— Ты был в нее влюблен? — прямо спросила Анна.

Ливен задумался:

— Даже не знаю. На самом деле, не знаю. Возможно, и был. Но я несомненно был очень увлечен ей, хотя не сходил по ней с ума. Мне ее не хватало, но я не считал дни в разлуке. Мне с ней было хорошо, легко и приятно.

— Не считал дни в разлуке? Это ты про свои поездки по службе?

— И об этом тоже. Но в основном о ее поездках в Италию. После смерти мужа она жила, если можно так выразиться, на две страны — Италию и Россию. Благо, сейчас дорога не занимает нескольких недель как раньше — на поезде гораздо быстрее… Сначала мы с ней были хорошими знакомыми, друзьями, а позже стали любовниками. Она предпочитала, чтобы я называл ее Маринелла, как делал это ее муж Чезаре, а меня она звала Паоло, конечно, когда мы были наедине, а не в обществе.

— Павел, а в качестве жены ты Марину Германовну не рассматривал?

— Нет. Не потому что она недостойна быть княгиней. Она была бы прекрасной парой любому титулованному аристократу. Но у меня не было к ней столь сильных чувств, чтоб я мог быть уверенным, что смогу прожить с ней вместе до конца жизни… Кроме того, если бы она повторно вышла замуж, в финансовом плане она бы потеряла очень много. Муж оставил ей весьма прилично, но она могла распоряжаться большей частью этого, только вдовствуя. Иначе все переходило к их сыну Алессандро. Следовательно, у ее нового мужа состояние должно было быть не меньше этого. Князь Павел Александрович Ливен таким состоянием не обладает. И мне не хотелось, чтоб столь замечательная женщина лишилась бы того, чего она более чем достойна. Поэтому я изначально не строил в отношении Марины Германовны, так сказать, далеко идущих планов… и, наверное, в какой-то мере не позволил развиться более глубоким чувствам, как это могло бы быть… при других обстоятельствах… Так что в течении почти трех лет у нас с ней был только роман.

— Муж был несправедлив к ней, что не позволил ей устроить личную жизнь после него… — высказала свое мнение Анна.

— Думаю, что Чезаре Риказоли считал, что поступил более чем справедливо. Любовников после него его жена могла иметь сколько угодно. А вот мужа — либо того, кто мог обеспечить ей не меньший уровень, чем он сам, либо того, кого бы она полюбила так сильно, что все остальное для нее было бы неважно. В любом случае решение Чезаро ограждало ее от тех мужчин, кто бы искал брака с ней по меркантильным соображениям…

— А у нее в гостях ты был?

— Да, был. Вот Марина Германовна — в отличии от Натальи Николаевны меня к себе приглашала, два раза, — улыбнулся Ливен. — В первый мы провели чудесные две недели вместе в их имении и в путешествиях по Тоскане, включая поездку во Флоренцию на пару дней. А во второй — в имении и в ее доме на морском побережье, где было много… приятных моментов.

— На потолок в спальне смотреть было интересней, чем на фрески? — подначила Анна Павла.

— О да, на потолок в спальне смотреть было определенно интересно, — ухмыльнулся столичный дамский угодник.

— И что же там было? — проявила любопытство Анна.

— Вряд ли я могу тебе сказать это… Это все же не моя спальня… — как бы застенчиво произнес Ливен. — Мою ты видела, там ничего особенного кроме кровати с балдахином…

— Ну же, Павел! Скажи! Не дразни меня! Там какие-нибудь… фривольные росписи, да?

— В той спальне над кроватью большое зеркало, как, впрочем, и на стенах тоже. Судя по всему, Чезаре был еще тот затейник по части плотских утех.

Анна смутилась.

— Аня, ты же сама хотела знать. Так что нечего смущаться. Это отношения между мужчиной и женщиной. Люди получают удовольствие… разными способами… К Маринелле я бы не прочь съездить снова…

— Понятно почему… — хихикнула Анна.

— Я бы поехал к ней на правах старого друга, — уже серьезно сказал Ливен. — И ночевал бы не в ее спальне, а в гостевых апартаментах. Один.

— Павел, а про ее спальню ты сказал правду?

— Анна, неужели ты думаешь, что я стал бы рассказывать тебе про спальни своих любовниц? Я все же считаю себя порядочным человеком, а делиться подробности такого плана — это… не по-мужски… Я пошутил. Я не подумал, что ты можешь воспринять подобную шутку всерьез. Та же Марина Германовна поняла бы, что я просто балагурил.

— А в целом, она понимала тебя?

— Да, очень хорошо. Думаю, если бы при других обстоятельствах у нас дошло до брака, я смог бы с ней поделиться тем, что Саша — мой сын. Она бы поняла, почему так произошло, и приняла это, не осудила, и, что самое главное, никогда бы никому не сказала об этом. Это человек, которому можно довериться.

— Марина Германовна подходила тебе больше Натальи Николаевны?

— Вне всякого сомнения, — подтвердил Павел.

— Почему же Вы тогда расстались?

— Она не могла больше оставаться в России так долго, по несколько месяцев подряд. Она приезжала к матушке, которую очень любила. Привозила к матери Сандро — та души не чаяла во внуке. А когда матушка умерла, повода оставаться в Петербурге на столь долгий срок не стало. А поездки на короткое время на такое большое расстояние все же затратны…

— У нее появился другой кавалер?

— Очень на это надеюсь, — снова улыбнулся Ливен. — Такая прекрасная женщина не должна быть одна, без мужчины… Когда она приедет в Петербург в следующий раз, она планирует это ближе к зиме, я Вас познакомлю.

— Павел, ты собираешься знакомить меня со всеми своими бывшими любовницами? — засмеялась Анна.

— Нет, только с теми, кто в моей жизни занимал… особое место… в сравнении с остальными… Их было две, — серьезно ответил Павел. — Амели была, как я теперь понимаю, моей первой любовью, а Маринелла изо всех моих пассий более всего близка мне по складу характера и вкусам, и для меня это много значит… Думаю, Амели, которая с ней знакома, того же мнения.

— Амели знает, что Марина Германовна была твоей дамой сердца?

— Конечно, знает. Я же появлялся вместе с ней в обществе. Да и сейчас не скрываю, что мы поддерживаем отношения. С Мариной Германовной мы встречаемся всегда, когда она бывает в Петербурге.

— Встречаетесь как… — не закончила предложения Анна.

— Нет, Аня, я своим любовницам не изменяю, даже с бывшими… С Маринеллой мы до сих пор друзья, как и с Амели. И скажу тебе честно, как друг она надежнее и преданнее многих мужчин… Когда я написал ей о том, что у меня умер брат, от нее пришло необыкновенно сердечное письмо. Она очень сопереживала мне и расстраивалась, что не может приехать поддержать меня. Ее свекровь была больна, и она не могла оставить ее… Если бы она тогда была в Петербурге, она бы несомненно проявила гораздо больше сочувствия, чем это сделала Наталья Николаевна… И я бы к ней поехал, случись что у нее… да и в гости тоже… Синьора Риказоли и вас с Яковом с удовольствием примет у себя, будет очень рада видеть в своем доме моих родственников. Так что, если соберетесь в Италию, знайте, что в Тоскане есть человек, который может и вам стать другом.

— К ней бы ты поехал, а к графине нет…

— А зачем мне бросать свои дела и мчаться в имение к графине? — с деланным недоумением спросил Ливен. — У меня теперь есть к кому ездить — вы с Яковом. Кроме Саши, конечно…

— Значит, когда ты снова приедешь к нам, ты не знаешь?

— Нет, Аня, не знаю… А вот Саша, возможно, приедет в следующем месяце.

— Алекс все же приедет?

— Алекс? — Павел попытался сдержать смех, но он вырвался из него.

— Павел, что здесь смешного? — не поняла Анна. — Алекс — это ведь по-немецки или по-английски.

— В данном случае это по-будуарному, — продолжал хихикать Ливен.

— По-будуарному? Это как?

— Александр так позволяет называть себя своим любовницам. Ну и в свете, конечно. Саша он только для членов семьи.

— Говоришь, любовницам? — нахмурилась Анна.