Она уходила под самый восход, всё так же неслышно ступая лёгкой походкой по поскрипывающим половицам, сменяя, как инструмент, тепло крови на солнечный свет, но даже не видя друг друга, изо дня в день они понимали, что следующей ночью всё будет так же, и это приносило какое-то по-своему странное счастье, больше похожее на ребячий восторг. Это стало просто привычкой, одной их тех, от которых не хочется отвыкать.

***

Энью прикрывал ладонью глаза, понемногу привыкая к режущему их свету и сбрасывая с себя одеяло вместе с остатками ночных кошмаров. Он снова был один — нет, это не тяготило его, просто отдача от тела утром всегда была необычно малой: руки и ноги ещё несколько минут слишком плохо его слушались, но всё сразу же проходило после того, как холодная вода промывала глаза. Наверное, потому что, вопреки всему, он решил ничего не забывать: его чувства — настоящие чувства — не были следствием обычного ритуала.

Обычно за завтраком они никогда не встречались взглядами, словно ничего между ними нет, и не было, словно то, через что они прошли — всего лишь наваждение, морок, от которого нужно избавиться, но в этот раз, уплетая за обе щёки необычно вкусную яичницу, Энн рассмеялась, наблюдая, как он пытается запихнуть в рот несколько кусков одновременно. Это и правда выглядело смешно, но на самом деле смотрелось как нарушение всех правил, которые они для себя поставили, взлом всех запретов, и, похоже, только сейчас они смогли понять, как сильно это их сковывало. Энью улыбнулся в ответ — если бы сейчас он этого не сделал, это означало бы, что им снова придётся замкнуться в себе, снова ограничиться пустыми словами и пустыми поступками, а сейчас, когда они так далеко зашли, преодолев невидимую стену устоев, он не мог этого допустить. Энн была ярким светом, и её смех разлетался по комнате звонкой игрой утренних лучей, разделяя радость со всем миром и с людьми вокруг.

Он знал, что Энн любит утренние прогулки, и с удовольствием наблюдал вместе с учителем, как она наслаждается холодными порывами ветра, подставляет ему лицо и шею и глубоко вдыхает морозный воздух, как будто её удовольствие передавалось и им обоим вместе с атмосферой одиночества и мудрости пустующих улиц. Они шли знакомой дорогой к лесу, петляя и выныривая из-за углов, скрывая своё присутствие от рыскающих патрулей всадников. Левард с интересом рассматривал их обоих, замечая каждое изменение в поведении, но не вмешиваясь, предоставив решать личные вопросы самим. Энью же не мог отвести взгляда от девушки, с которой провёл несколько последних лет, но, похоже, только сейчас пришёл к осознанию того, насколько она для него важна и насколько без неё его жизнь была бы пустой, бесформенной, просто бессмысленной. Он этого не замечал, но именно она была всегда его целью, спасителем и спасённой. Благодаря Энн он не сошёл с ума от кошмаров, не потерялся в бесконтрольной ненависти последних сражений.

Эннелим ему нравилась. Он вряд ли знал до этого, как это — единственное, что его интересовало, был он сам и его достижения, он никогда не мог и подумать о близком общении с кем-то, тем более противоположного пола. Нет, он даже сейчас толком не мог понять, что чувствует. Просто хотелось проводить вместе больше времени, болтать, помогать, когда будет нужно, знать больше всех остальных, и ещё, когда он думал о ней во время работы, учёбы или тренировки, процесс шёл проще и быстрее. Это было простое чувство, обычное для человека, но он не мог описать, осознать его по-настоящему сложную систему для себя. С другой стороны, когда он побеждал, не было ни жалости, ни сострадания — только холодный расчёт и стремление к победе, и эта черта характера даже немного пугала. Он смотрел на неё, наверное, пытаясь в её портрете отыскать объяснение тому, что с ним происходит, и каждый раз встречал только эту милую улыбку, получающую в ответ говорящее само за себя это его глупое выражение лица, не знающего, как реагировать на то, что происходит внутри. С этого дня он начинал сражаться с самим собой за право чувствовать, за возможность испытывать то, что раньше не позволял, и, похоже, он впервые по-настоящему сознательно наслаждался сражением.

Каменный круг привычно отдался теплом в протёртые подошвы, прибавляя сил и прогоняя всю оставшуюся усталость. Энью выискал глазами знакомую надпись, изображающую несколько неровных спиралей — своё место, и осторожно стряхнул ногой налетевшую листву, освобождая место для подготовки. Всё было как тогда, как в первый раз, когда они только познакомились — магия прорезала пальцы, обрызгав кровью выщербленные древние буквы, но Энью никак не мог сосредоточиться: мысли никак не хотели собраться в кучу, разложиться по полочкам и создать одну сильную мотивацию. Перед закрытыми глазами проплывали воспоминания, не желавшие касаться образов настоящего и слишком резонирующие со своевольной энергией, поэтому её никак не получалось поднять выше ногтей, и фаланги начинали болеть от частых разрывов, не собиравших прекращаться.

***

Перед ним стояла на вид хрупкая девчонка лет четырнадцати, с подрезанными до шеи волосами, чтобы не мешались, пожалуй, даже слишком хрупкая для этого места, и потому это маленькое худое тельце очень контрастировало с грубыми оттенками песка и камня учебной арены. Даже достигнув того же возраста, что и он, девочка была в несколько раз меньше, и Энью со своим ужасным контролем эмоций начал бояться, что её здоровье может не выдержать даже вливания силы, не то что его ударов.

— Это и есть та новенькая от друга отца? — спросил Энью у пожилой женщины-смотрителя, смотрящей за поединком.

— Эннелим, бесфамильная. Да, это она.

— А не слишком она… Ладно, раз это выбор отца, то не думаю, что она так проста, как кажется, так ведь? — последний вопрос он задал громко, специально, чтобы соперница услышала, но девочка только смахнула свободную прядь за ухо и встала в боевую стойку.

Энью разжал пальцы и направил магию, стиснув зубы и чуть не вскрикнув от боли. Нет, ни в коем случае нельзя было показывать слабость. Сосредоточиться никак не получалось, и он закрыл глаза, концентрируясь на ощущениях, но странная аура от соперницы не давала покоя, мешая безошибочно направить нужные потоки в нужные русла. От девчонки веяло неизвестностью и угрозой, но, сколько он ни размышлял, это только приносило больше боли и двигало бушующую магию не туда, куда надо. Наконец энергию получилось укротить, но только немного, чуть больше — и пришлось бы ломать кость. Теперь появилась возможность ближе рассмотреть девочку: она бы даже показалась Энью красивой — черты лица и фигуры, цвет волос и побледневшей кожи вызывали у него смутное ощущение дежавю — но всё это, только если не обращать внимания на излишнюю худобу и покачивающуюся от слабости полу-боевую стойку. Абстрагировавшись от ощущений и доверившись глазам, он теперь не мог найти и следа от той подсознательной осторожности перед незнакомым врагом — сейчас перед ним был просто беспомощный, напуганный ребёнок, и Энью совсем не хотелось его калечить.

— Точно хочешь сражаться? — развёл руками он, поднимаясь из инстинктивно принятой стойки.

— Точно, — бросила девочка. Голос был слишком хриплый, как будто горло пересохло от длительной жажды.

— Тебе что-то обещали?

— Выиграю — смогу учиться. Так сказал тот мужчина.

— Учти, я лучший в рейтинге, мне правда очень не хочется тебя калечить. Уверена, что справишься? — Энью усилил ауру, нагоняя страху, но сам не понял, отчего захотел воспользоваться этим приёмом, хоть сам недавно считал его «грязным». Всё-таки… опасность?

Вместо ответа Эннелим села ещё ниже, готовясь к атаке, и Энью почувствовал, как напряглись все её мышцы, но, что странно, он не ощущал вливания, как будто сейчас в ней не было энергии, а в рукопашном бою, как известно, обычный человек не одолеет мага. Она медленно двинулась вперёд, сокращая дистанцию, Энью в ответ кинул магию в ноги и прыгнул вперёд, намереваясь закончить быстро — всего одним или парой ударов, но рука со свистом пробила воздух там, где только что была её голова, и от удивления он пролетел вперёд, неудачно рухнув на землю и оставив на теле несколько синяков. Где-то недалеко слышались шаги, но зрение на несколько секунд помутнело от удара, и медлить было нельзя: одновременно поднимаясь и делая удар с разворота ногой в направлении звука, Энью отскочил в сторону, разрывая дистанцию с воображаемым противником. Похоже, всё-таки недостаточно быстро, потому что в следующее мгновение, когда зрение вернулось, Эннелим уже была рядом, и он еле успел защитить колено магией от неожиданного удара сбоку — если бы не реакция, он бы больше не смог двигаться, и перед казавшейся беспомощной соперницей пришлось бы признать поражение. Теперь он больше не будет её недооценивать.