Машиах, полный решимости не допустить убийство, спрыгнул с рампы и побежал к месту происшествия. Без перепонок на ногах он не мог удержаться на поверхности болота и провалился по пояс в воду. С трудом перебирая ногами по зыбкому илу, он кричал балхам, чтобы они остановились, но никто не обращал на него внимания. Когда он приблизился к балхам, все уже произошло. Три окровавленных тела плавали в мутной воде, а хозяев участка окружила родовая ячейка убитых. Разъяренные родственники громко кричали и размахивали серпами. Вот-вот, и они бы набросились на хозяев. Но тут Машиах закричал. Крик тянулся бесконечно долго, на одной тонкой пронзительной ноте. Душу Машиаха переполняло отчаянье и страх перед незнакомым ему чувством. Это было ощущение ярости, будоражащей разрушительной силы, способной с легкостью гасить искры жизни. Из-за непереносимого крика многие балхи побросали серпы и схватились за головы, затыкая уши. Машиах перестал кричать и резко выкинул руки вперед. Балхов словно ударило огромной взрывной волной. Они отлетели на десяток метров и упали в воду. Но их тела не утонули. Ударившись о поверхность болота, тела стали медленно подниматься в воздух. Прошло несколько мгновений, и вот уже около сотни балхов парили невысоко над водой, напоминая огромных неуклюжих птиц.
Теперь Машиах понимал, что он сделает. Он переместил фокус своего внимания в мир сущностей и стал всматриваться в парящие сгустки. Он старался передать им как можно больше любви и сострадания. В его груди разгорелось нестерпимое пламя, жар волнами стал подниматься выше, к голове, и выплескиваться наружу. Бушующее пламя извергалось из Машиаха, ласкало своими невидимыми языками контуры сущностей, и вскоре в контурах стали появляться тонкие лиловые и золотые линии. Машиах быстро опутывал паутиной линий сущности балхов, вливая в нее энергию пламени. Линии уплотнялись и наполняли контуры золотистым свечением. Вскоре вся паутина начала переливаться радужными красками. Над Машиахом, болотом и балхами, которые стали медленно опускаться, запылало золотое свечение. Постепенно оно спало. Придя в себя, насквозь промокшие балхи озирались и ощупывали себя, будто заново родились. Они подходили друг к другу и обнимались. Когда балхи заметили тела убитых сородичей, все еще плавающие в болоте, они подняли их и медленно двинулись к главному лагерю. Машиах тоже побрел к своей мастерской. Он понимал, что наконец-то научился управлять живыми сущностями.
Через пару недель его вызвали старейшины. Они объяснили ему – то, что он сотворил с двумя родовыми ячейками балхов, чудовищно. «Эти балхи потеряны для общества, – говорили они, – они пребывают в какой-то необъяснимой эйфории и отказываются работать. Вместо того чтобы собирать кристаллы, они решили культивировать водоросли и употреблять их в пищу. Они также отказались от выполнения всех обязанностей в общине. Это немыслимо». Машиах ответил, что он учит быть счастливыми и, если его попросят остальные, он всем поможет. В ответ на это один из старейшин снял со стола металлическую тарелку, вылил из нее воду и бросил на пол. Это означало, что Машиаху отказано в еде и крове. «Ты должен покинуть общину, – сказали они ему, – сегодня же! Иначе ты разрушишь устои нашего существования».
Машиах не поверил им, но, когда вышел от старейшин, его встретила толпа недовольных балхов. Они кричали ему, чтобы он убирался, и угрожали убить. Машиах не мог преобразовать их, как получилось тогда, на болоте. И не потому, что их было очень много. Приобретенное озарение подсказывало, что нельзя даровать благо тому, кто не жаждет этого всей своей душой. Нельзя облечь в более высокую форму то, что не созрело в своем содержании. Он знал, что пройдет время и балхи придут к нему сами, и попросят помочь им. Сейчас было рано. Поэтому он ушел.
Машиах ушел далеко на восток, туда, где болото было особенно глубоким и волокуши балхов не могли достать драгоценный гилиус. Там, где он поселился, никого не было. Из толстых прутьев пайвы (единственного кустарника, росшего на мелководье) и пары кусков пластика Машиах построил небольшую плавучую хижину. Потом он, правда, смеялся над собой и силой привычки создавать форму руками, когда есть возможность трансформации более высокого уровня. Хижину долго носило по безбрежной глади болота, а Машиах тем временем был поглощен познанием вселенной. Под звуки музыки электромагнитных волн Машиах продолжал эксперименты с материей.
Вскоре он пришел к выводу, что вселенная настолько многомерна, что конечность ее измерений неисчислима. В своей первозданности вселенная напоминала облако света, которое постоянно меняется и вибрирует. Чтобы как-то упорядочить восприятие, Машиах обычно рассматривал вселенную в одиннадцати мерном пространстве. Такая вселенная представляла собой пенистую мембрану, похожую на вывернутый наружу кочан капусты, со множеством взаимно проникающих поверхностей и потоков, временных, электромагнитных, гравитационных и других. Ворох капустных листов был симметричным, будто какая-то неведомая гармония удерживала непостоянную форму мембраны миллиардами равнонаправленных векторов. На самом деле векторов было намного больше, они напоминали тончайшие серебряные нити, пронизывающие мембрану настолько часто, что даже при максимальном замедлении восприятия крутящийся световой клубок казался сплошной сферой. Серебряные нити были струнами жизни вселенной – квантовыми потоками, по которым с огромной скоростью перемещались фундаментальные частицы, вложенные одна в другую, словно многоступенчатый пазл. Машиах заметил, что многие из струн не замыкались внутри, а пытались выскользнуть за зыбкий контур изотропного кочана. Но какая-то другая сила удерживала струны веером светоподобных горизонтов, и они оставались на поверхности клубка пространства-времени. Создавалось впечатление, что загадочная трансцендентность ограничивала расширение вселенной, позволяя свету и микрочастицам распространяться только в угодных этой силе пределах. Было невозможно увидеть, что находится за эфемерными границами мембраны, покрытыми веером горизонтов, так как это был взгляд в никуда – в абсолютную пустоту.
Машиах так и назвал эту противоборствующую силу – пустотой. Хоть она и не была абсолютно пуста. В ней отсутствовала обычная материя, но одновременно бурлила огромная сила, основанная не на энергии, а на величии ее полного отсутствия. Это «ничто» было свободно от какого-либо вещества, внутрь него невозможно было что-то вместить. Оно являлось суперпозицией вселенной, ее исключающим состоянием. С другой стороны, пустота не была силой. Это была скорее закономерность, родившаяся если не раньше вселенной, то одновременно с ней. И именно пустота не допускала распада утонченной геометрии светящегося клубка вселенной.
Машиах долго думал, что именно сдерживает расширение мироздания, и пришел к выводу, что причину стоит искать не в космологических масштабах, а на микроуровне, который существовал значительно ниже уровня квантовых импульсов. Машиах ровным счетом ничего не знал о свойствах пустоты, но элементарные частицы были в его распоряжении. После долгих наблюдений Машиах заметил, что движение микрочастиц, отвечающих за фундаментальные силы природы, в том числе и тенденцию к расширению, подчиняется влиянию контрчастиц, которые их сопровождают. Эти альтернативные частицы были проводниками пустоты и значительно превосходили элементарий вселенной своей массой и свойствами гравитации. Они заставляли расширяться пространственно-временной континуум только в рамках определенного лимита. Пустотные агенты доминировали, начиная с образований квантовой пены, и переносили свое могущество на следующие уровни – нейтроны, кварки, атомы и другие намного большие объекты – планеты и мегапарсеки космического пространства.
Загадочные частицы пустоты йоктиметрами пронизывали вселенную и легко преломляли траекторию нитевидных скоплений материи в нужном им направлении. После контактов с ними волнообразный элементарий уменьшал количество вибраций, словно на время заразившись величественным спокойствием. Частицы пустоты походили на лейкоциты. Они пронизывали абсолютно все клетки вселенной и ограничивали ее главную тенденцию – энтропию и безудержное расширение, которое рано или поздно должно было закончиться. При желании пустота была способна полностью нейтрализовать элементы вселенной – заставить их замереть навсегда. Тем не менее пустота благосклонно позволяла пространству-времени расширяться в допускаемых пределах. По сути, вселенная и пустота не были противоборствующими стихиями, но их взаимопроникновение было болезненным и лишало мироустройство единой гармонии. Так как у каждой из этих сил была своя собственная гармония.
