– Ого, сколько стекол побило! – ужаснулась Ксения, разглядывая проплывающие мимо дома. – Интересно, что же это все-таки было?

– Даже не знаю, что могло так бахнуть, – покачал головой Борис, а потом добавил: – А ты сильно испугалась?

Ксюша отметила про себя его переход на «ты», но возражать не стала. Вместо этого, она пересказала Борису, что произошло на кухне.

– Жесть! – воскликнул Борис, когда она замолчала. – Не хотел бы я так работать: пашешь, как проклятый, а на тебя еще потолки падают.

– Ну да, а куда деваться, – согласилась Ксения, – Деньги же надо зарабатывать как-то.

– Это конечно, – согласился Борис, – Но есть же реально способы получше и поприятнее.

– Да? – нахмурилась Ксения, не понимая, к чему он клонит.

– Серьезно! Надо просто найти свое дело, такое, чтобы оно приносило удовольствие. Тогда работать будет в кайф! – радостно объявил Борис.

– Ну, а мне нравится в кафе работать, – пожала плечами Ксения.

– Но ты же понимаешь, что это такое себе занятие? Надо же куда-то двигаться, развиваться! – Молодой человек небрежно вел машину одной рукой, а второй он размахивал в такт своим словам. – Нельзя думать типа «меня все устраивает», так денег не заработаешь. Я тоже сначала работал на других, но быстро понял, что это не мое. Теперь сам себе начальник!

Он еще довольно долго радостно рассказывал о собственных достижениях, о том, как, по его мнению, надо правильно жить, прежде чем заметил, что пассажирке было явно не по себе от того, что он говорит, и замолк. Ксюше было противно. За каких-то пять-десять минут поездки этот мужчина перестал вызывать у нее что-либо, кроме сильнейшего отвращения. Кем он себя возомнил? Кто он такой, чтобы читать ей такие лекции? Разумеется, у нее были стремления и мечты, и да, она хотела развиваться и развивалась, как могла. Она не рассказывала об этом каждому встречному, да и с чего бы вдруг ей делиться сокровенным с кем-то вроде него? Как бы то ни было, никто не давал ему права лезть ей в душу и топтаться там своими грязными ногами.

– Ты аж сам тащишься от того, какой ты клевый, да? – ехидно заметила Ксения, как только поняла, что словоизвержение Бориса, наконец, остановилось.

– В смысле? – смутился Борис, но развивать мысль не стал. Ксения тоже не хотела продолжать разговор. В машине воцарилось неловкое молчание. Они неслись по центральной магистрали, прорезавшей город, словно ось. Более-менее ухоженный центр остался позади, и вокруг выросли старые, присыпанные серой пылью хрущевки, а впереди замаячила промзона, за которой была северная окраина города.

У самой границы между жилым районом и бесконечными заводами, движение почему-то начало стопориться, и собралась довольно-таки внушительная пробка. Машины медленно ползли плотным строем.

– Ну и что это за бардак? – сердито буркнул Борис. Им нужно было свернуть налево, но сделать это оказалось куда сложнее, чем обычно: последние метров сто до перекрестка они ползли черепашьим шагом. Иди они пешком – и то быстрее получилось бы. Олег тихонько ругался себе под нос. Ксения оторвала взгляд от телефона – чего это он так разошелся? И чего это они стоят? Вереница машин уходила вперед до самого горизонта – благо впереди был небольшой холм. Причина образования пробки, какой бы она ни была, находилась за ним, и отсюда ее не было видно. Ксения осмотрелась и, не найдя ничего интересного, снова погрузилась в телефон.

Она не знала, что там, впереди, был Цинковый завод, тот самый, на котором работал ее брат. Огромное здание на его территории, примыкающее одной стороной к дороге, частично обрушилось, и темно-красный кирпич неказистой кучей вывалился прямо на дорогу, так что машинам приходилось вылезать на встречную полосу, чтобы его объехать. Из-за этого-то и образовалась в одной из главных транспортных артерий города закупорка.

Под бесконечное брюзжание Бориса они докатились-таки до светофора и, как только загорелся зеленый, что было сил, рванули налево. Пробка осталась позади, и дорога была свободна, так что можно было поддать газу. Машина понеслась вперед. Город начинал приходить в себя после взрыва, и, по большей части, силился понять, что это было и не пора ли паниковать.

Глядя на проплывающие мимо дома, в которых каждое второе окно было разбито, Ксения подумала, что ей повезло, что на нее рухнул всего лишь сравнительно легкий подвесной потолок – уж лучше так, чем если тебя посечет, перемолотит в кровавую кашу осколками. Девушка поежилась. Она убеждала себя, что все хорошо – она жива и, в общем-то, невредима, но на душе у нее отчего-то все равно скребли кошки. Ксюша решила, что надо бы спросить, как там братец и написала ему сообщение: «Ты где? Перезвони, как сможешь». Оно, впрочем, не отправилось, потому что связи все еще не было. Тяжело вздохнув, девушка спрятала телефон и хмуро уставилась на дорогу.

На Цинковом в то утро был большой переполох – жуткий шум слышали все, но, из-за того что многие в этот момент работали в цехах, никто даже близко понятия не имел, что случилось. Рабочие недоумевали, что могло взорваться. Вариантов было много – как-никак, они находились посреди промзоны, и никто, включая высокое начальство, не знал, в чем дело.

Когда прогремел взрыв, старший ремонтник Петрович, сухонький мужичок пенсионного возраста, так и обмер. В следующее мгновение он выскочил из своей тесной, без единого окна каморки и побежал, обливаясь холодным потом, на склад, где его напарник должен был варить трубы газом. Редкие, обильно присыпанные сединой волосы на голове Петровича встали дыбом, и ему казалось, что они копошатся и извиваются, подобно противным белесым червякам.

Когда прогремел взрыв, в этот самый момент Петрович осознал, что жизнь его поделилась на «до» и «после». «До» остались привычные, ежедневные радости и печали, которые теперь казались мелкими и незначительными. Какая теперь разница, найдет он оригинальную хромированную решетку радиатора для своей старой волги или нет, проработает он на заводе еще год-другой или пойдет на пенсию – все это в одно мгновение стало неважным. «После» поместились лишь тоска и безысходность: плакала теперь его пенсия, плакала спокойная старость!

Это утро началось вполне мирно, но затем стремительно полетело под откос, так что Петрович толком и сообразить не успел, как все произошло, не говоря уж о том, чтобы что-то предпринять. Что ж, лавины и камнепады в горах тоже начинаются с малого – тут полетит вниз небольшой камушек, там сползет с карниза тяжелый снеговой пласт – постепенно набирают силу и превращаются в ревущих монстров, остановить которых не под силу никому из людей.

Вот и сегодня все началось еще, как только Антоха ввалился в их каморку. Во-первых, он опоздал. Более высокое начальство такого не любило, и требовало сурово наказывать «опоздунов», но Петрович никогда не шпынял своих подчиненных, если они приходили минут на пять-десять позже положенного. В конце концов, он и сам когда-то был молодым (по крайней мере, он постоянно твердил, что еще помнит, каково это) и понимал, как хочется, бывает, доспать утром лишние полчаса. Кроме того, первые час или два от смены работы обычно не бывало, так что ребята никого не подводили. Однако опозданием Антоха сегодня не ограничился.

Во вторых, едва парень вошел в каморку, Петровичу ударила в нос жутчайшая перегарная вонь. Он поморщился и оторвал взгляд от экрана своего рабочего компьютера. Напарник с видимыми усилиями втаскивал себя в тесное помещение, на припухшем круглом лице его густо колосилась темно-каштановая щетина, а в глазах читалась неизбывная мука.

– Антошка, ты что, блин, пил, что ли? – спросил Петрович с наигранным удивлением.

– Угу, – промычал тот и тусклым, пустым голосом добавил. – Что, сильно заметно, ага?

Язык плохо его слушался, так что слова выходили медленно и тягуче, да и сам он едва стоял на ногах: его покачивал незаметный для окружающих, но, видимо, очень сильный ветер, ледяные порывы которого к тому же заставляли парня трястись от холода.