Мерле видела, как на равнине всколыхнулись ледяные массы, как белой стеной ринулись на них облака. Только недалеко от пирамиды они потеряли силу и осели на землю. Исполинский сокол раскрыл клюв и снова издал пронзительный крик, еще громче предыдущего. От него закружился снег вокруг, все задрожало, как при землетрясении. Юнипа вцепилась в Мерле, а та — в длинную гриву Фермитракса.

Симфатер впал в страшную панику, отшатнулся с широко вытаращенными глазами, потерял равновесие на гладкой поверхности солнечной лодки и соскользнул по краю в пустоту, его падение было еще стремительней, чем прежде. Он не удержался на следующей ступени пирамиды, с шумом покатился дальше вниз, его длинные ноги подвернулись, он ударился несколько раз головой о лед и камни и остался лежать у подножия пирамиды. Судя по неестественной позе, он был мертв.

Сокол прокричал в последний раз, закрыл крыльями туловище, как маг закрывается плащом после удачного фокуса, и скрылся из виду.

Мгновение спустя горизонт снова очистился, и все было как прежде, не считая Симфатера, неподвижно лежащего далеко внизу.

— Быстро в лодку! — крикнул Фермитракс. — Пора…

— Уносить ноги? — спросил кто-то над ними.

Ступенькой выше стоял мужчина, нагой, несмотря на холод. На мгновение Мерле показалось, что она увидела на его теле тонкое оперение, но оно тотчас поблекло. Быть может, померещилось? Его кожу, видимо, когда-то разрисовали золотой краской, но сейчас на ней были видны только смазанные полосы. Лысую голову украшала тонкая золотая сетка. Словно узор шахматной доски, она покрывала весь затылок, а спереди доходила почти до бровей.

Они все снова узнали его: Сет, верховный жрец Египта, личный доверенный Фараона и второй человек в Империи.

В образе сокола он бежал из подземного мира после неудачного покушения на Лорда Света, владыку Ада. Следуя за ним, Фермитракс и все они нашли выход из пирамиды и вернулись на поверхность земли.

— Без меня вы никуда не полетите, — сказал Сет. Но это прозвучало далеко не так угрожающе, как того желал жрец.

Вид покрытой льдами пустыни вселил в него неуверенность, как и во всех остальных. Но он, по крайней мере, не мерз: Мерле видела, что снег под его ногами растаял. Недаром Сет считался самым могущественным магом среди всех подданных Фараона.

— В лодку, — прошептал Фермитракс девочкам. — Поторопитесь!

Мерле и Юнипа поспешили к люку, но Сет остановил их:

— Я не хочу борьбы. Не сейчас. И уж точно не здесь.

— А чего хотите? — Голос Мерле слегка дрожал.

Казалось, Сет обдумывал что-то.

— Призвать к ответу. — Его рука простерлась над ледяной пустыней. — Того, кто это сделал.

— Мы ничего об этом не знаем, — сказал Фермитракс.

— Прежде вы утверждали обратное. Или вы солгали бедному Симфатеру в последние минуты его жизни? Ты сказал, что знаешь кого-то, кто в ответе за все это, и что он ваш друг.

— Нам тоже не хочется спорить с тобой, жрец, — сказал Фермитракс. — Но мы и не твои рабы.

Жрец был не обычный враг, не такой, как другие, и не в обычае Фермитракса было недооценивать противника.

Сет недобро усмехнулся.

— Ты Фермитракс, не так ли? Тот, кого венецианцы называют Проклятым Предателем. Ты давным-давно оставил племя говорящих львов, обитавшее в Африке, чтобы вести войну против Венеции. Не смотри на меня так удивленно, лев, — да, я знаю тебя. А что касается рабства, то такой раб, как ты, мне не нужен. Существа, подобные тебе, слишком опасны и непредсказуемы. А то, что мы вынуждены были сделать с остатком твоего народа, слишком неприятно. По приказу Империи их трупы были перемолоты на мельницах Гелиополиса в песок, развеянный потом по берегам Нила.

Даже если бы Мерле хотела, она не могла бы пошевелиться. Ее руки и ноги онемели от холода, казалось, даже сердце остановилось. Она неотрывно смотрела на Фермитракса и видела ярость, ненависть, отчаяние в его огненных глазах. Сколько она его знала, в нем всегда жила надежда когда-нибудь вернуться к своему народу.

— Ты лжешь, жрец, — глухо сказал лев.

— Может быть. Возможно, я лгу. А возможно, и нет.

Фермитракс приготовился к прыжку, но Королева снова закричала голосом Мерле:

— Нет! Если он умрет, мы никогда не уйдем отсюда живыми!

Казалось, нет ничего, что могло бы удержать Фермитракса. Сет даже отступил назад. Но лев, готовый прыгнуть в любой момент, все-таки овладел собой.

Я выясню, говоришь ли ты правду, жрец. И если да, я найду тебя. Тебя и всех, кто в ответе за это.

Сет снова усмехнулся.

— Значит ли это, что сейчас мы можем забыть о личных чувствах и перейти к нашей сделке? Вы рассказываете мне, что случилось в Египте, — а я увожу вас в лодке прочь отсюда.

Фермитракс молчал, но Мерле медленно произнесла:

— Договорились.

Сет подмигнул ей, затем снова посмотрел на льва.

— Даешь мне слово, Фермитракс?

Обсидиановый лев провел когтями по обшивке лодки. На золотом корпусе остались четыре борозды глубиной с указательный палец Мерле. Лев кивнул только раз и с большой неохотой.

«Перемолоть в песок, — отозвалось у Мерле в мыслях. — Целый народ. Неужели это правда?»

— Да, — сказала Королева, — это Империя. Сет — Империя.

«Может быть, он лжет», — подумала Мерле.

— Кто знает.

«Но ты в это не веришь?»

— Когда-нибудь Фермитракс выяснит правду. Не обо мне речь.

Мерле хотелось подойти к Фермитраксу и обнять его мощную шею, утешить его и поплакать вместе с ним. Но лев, казалось, превратился в лед.

Мерле сделала знак Юнипе и вслед за ней забралась внутрь лодки.

Серафин и Унка последовали за русалками в глубины океана.

На обоих были надеты подводные шлемы, прозрачные шары, завязанные на шее кожаным ремешком. Шары — не стеклянные, а из затвердевшей воды — достались русалкам в наследство от Субокеанской империи, рухнувшей много тысяч лет назад. Серафин не сразу решился доверить свою жизнь хрупкому шару, но Унка объяснила ему, что Мерле спаслась от воздушных стражей Империи, нырнув под воду венецианских каналов в таком же точно шлеме.

Прежде чем нахлобучить шлем, Серафин сделал несколько глубоких вдохов и сразу убедился, что это было ни к чему. Шар позволял свободно дышать. Он даже не запотел изнутри. Преодолев панику, Серафин привык к нему на удивление быстро.

Пожав руки всем своим спутникам, даже Лалапее (она хоть и была сфинксом, но предпочла сохранить человеческий облик), они спустились в воду к русалкам. Одежда Серафина тут же промокла насквозь, но сквозь кожаный ремешок на шее не просочилось ни капли воды. Он был убежден, что шлемы волшебные, а если их действительно изготовили по древней технологии, то она давно утеряна.

Он представлял себе спуск в Царство морской ведьмы как фантастическое путешествие сквозь глубины океана, где полным-полно восхитительных коралловых рифов, причудливо переплетенных водорослей и неизвестных существ, где снуют миллионные косяки немыслимо красивых, пестрых рыб, отливающих всеми цветами радуги…

Вместо этого их ожидала тьма.

Свет пропал уже на глубине нескольких метров. Окружающий мир окрасился сначала в темно-зеленый, а потом в черный цвет. Серафин больше не видел ни Унки, ни русалок, тащивших его за руки дальше вниз. Давление воды причиняло боль, но казалось, не очень ему вредило, что противоречило всем теориям о погружениях. Собственно говоря, было нелепо и наивно приписывать это действию шлема, но, в конце концов, ему не оставалось другого выбора.

Их окружала сплошная чернота, Серафин даже не мог видеть свои руки. Он парил в темноте, не ощущая собственного тела. Возможно, подумал он, при входе в Русалочье царство все сдают свое тело в гардероб, как сдают в гардероб шляпы и пальто. Он был сбит с толку, а если честно, то даже испуган, потому что не мог видеть ни Унку, ни русалок, хотя все еще чувствовал их руки. А что, если это только мираж? Что, если он давным-давно в одиночестве спускается в холодную и темную пучину, населенную бог знает какими тварями?