- Очень сожалею, что приняли для меня на свою душу грех, - сказал Эльчанинов, начинавший уже окончательно выходить из терпения.

Приход Анны Павловны прекратил их разговор.

Дня через четыре граф прислал человека с письмом, в котором в тот же день приглашал их к себе и уведомлял, что он весь день будет один. Часу в двенадцатом Анна Павловна, к соблазну всех соседей, выехала с Эльчаниновым, как бы с мужем, в одной коляске.

- Я встретил сейчас новобрачных! - сказал исправник губернскому предводителю, приехавши к нему и повстречавши действительно наших любовников.

- Каких новобрачных? - спросил тот.

- Эльчанинова с Мановской.

- Неужели они обвенчались?

- Нет-с, я шучу, - сказал исправник. - Только едут вдвоем и поворотили в Каменки.

- Господи, твоя воля! - сказал предводитель. - Что это такое делается!.. Этакая бесстыдница!..

- Да, ваше превосходительство, нечего сказать, еще и не бывало такой!.. Что-то Мановский?

- Бог его знает, сидит, - сказал предводитель.

- Да уж он что-нибудь и высидит, - заметил исправник.

- Но мне всех тут страннее граф, - продолжал предводитель, - то он действует так, то иначе.

- Непонятно, - подхватил исправник.

Одно и то же почти говорили во всех домах, с тою только разницею, что мужчины старались больше понять и разгадать, а дамы просто бранили Анну Павловну, объясняя все тем, что она женщина без всяких правил.

Между тем граф часу в первом пополудни был по-прежнему в своей гостиной: хотя туалет его был все так же изыскан, но он, казалось, в этот раз был в более спокойном состоянии духа, чем перед первым визитом Анны Павловны: он не ходил по комнате тревожными шагами, не заглядывал в окно, а спокойно сидел на диване, и перед ним лежала раскрытая книга. Ивана Александрыча не было около него. Граф прогнал его вскоре после того, как он произвел кутерьму у Задор-Мановского, чтобы отклонить от себя всякое подозрение насчет участия в открытии тайны. Бедный племянник скрывал это от всех и притворился больным. Вошедший слуга доложил о приезде Анны Павловны и Эльчанинова.

- Просить! - сказал граф и привстал с дивана.

Анна Павловна вошла первая, а за нею Эльчанинов.

- Здравствуйте, гордая Анна Павловна! - сказал граф. - Нет, я опять за старое, поцелуйте!

Анна Павловна повиновалась.

- Здравствуйте и вы, тоже гордый молодой человек, - прибавил он, протягивая Эльчанинову руку, которую тот принял с некоторым волнением: ему было как-то совестно своего положения.

- Здоровы ли вы?.. Поспокойнее ли? - спросил граф Анну Павловну, усадивши ее на диване.

Эльчанинов сел поодаль.

- Я здорова, граф, - отвечала она.

- Вас я не спрашиваю, - продолжал Сапега, обращаясь к Эльчанинову, - вы должны быть здоровы, потому что счастливы. Сядьте к нам поближе.

Эльчанинов пересел на ближнее кресло.

- Вы давно живете в деревне? - спросил его граф.

- Полгода, ваше сиятельство, - отвечал Эльчанинов.

- Только полгода? - повторил граф, посмотревши на Анну Павловну. - А где вы жили?

- В Москве.

- Служили там?

- Сначала учился в университете, а потом служил.

- А!.. - произнес протяжно граф и потом, как бы сам с собою, прибавил. - В Москве собственно службы для молодых людей нет.

- Кажется, или по крайней мере я это на себе очень чувствовал, подхватил Эльчанинов. - Меня сделали сверхштатным писцом, тогда как я и сносного почерка не имею.

Граф с улыбкой покачал головой.

- Вы, вероятно, не имели никаких связей, - произнес он совершенно равнодушным голосом.

- Решительно никаких, ваше сиятельство, кроме добросовестного желания трудиться, - отвечал Эльчанинов.

- Бог даст, вам и придет это время трудиться, а теперь покуда мы вас не отпустим на службу; живите здесь, в деревне, честолюбие отложите в сторону, вам весело и без службы.

- Мне надобно бы служить, граф, хоть затем, чтобы уехать отсюда.

- Да, я понимаю, что вы хотите сказать, - проговорил Сапега, - но я думаю, что я так люблю Анну Павловну и что покуда я здесь, то зорко буду следить за ее спокойствием; а там, бог даст, переедем и в Петербург, где я тоже имею некоторую возможность устроить вас.

Будь другой человек на месте Эльчанинова, он бы, может, понял, на что бил граф; он бы понял, что Сапега с намерением будил в нем давно уснувшее честолюбие; он бы понял, что тот хочет его удержать при себе, покуда сам будет жить в деревне, а потом увезти вместе с Анной Павловной в Петербург. Но - увы! - Эльчанинову только мелькнула богатая перспектива, которую может открыть ему покровительство такого человека, каков был граф. В первый раз еще мой герой вспомнил о службе, о возможности жить ею в Петербурге вместе с Анной Павловной и привязался к этой мысли.

- Мне очень нужно служить, ваше сиятельство, - сказал он.

- Увидим, увидим, - отвечал граф. - Не помешает ли еще нам Анна Павловна? Мы еще ее не спрашивали, да и не будем спрашивать покуда.

Во весь остальной день Сапега, бывши очень ласков с Анною Павловной, много говорил с Эльчаниновым и говорил о серьезных предметах. Он рассказывал, между прочим, как много в настоящее время молодых людей единственно посредством службы вышло в знать и составляют теперь почти главных деятелей по разным отраслям государственного управления. Так прошел целый день. Молодые люди уехали после ужина.

Граф сделал более, чем предполагал. Услышавши о страшной развязке, которою кончилось объяснение Ивана Александрыча с Мановским, и о бегстве Анны Павловны к Эльчанинову, Сапега, удивленный этим, еще более раздражился. Старческая прихоть превратилась в страсть; но в то же время он видел, что действовать решительно нельзя, а надобно ожидать от времени. Привязать к себе участием молодых людей, гонимых всеми, казалось ему первым шагом, а там возбудить в душе молодого человека другую страсть - честолюбия, которая, по мнению его, должна была вытеснить все другие. Оставленная мужем, забытая любовником, Анна Павловна не могла уйти от него; Мановского он боялся и не боялся, как боятся и не боятся медведей. Но, однако, мы заметим, что граф выждал целый месяц войти в прямые сношения с молодыми людьми и в продолжение этого времени только хвалил и защищал Анну Павловну; но Мановский ни к чему не приступал, и граф начал.

Прошло еще три месяца. Действующие лица моего рассказа оставались в прежнем положении. Анна Павловна все так же жила у Эльчанинова; граф приглашал их к себе и сам к ним ездил; Мановский молчал и бывал только у Клеопатры Николаевны, к которой поэтому все и адресовались с вопросами, но вдова говорила, что она не знает ничего. Более любопытные даже приезжали к ней в усадьбу, чтобы посмотреть на оставленного мужа, но им никогда не удавалось встретить Мановского, хотя очи и слышали, что в этот самый день он проезжал в Ярцово.

У предводителя назначен был обед. Общество было прежнее, за исключением Мановского и Эльчанинова. Клеопатра Николаевна сидела на диване между Уситковою и Симановскою. Перед ними стоял исправник. Прочие дамы сидели на креслах. Мужчины стояли и ходили. Все ожидали графа.

- Давно ли вы видели вашего несчастного опекуна? - спросил исправник Клеопатру Николаевну.

- Он был вчера у меня, - отвечала Клеопатра Николаевна. - Почему же несчастного? - прибавила она.

- Да как же? Жену отняли! - возразил исправник.

- Он, кажется, забыл об ней и думать; впрочем, я с ним никогда об этом не говорю.

- Я ее встретил, - сказал исправник, - пополнела, такая хорошенькая.

- Желаю ей, - отвечала с презрением вдова, - все подобные ей хорошенькие, и вам, мужчинам, обыкновенно нравятся.

- Оно лучше; а то что толку, например, в вас, Клеопатра Николаевна? Ни богу, ни людям! - заметил с усмешкою исправник, немного волокита по характеру и некогда тоже ухаживавший за Клеопатрою Николаевною, но не успевший и теперь слегка подсмеивающийся над ней.