходу назвать три независимые службы, у которых может быть что угодно из этой группы. Причём, доступ к информации друг друга мы сейчас практически потеряли.
— Три конторы я тебе и сама могу назвать, и даже четыре. Если считать СЫРБАР за отдельную контору… Битва за портфели? — нейтрально спрашивает Лена.
— Она, — подтверждает Араб. — Но СЫРБАР же сейчас в составе…
— Теоретически, — теперь Араба перебивает Лена. — На самом деле, там свой аппарат, который чихает на Председателя Комитета и ходит напрямую то к ноль-второму, то к ноль-первому. Они же «присоединились» в полном составе, со своими правилами игры. У нынешнего Председателя точно не хватит пороху их в стойло поставить. Пока пытаются своими людьми пенсионеров замещать; но не даёт клановая инерция в направлении «навстречу». Она не способствует углублению контроля. А там ещё и за бюджеты писк, так что…
— А откуда ты это всё в таких деталях?.. — Араб непосредственно изображает в воздухе круг указательным пальцем.
Лена молча достаёт из нагрудного кармана своё удостоверение и, не глядя, подаёт его назад себе за спину. Араб едва мажет по её руке взглядом, но к документу не притрагивается:
— Ты же почётный сотрудник? Не при делах и не в штате?
— Фамилия, — Лена снисходительно смотрит на него в зеркало и убирает пластиковый прямоугольник обратно в нагрудный карман. — Ты фамилию бы прочёл, что ли?
— Да я в курсе фамилии! Точно, — кивает сам себе Араб. — Упустил из виду…
— Лен, ты не объяснила, что с тем телом не так и почему его, как ты говоришь, «не вытащат», — деликатно напоминаю о важной, но незаслуженно заброшенной теме.
— У каждого спецпрепарата такого плана есть своя побочка, — Лена с явным удовольствием переключается на «свою» волну. — Чаще всего, это сердце или микрокровоизлияния в мозг: там давление прыгает, словно сумасшедшее. Для начала. Если это то, о чём мы с твоим товарищем, — она кивает Арабу в зеркало, — дружно думаем, то людей, имеющих к таким препаратам доступ, подбирают по принципу очень тщательного отсева по состоянию здоровью. И доступ к самим препаратам имеют далеко не все, даже кому по должности положено: они дорогие и являются предметом очень строгой отчётности. Я вот лично даже не представляю, где они хранятся и какими нормативными документами контролируется расход.
— Сейчас в этом плане анархия, — хмурится с заднего сиденья Араб. — На сегодня, к спецфарме открыли доступ и армии, и кое-кому в МВД, и Комитету. Причём, если СЫРБАР считать в Комитете за государство в государстве, как ты говоришь, то ещё и его учитываем. Итого, четыре канала потребления. Ни один из которых нормально не отчитывается, ввиду сегодняшнего… расфокусированного управления.
— Да чего ты жмёшься, — подначивает его Лена. — Скажи открыто: двоевластие в Совбезе! Вернее, включая его.
— Давай я буду говорить только то, что хочу, окей? — подчёркнуто вежливо парирует Араб.
— Пардон, — смеётся Лена. — Занесло. Продолжай.
— У нас тоже есть доступ к этой фарме, — неохотно продолжает Араб. — И вот я именно по нашей ситуации, по аналогии, утверждаю: у ментов, армии и Комитета мы концов не найдём. Особенно с учётом текущих напряжённых отношений и независимых отчётов начальников служб параллельно ноль-первому и ноль-второму.
— А что у вас за химия?! — заинтересовывается Лена.
Она набирает воздух, чтоб начать что-то перечислять, но Араб неодобрительно сверлит её взглядом в зеркале:
— Ага, щ-щас!.. А ведь взрослая девочка. — Араб только укоризненно качает головой.
А я с удовольствием наблюдаю, как настроение Лены постепенно улучшается.
— И всё же, ты бы на мой вопрос доотвечала? — напоминаю о себе ещё раз.
— А-а-а, ну вы когда сражались, было видно, что он под химией. — Припоминает события в деталях Лена. — Потом ты ему в голову кулаком когда попал, он отключился, вот сердце у него после этого буксонуло.
— Подтверждаю, — киваю. — Я старательно приглядывался в процессе, куда его приложить. А он только «звенел», как струна, — не вдаюсь в детали, поскольку Лена в такие моменты уже понимает меня и так. — Если бы у него хоть где-то… или в сердце, или в печени, хоть какой-то намёк был, я бы в голову не бил.
— Почему? — теперь любопытством с заднего сиденья лучится Араб.
— Чтобы опросить потом, естественно. Я же сказал, что он мне сразу не понравился. Печень, сердце, или что там у него ещё могло бы быть, ему в реанимации как-то на время бы скомпенсировали, — поясняю ход своих мыслей. — И опросить его, худо-бедно, было бы можно. Тем более если видеть, врёт он или нет. А вот если повредить голову, как оно в итоге и произошло… Его здоровые почки с печенью на мои вопросы не ответят.
— Возвращаясь к перспективам. Конкретно в его случае, спасать будут сердце. — Поясняет наконец Лена. — Вернее, в первую очередь будут заниматься именно сердцем; и по остаточному принципу уже — этот инсульт.
— А что они сейчас могут сделать по инсульту? — заинтересовываюсь на профессиональную тему. — Чисто теоретически?
— Чисто теоретически, могут делать что угодно, — скептически качает головой Лена. — Но на практике, обычно вводят лекарства. Ну, понизить давление, например! — она видит, что я не понимаю. — И использовать дефибриллятор! Скорее всего, у пациента фибриляция предсердий… Диуретики ещё назначаются, чтобы купировать развитие отека мозга. Главное — что лечить мозг будут после. Например, удалять кровяной сгусток. Но это сильно после первой помощи, — Лена явно ищет какие-то положительные варианты, но в силу опыта и знания ситуации изнутри, их не видит.
— Печально, — прихожу к выводу. — Как-то тоскливо и бесперспективно получается.
— Система такая, — отзывается Араб под одобрительным взглядом Лены. — Медики спасают тело, а не разум. Если по итогу получится живой труп, то это все равно лучше для них, чем мертвый, но умный.
