Мерле снова повернулась к профессору.

— Помните, в пирамиде, когда мы убежали от вас… Вы тогда сказали, что знаете настоящее имя. Я не поняла, что вы имели в виду. Чье имя?

Барбридж подошел еще ближе, сейчас он мог бы коснуться ее рукой. Но он не отважился.

— Ее имя, Мерле. Имя Королевы.

— Это правда? — спросила она мысленно у Королевы.

Королева не ответила.

— Что изменилось бы, если бы я знала это имя?

— Дело не только в имени, — сказал он. — Дело в том, кто она на самом деле.

Мерле пристально посмотрела на него. Если это был какой-то фокус, то она не понимала, чего он хотел им добиться. Она попыталась вызвать на разговор Королеву, но та, казалось, выжидала.

— Секмет, — сказал Барбридж. — Ее зовут Секмет.

Мерле порылась в своих воспоминаниях, но не нашла ничего похожего на это имя.

— Секмет?

Барбридж улыбнулся.

— Древнеегипетская богиня-львица.

— Это правда?

— Да, — нерешительно сказала Королева.

— Но как же…

— На стенах древних храмов и на гробницах фараонов ее изображали в виде львицы. Спроси ее, Мерле! Спроси, была ли она львицей из камня.

— Я была богиней. Да, у меня было тело львицы. Тогда многие боги имели собственные тела и бродили по свету, как живые существа. И кто теперь знает, были ли мы действительно богами. Во всяком случае, мы этого не знали, но сама мысль нам нравилась. Мы поверили людской молве. — Королева сделала небольшую паузу. — В конце концов, мы убедили себя в нашем всемогуществе. Как раз то время люди начали охотиться на нас. Ведь изображения богов легко употребить во зло, для человеческих целей. У картин нет воли, нет желаний. Статуи служат только целям властителей. Так было всегда. Слово бога — всегда слово того, кто создал его статую.

Мерле и Юнипа переглянулись. Юнипа не могла слышать Королеву. В ее зеркальных глазах Мерле увидела собственное изможденное лицо и испугалась самой себя.

«Как давно это произошло?» — мысленно обратилась она к Королеве.

— Многие тысячелетия тому назад. Задолго до возникновения египетских племен. До них мне поклонялись другие народы, ныне давно позабытые.

— Что она сейчас рассказывает тебе? Легенду? — спросил Барбридж. — Если нет, это сделаю я. Секмет, великая, мудрая, всезнающая Секмет зачала от лунного луча и произвела на свет первого из сфинксов, родоначальника народа сфинксов.

«Сын Матери! — внезапно осенило Мерле. — Почему ты не рассказала мне этого?»

— Потому что тогда ты не сделала бы того, что сделала теперь. И что бы это, в конце концов, изменило? Опасности остались бы такими же. Я никогда не лгала тебе, Мерле. Я — Королева Флюирия. Я та, кто защитил Венецию от египтян. Какая разница, кем я была до этого?

«Большая. Возможно, огромная. В конце концов, ты же привела меня сюда. Ты знаешь, что замышляют сфинксы. И, скорее всего, знала всегда».

— Мы здесь, чтобы помешать их планам. Сын Матери не должен воскреснуть. А если он воскреснет, то я единственная, кто сможет противостоять ему. Поскольку я его мать и его возлюбленная. С ним я породила на свет народ сфинксов.

«С собственным сыном?»

— Он был сыном лунного луча. Это нечто иное.

«Вот как?»

— Секмет не могла ничего с этим поделать. — Барбридж пришел на помощь Королеве так неожиданно, как будто слышал, что она рассказывала Мерле. — То был луч Каменного Света, упавшего с небес на землю. Она приняла его за луч лунного света. Было ли это случайностью, не знаю. И почему именно Секмет? Вероятно, Свет предвидел, что падение погребет его глубоко под землей и ему будет трудно управлять существами на поверхности земли. Поэтому — это только моя теория — Свет намеренно избрал богиню-львицу. Он хотел создать собственную расу. Существ, которые бессознательно носили бы в себе частицу его самого. Такой народ можно поработить, сделать таким же послушным орудием на земле, как лилимы под землей. — Его хриплый голос звучал все слабее. Наконец старик устало замолчал.

«Ты слышала его», — сказала Мерле Королеве.

— Да.

«И что?»

Казалось, Королева колебалась, но потом Мерле снова услышала ее голос в своей голове:

— Это я убила Сына Матери. Я слишком поздно поняла, что он носит в себе Свет. Потому что народ сфинксов был уже рожден. Я смогла помешать тому, чтобы он стал владыкой сфинксов. Но добилась только отсрочки. Сфинксы все-таки подчинились Свету. Стали тем, чего я так боялась.

«Тогда ты пришла в Лагуну…»

— Чтобы охранять его. Так же как Лалапея и те, кто пришел с ней. Однако между нами была большая разница. Сфинксы поклонялись ему и поставили стражу, чтобы никто не осквернил могилу. Я же, напротив, охраняла его, чтобы не дать ему воскреснуть. Лалапея была первой, кто догадался, что в самом деле кроется за ним. У нее, конечно, не было доказательств, но она это почувствовала. Тем более когда узнала, что сфинксы владеют Империей Фараона и считают воскрешение Сына Матери своей главной целью.

Мерле поняла. Вот где была связь, которую она искала. Связь между сфинксами и Каменным Светом. Фараон, жрецы Хоруса — все они были лишь орудием в руках сфинксов. Война, покорение мира — неужели не это было главным? А главное — это Венеция и то, что там погребено?

— Замахнувшись на мировое господство, сфинксы подчинили себе жрецов Хоруса и Фараона. Но их главной целью всегда была Лагуна. И я единственная, кто мог удержать их подальше оттуда. — Королева запнулась, как будто потеряла власть над голосом. Потом добавила несколько спокойнее: — Я не справилась. Но я пришла в крепость сфинксов, чтобы исправить свою ошибку. Вместе с тобой, Мерле.

«Ты с самого начала стремилась туда?»

— Нет. Сначала я в самом деле думала, что нам удастся найти помощь в Аду. Я хотела втянуть лилимов в войну против Империи. Но я не подозревала тогда, как велика была власть Каменного Света над Барбриджем. Поэтому мы потеряли бесценное время. Сын Матери уже в Железном Оке, я могу чувствовать его. Лалапея тоже не смогла помешать этому. Поэтому она там.

«Что случится, если он воскреснет?»

— Он будет для Каменного Света на земле тем же, кто сейчас для него Барбридж здесь, под землей. Только гораздо более жестоким и свирепым. Он владеет магией сфинксов, как никто другой. У него не будет никаких сомнений и никакого зеркального кабинета, в котором можно скрыться от Каменного Света. Свет пропитает мир, как вода пропитывает губку. А после этого его уже никто не остановит.

Взгляд Мерле упал на Юнипу. Та все еще смотрела на подругу с любопытством и тревогой. Если Сын Матери получит власть и подчинит себе Империю, Юнипа снова окажется под властью Каменного Света. Так же как и всякий другой. Так же как и сама Мерле.

Барбридж и Юнипа знали, что сейчас происходит в голове Мерле. Они не могли слышать их разговора с Королевой, но внимательно наблюдали за Мерле, за выражением ее лица, за ее чувствами. Юнипа крепко держала Мерле за руку, стараясь хоть так помочь ей справиться со всем, что она услышала.

Признание Королевы слишком внезапно обрушилось на Мерле и потрясло ее. Но она нашла в себе силы сосредоточиться на самом главном. Главное — Королева, Юнипа и Сын Матери.

Еще оставался Барбридж, являвший собой жалкое зрелище. Старик, которого хотелось немедленно усадить на стул, потому что он едва стоял на ногах.

— Вам пора уходить, — сказал он. — Каменный Свет иногда терпит мои отлучки. Но я удаляюсь сюда не часто. И не так надолго, как сегодня.

Мерле отпустила руку Юнипы, без колебаний подошла к профессору и в первый раз протянула ему руку. Он пожал ее, и слезы навернулись ему на глаза.

— Что он сделает? — спросила она тихо. — С вами… с тобой?

— Я — Лорд Свет. И всегда им буду. Может быть, он разобьет эти зеркала. Но это не так уж страшно. Мы встретились, и мне они больше не нужны. Я сказал тебе то, что должен был сказать, или, по крайней мере, самое важное. Есть и другие вещи, о которых я думаю, и… Я больше не могу долго сопротивляться Свету. А он усиливает хватку.