Отношения с отцом были главными неоконченными отношениями в моей жизни. Он умер, когда мне было шесть лет. Военный КамАЗ, на котором он ехал вместе с солдатами по долгу службы, перевернулся, и его раздавило в кабине. Я очень любил его. Хоть я плохо помнил его (мама и папа перестали жить вместе, когда мне исполнилось два года) и почти не знал, в детстве не проходило ни дня, чтобы я не вспоминал его, не воображал присутствие и участие отца в моей жизни. Теперь я понимал, что так до сих пор и не пережил смерть отца. В самые светлые и горькие моменты моей жизни он, воображаемый, всегда находился рядом. Но это был всего лишь мираж, который только обострял чувство утраты. Это чувство, периодически подавляющее все остальное, создавало мне много проблем. Например, я не умел отпускать приходящих людей – друзей, подруг, женщин, всех тех людей, к которым я привыкал, успевал полюбить. Каждый раз перед неизбежным расставанием в душе раздавался тревожный звонок. Разум пытался успокоить, мол, уходящий дал тебе все, что мог, или, наоборот, – ты дал ему все, а дальнейшие отношения ведут к стагнации. Но душа требовала продолжения отношений. Всегда! И я знал почему. Я подсознательно не хотел, чтобы меня кто-либо еще бросал. Я хотел чувствовать себя Гренуем, протагонистом великолепного романа Зюскинда, к чьим ногам с вожделением в глазах бросались толпы людей. Естественно, такие мотивы мешали мне жить счастливо. Со временем ощущения потери притупились, но, к сожалению, вместо воспоминаний появились упреки. Поэтому в один день все пошло не так.

Я пытаюсь вспомнить детали этого дня под навязчивые бормотания политического комментатора. Мне было семнадцать лет. Уже как месяца три у меня появились новые друзья. Они были крутые. Старше меня. У одного из них был брат – крупный криминальный авторитет, который вместе со своим другом с непритязательной кличкой Клоп крышевали недолгий период нашу столицу. Другой парень был из моей школы, но на пару классов старше. Всегда с гордой осанкой и горящими азартом глазами, совершающий отчаянные поступки, которые сходили ему с рук. Было и еще много менее одиозных персонажей в этой компании, которой я полюбился, не знаю, за какие бонусы. Мне компания понравилась сразу, так как я со своим врожденным чувством заброшенности всегда тянулся к уличным авторитетам. В тот день за мной на старом форде «Гранада» заехали Артур с Глебом и еще один товарищ по кличке Мутант.

Мы немного покатались, придумывая очередную аферу. Выбор пал на продажу централизованного экзамена по математике местным школьникам. Это был фальшивый экзамен, который мы составили сами. Изначально мы не собирались так брутально портить успеваемость местным выпускникам. Но наш знакомый, который обещал достать оригинал экзаменов, оказался пустозвоном. Поэтому экзамен пришлось придумывать самим. Вслед за математикой последовал латышский, а за ним русский с литературой и даже история. Мы немного увлеклись. Парень, который это у нас покупал, чистосердечно поделился экзаменами со знакомыми из соседних школ. А потом попал в больницу со множественными переломами. Человек пятьдесят в том году так не получили аттестат среднего образования. В тот вечер я в первый раз попробовал МДМэшку («экстази»). Ощущения были волшебные. Ты будто воспарял в воздух от наполняющей тебя энергии, легкий как пушинка, а по телу мерными волнами разливалась доброта и любовь. Мне, как прирожденному мизантропу, такие наркотики очень подходили, так как помогали в коммуникации, особенно с противоположным полом. Девушки, на которых ты бы трезвый не обратил внимания, казались привлекательными, стеснительность пропадала, правда, вместе с чувством такта. Но это никому не мешало. В то время мы знакомились с девушками в диско-барах и ночных клубах, где бестактные манеры абсолютно приветствовались. Если ты был симпатичный и брутальный, для успешного продолжения знакомства вполне хватало угостить коктейлем и нежно погладить чуть ниже спины.

После аферы с экзаменами понеслась череда мелких и более крупных мошенничеств. Мы продали местным барыгам отшлифованный бронзовый слиток с поддельной пробой. Успешно раскидывали фальшивые иракские доллары по ночникам. Брали дань с местных таксистов и проституток. Воровали все, что плохо лежало. Разводили разных лохов на абсолютно любой предмет, который их интересовал. А интересовало их в разгар 90-х много чего, начиная от ЛСД и заканчивая огнестрелом. Купив за большие деньги спиленный газовик или уголки почтовых марок, пропитанных корвалолом, такие люди никак не могли тебе отомстить. Так как ни закон, ни его отсутствие не были на их стороне.

Все это продолжалось феерично до тех пор, пока в жизнь моих друзей не вошел героин. В тот злосчастный день все его попробовали в первый раз. Дружно вынюхали маленький пакетик, а потом полночи сидели в местном ночнике со стеклянными глазами и бегали по очереди в туалет, чтобы поблевать. Жизнь казалась чрезвычайно комфортной, окаймленной радужной перспективой. Наверное, потому что героин погружал тебя в состояние непробиваемого вакуума, щедро сдабривая каждую твою тупейшую мысль флером неоспоримой гениальности.

У каждого из нас сложились разные дуэты с героином. Глеб года через два скололся и умер от передозировки. Остальные пацаны сколотили банду и занялись откровенным беспределом, в результате которого загремели в тюрьму; каждый получил по десять – пятнадцать лет строго режима. Вышли они оттуда уже совершенно другими людьми. Я тоже успел порядочно попортить себе карму. Но меня спасли университет, тяга к знаниям и кардинальная смена круга общения. Даже после смутных времен я долго оставался человеком внутренне безответственным. Так и продолжал во многом происходящем со мной винить своего отца. Ведь надо же было возложить на кого-то ответственность за испорченное детство, кучу хронических заболеваний и ночные кошмары, в которых жертвы давних преступлений упрямо требовали возмездия. Внутренние упреки и злость на окружающий мир помогали хоть как-то заполнить пустоту в моей душе. Потом злость вместе с юношеским максимализмом постепенно пошла на убыль, и вместо нее пришло недовольство самим собой и отчаяние. От болезненного самоотвержения меня во многом спасла Алька. Рождение ребенка сильно изменило меня в плане ответственности, так как наконец-то был человек, за которого я должен был полностью отвечать, головой и совестью. Во многом Алька помогла мне понять своих родителей, простить отца за его отсутствие в моей жизни. Правда, я до сих пор не мог отпустить его.

Я быстро дошел от остановки до маминой квартиры. Никого не было. Наверное, пошли гулять с Алькой, подумал я, и направился к настенному бару с надеждой, что в нем окажется что-то крепкое. На съемную квартиру идти не хотелось. После возвращения Теи мы решили развестись. Я обозвал ее вруньей и предателем, а она призналась, что больше ничего не может мне дать. Потом Тея опять исчезла. В баре очень кстати оказалась бутылка французского бренди, предусмотрительно купленная несколько недель назад. Я налил половину стакана и опрокинул содержимое в рот. Бренди обожгло горло и приятно обволокло живот, притупив ноющую боль внутри груди. Необходимо было отвлечься, и я решил сесть за перевод рукописи. Стал перебирать ветхие бумажные страницы в поисках места, на котором остановился в прошлый раз (переводить получалось с большими перерывами). Я подумал, что нужно обязательно сходить в комиссионку и узнать подробнее насчет происхождения данного чтива. Только в этот раз следует идти трезвым, чтобы все отчетливо запомнить, да и проверить вменяемость старушки.

Я напечатал всего несколько строчек, как пришла мама, но без Альки. Мама сказала, что встретила Тею и она забрала Альку к нам в квартиру. Это в принципе ничего не меняло. Я буркнул что-то насчет того, что мне надо поработать в тишине, и переместился с кухни в спальню, выпил еще полстакана бренди и продолжил переводить очередную главу. Она обещала быть интересной. Примерно через час зазвонил телефон. Это была Тея. Ледяным тоном она поинтересовалась, чем я занимаюсь. Я ответил, что тем, чем обычно по вечерам – пью. Она предложила прийти повидаться с Алькой перед сном, а то она соскучилась, а заодно и выпить с ней. Я без особого энтузиазма согласился.