Выступавшие затем бойцы и командиры заверили командующего, что они выполнят поставленную перед ними Коммунистической партией, Советским правительством ответственную задачу.

После митинга Андрей Иванович побывал во всех подразделениях танкистов, побеседовал с бойцами, командирами и политработниками об их боевых делах.

В конце сентября генерал-полковник Еременко был назначен командующим Сталинградским фронтом — так стал называться Юго-Восточный фронт. Обстановка на нем продолжала осложняться. Гитлеровское командование безжалостно гнало свои войска вперед, стремясь сбросить героических защитников Сталинграда в Волгу. Враг торопился, спешил овладеть городом до наступления зимы. Он имел численное и техническое превосходство над оборонявшимися. Компенсировать это превосходство Андрей Иванович старался широким маневром резервами и войсками, снимавшимися с неатакованных участков фронта.

^{Командующий Сталинградским фронтом генерал-полковник А. И. Еременко.}

Под Сталинградом ему удалось практически осуществить идею создания сильных артиллерийско-противотанковых резервов. За месяц боев на Дону только на фронте двух армий эти резервы уничтожили около 400 танков. Чтобы успешно отражать вражеские атаки и эффективно поддерживать контратаки наших войск, он централизовал управление артиллерийским огнем, создав вначале фронтовую, а затем армейские артиллерийские группы. Их массированный огонь во многом обеспечивал стойкость в восточной части города утомленных беспрерывными боями войск 62-й и 64-й армий.

14 октября гитлеровцы предприняли новый штурм Сталинграда, которому предшествовала мощная артиллерийская и авиационная подготовка. Земля ходила ходуном, дымилась и стонала. Темная смрадная мгла гасила разгоравшуюся на востоке зарю, закрывала клубившийся над волжской ширью туман. Едва в небе появлялся просвет, как в нем сразу же показывались заходившие на бомбежку самолеты, раздавался неистовый вой пикировщиков, падающих бомб и грохот взрывов.

Через два с половиной часа враг бросил в атаку на узком участке фронта дивизию и 150 танков. Казалось, ничто живое не могло уцелеть здесь, в этом огне. Но поднимались из полуразрушенных окопов оглохшие, раненные, но все еще живые бойцы, били по ненавистному врагу из пулеметов, автоматов, винтовок и бросали в бронированные чудовища гранаты, бутылки с зажигательной смесью. Страшные в своей ненависти, они уничтожали врага, сражаясь до последнего вздоха.

…В комнату, как всегда, без стука, чтобы не помешать командующему, тихо вошел адъютант майор М. Дубровин и молча положил на стол листок бумаги. Андрей Иванович, оторвавшись от дел, заглянул в него да так и прилип к нему взглядом. В документе сообщалось:

«Т. Еременко… 15.10.1942.

Противник, введя новые силы пехоты и танков, наступает на северную группу Горохова. Одновременно развивает удар на юг, подошел к Минусинску.

37-я и 95-я сд, всего 200 человек, не могут задержать противника, двигающегося на юг и выходящего на КП штарма и тылы 308-й сд.

Положение осложнилось. Оставаться дальше на КП невозможно. Разрешите переход КП на левый берег, другого места нет.

Чуйков, Гуров, Крылов».

Требовалось срочно принять решение. Еременко знал, что упорные бои в Сталинграде не утихали ни днем, ни ночью, что особенно сильным был натиск врага в северных районах, где гитлеровцам удалось овладеть тракторным заводом, прорваться к Волге и отрезать от основных сил 62-й армии группу войск под командованием полковника С. Горохова. Но отступать было некуда. После некоторого раздумья Еременко наложил на документе короткую резолюцию:

«Т. Чуйкову.

Оставаться на КП в Сталинграде. Принять меры переправы в ночь с 15 на 16 138-й сд на правый берег р. Волги.

15.10.1942 г.

Еременко».

Андрей Иванович хорошо понимал Чуйкова, на его месте, возможно, поступил бы так же. Он сам дважды оказывался в положении, когда вражеские войска выходили прямо на его командный пункт. Впервые это случилось на Смоленщине, в районе Рудни, 13 июля 1941 года. Тогда фашистские танки и колонна мотопехоты были задержаны на подступах к городу артиллерийской батареей, и немецкие автоматчики двинулись прямо на КП, замаскированный в кустарнике.

Положение было серьезным. Настолько серьезным, что командующий 19-й армией генерал-лейтенант И. С. Конев, увидев выдвигавшиеся из района КП вражеские танки и пехоту, посчитал Андрея Ивановича погибшим и доложил об этом в штаб фронта. Еременко же вывел личный состав командного пункта в район развертывания 16-й армии и продолжал выполнять распоряжения командующего Западным фронтом Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко.

Еременко всегда был бойцом бесстрашным, инициативным. В одном из первых в своей жизни боев, было это еще в империалистическую, в решающую минуту заменил погибшего командира и поднял взвод в атаку. В гражданскую ходил в атаки под вражеской шрапнелью в пешем и конном строю, участвовал в рукопашных схватках.

Однажды, когда рано утром белогвардейская конница, подобравшись скрытно, неожиданно ворвалась в станицу, в которой после длительного марша и тяжелого боя расположились буденновцы на отдых, Еременко проявил командирскую инициативу и отвагу. В то утро он уточнял задачу выступавшему в разведку эскадрону. Услышав топот коней и поднявшийся шум, он, мгновенно приняв решение, крикнул:

— Шашки к бою, повзводно в атаку на врага галопом марш!

Андрей Иванович первым устремился навстречу противнику, за ним — весь эскадрон. И белые дрогнули, их ряды смешались: передние шеренги повернули назад, а задние все еще напирали. В конце концов, они бросились наутек. Благодаря находчивости молодого командира, была спасена от разгрома целая бригада.

Больше всего Андрей Иванович ценил в людях преданность Родине, партии, народу. И мужество, которое позволяет человеку, идя В бой, думать не о своей жизни, а о смерти врага; жертвовать собой, выручая товарищей; умереть, если придется, за свою страну, за дело Ленина, — чтобы живые одержали победу. Мужество не покидало Еременко ни в то время, когда он был солдатом, ни тогда, когда стал генералом.

Нелегко было принять решение не переносить КП 62-й армии за Волгу, но в интересах дела обороны Сталинграда нужно было принять такое решение, и Андрей Иванович принял его. Через какое-то время майор Дубровин положил на стол еще один документ.

«Военному совету фронта 15.10.1942.

Дивизионная артиллерия на правом берегу огня вести прицельно не может. Доставка снарядов слабая… Прошу дивизионную артиллерию переправить на левый берег. Здесь оставить полковую и батальонную артиллерию.

Чуйков, Гуров, Крылов, Пожарский».

Складывавшаяся на фронте 62-й армии обстановка вызывала у Андрея Ивановича все большую тревогу. «Надо немедленно съездить к Чуйкову и на месте разобраться во всем», — решил он, размашисто налагая свою резолюцию:

«То, что находится из артиллерии на правом берегу р. Волги — должно оставаться там.

15.10.1942 г.

Еременко».

Поездка предстояла не из приятных Гитлеровцы, заняв господствующее положение на высотах, держали под огнем весь участок реки против Сталинграда. В их руках в это время находились Мамаев курган, а также выходы к реке у тракторного завода и устья Царицы. Узнав о намерениях Андрея Ивановича, командарм стал энергично отговаривать его от поездки:

— Не советую. Настоятельно прошу не предпринимать этого рискованного путешествия, — рокотал в телефонную трубку застуженный и потому охрипший бас Василия Ивановича Чуйкова. — Очень опасно…

— Везде сейчас опасно, — ответил Еременко. — У нас на днях бомба разорвалась чуть ли не на КП. Троих — насмерть. А что было, когда наш КП в Сталинграде находился…

— И все-таки не советую, — стоял на своем командарм. — Обстановку вы знаете… Мы докладываем обо всем без промедления. Зачем рисковать?