— Да, я так и сделаю…

У Анны было еще много вопросов, но, наверное, их лучше отложить до того, как они сядут в поезд и останутся одни. Ей хотелось, чтоб ответы Марфы на ее вопросы были по возможности откровенными. А какая откровенность могла быть, если в экипаже кроме них были еще Трофим и Демьян?

Демьян, про которого только что подумала Анна, обернулся:

— Ваша Милость, Вы бы постарались вздремнуть. Дорога хорошая, гладкая, ухабов мало. А в поезде еще не известно какие соседи попадутся. Вам отдохнуть захочется, а они или разговорами будут досаждать, или шуметь. Вот мы как-то с Его Сиятельством ехали, так в соседнем купе была семья — граф с графиней и ребеночком. У того зубки резались, орал всю дорогу как блаженный, нянька с ним ничего поделать не могла. Ладно Его Сиятельство в ресторан от этого бедлама сбежал, а я так и промучился.

Анна подумала: «А когда у его собственного сына резались зубы, Его Сиятельство тоже куда-нибудь сбегал? Нет, не сбегал, скорее всего, сам носил его на руках, когда был дома, даже няньке не давал…» Она была уверена, что Павел был Сашеньке прекрасным отцом. Жаль, что его отцовство продлилось всего год… а после у его сына появился другой батюшка — Дмитрий Александрович…

— Или вот не лучше этого. Опять же соседи, не дай Бог таких. Там старый князь к своему сыну ехал, вместе с другим сыном и его женой. Его Сиятельство совсем глухой был, ничего почти не слышал, все время переспрашивал, да громко, а родственники еще громче его кричали… Тоже покоя никакого…

— Демьян, да сколько раз у Вас с Его Сиятельством такое было? Не каждый раз же.

— Такое не каждый, — согласился Демьян. — А вот изрядно подвыпившие господа в компанию к Его Сиятельству чаще пытаются набиться… Надо было ему кого-нибудь из нас с Вами отправить, Ваша Милость… Только вот мне нужно будет с ним в столицу ехать, да и Трофиму, наверное, тоже… А Клим с Его Сиятельством Александром Дмитриевичем уехал… А из других мужиков какая охрана?

— Демьян, будет тебе Ее Милость стращать. Так запугаешь, что она всю дорогу будет думать, как бы чего не случилось.

— Вот еще! — сказала Анна Викторовна. — Думать о таком. Я, я о… Якове Платоновиче буду думать… и вспоминать, как у вас в усадьбе было хорошо…

— А вот это правильно, Вас Его Милость встретить должен, ему Его Сиятельство из дворца телеграмму отправит.

— Если занят будет, может и не встретить, — вздохнула Анна. — У Якова Платоновича ведь как и у Павла Александровича служба не по расписанию, а как придется… Но ты, Демьян, не беспокойся, мы, если что, на станции сами извозчика возьмем.

— Ну если так, Ваша Милость… Вы уж потом Его Сиятельству телеграмму пошлите, что доехали благополучно, а то он от беспокойства изведется весь…

— Обязательно пошлю. Я, пожалуй, и правда, попробую вздремнуть, — Анна почувствовала, что ее стало клонить ко сну. Она не спала, дремала, но глаза открыла только тогда, когда экипаж остановился.

— Ваша Милость, на станцию приехали! — доложил Трофим.

Когда Демьян с Трофимом занялись определением багажа, на перроне появился один из двух графов, которых Анна встретила с Павлом в Императорском парке — тот, что был женат и, как сказал Павел, с дамами только флиртовал. Анна поняла, почему он искал внимания других дам — его спутница была невзрачной женщиной, как говорят про таких «серой мышкой».

— Мадам Ливен, мадам Ливен!

Анна решила не поправлять графа, тем более при даме:

— Да, Ваше Сиятельство?

— Позвольте мне представить Вам мою супругу, Анастасию Станиславовну… Настя, я говорил тебе о племяннице князя Ливена, Анне Викторовне.

— Очень приятно, — подала ей графиня руку, и ее лицо озарила улыбка, которая сразу сделала ее хорошенькой. Ну вот, не такая она и серая мышка.

Оказалось, что графская чета занимала соседнее купе с Анной и Марфой, и граф тут же вызвался «приглядывать» за ними.

— Не понимаю, как Ливену в голову пришло отправить таких красивых дам одних… — покачал он головой. — Ведь в поезде могут быть всякие соседи… Я свою Настю никогда одну бы не отпустил, даже с другой дамой. Вы нам представите свою спутницу, Анна Викторовна?

— Это моя… дальняя родственница… с матушкиной стороны… — придумала на ходу Анна.

— Марфа Федоровна, — назвалась только что обретенная родня.

— А Вы тоже у Ливена в гостях были вместе с Анной Викторовной?

— Нет, она наоборот к нам с мужем едет… в гости… У нее только сейчас появилась возможность для… длительной поездки.

Анна подумала, что теперь одна маленькая невинная ложь повлечет за собой несколько других. Зачем Павел решил представить Марфу не прислугой, а компаньонкой? По той причине, что к компаньонке больше уважения аристократов и меньше шансов, что к ней будет… ненужное внимание таких господ… как Георг, который навязывался ей в первую дорогу?

Граф предложил сходить в ресторан, но Анна отказалась. Возможно, позже. К чему было тратиться, если у них было много еды, наготовленной Харитоном, и ей не хотелось, чтоб она пропала. Когда граф с супругой удалились, Марфа тихо сказала:

— Ваша Милость, не думайте о деньгах, если хотите откушать в ресторане. Мне Его Сиятельство дал на дорогу более чем достаточно.

— Тебе дал?

— Мне. Сказал, что Вы бы у него все равно не взяли.

Анна усмехнулась — Павел был прав, она бы у него денег не взяла.

— А сама ты хочешь откушать в ресторане?

— Ну уж нет. Не для таких как я такое заведение, не для прислуги, а для господ.

— Марфуша, а про твою семью я могу спросить? — Анне не давало покоя любопытство по поводу внешности Марфы, столь непохожей на обычную горничную.

— Отчего же нельзя? Батюшка мой, Федор Гордеич, из торговых людей был, у него скобяная лавка была. Только умер рано, внезапно, упал и все, не болел даже. А матушка после его смерти меня в пятнадцать лет в услужение в помещичью усадьбу отдала.

— Что же так? Бедствовали сильно?

— Нет, не побирались уж точно. Лавка старшему брату досталась. Но у нее своих трое малых ребят было, а тут еще я…

— Своих?

— Батюшка меня около наших ворот в корзинке нашел и домой принес. У них после Авдея долго больше детей не было, а он дочку хотел…

— Так что же ты, подкидыш?

— Так и есть. Кто родители — неведомо. Ничегошеньки про них не знаю.

— Извини, что спрошу… А не батюшкина ли ты дочка? Может, согрешил с кем, а та женщина ему и подкинула?

Марфа засмеялась:

— Батюшка мой был черный, ну цыган цыганом, крепкий такой мужик, здоровый, по молодости в кузне работал. Сила у него была недюжинная, сердце доброе, а вот красоты Бог не дал. Авдей весь в него, да и остальные мальчишки тоже… Не пошла бы… знатная женщина с таким, да еще женатым, ради… развлечения… Подкинули, наверное, потому, что знали, что возьмет младенца по доброте душевной, да потому что тогда кроме одного сына у них больше деток не было. В детстве матушка меня привечала, а потом у нее один за другим трое мальчишек народилось, и я в семь лет из дочки превратилась няньку.

— В няньку? — переспросила Анна.

— Да, сначала Гаврюшка появился, когда мне семь было, за ним Ванюшка, а потом Василек, когда мне уж десять исполнилось. Все горластые, а как подросли, шустрые такие, шебутные, за ними только глаз да глаз… Когда меня к помещику в няньки отдали, я и представить не могла, что детки бывают спокойные. Я с ними отдыхала в отличии от своих… Жилось мне у Пшеничниковых хорошо, правда, часть моего жалования матушке отдавали, пока мне восемнадцать не исполнилось. Тогда Данила Нилович сказал, что я уже взрослая, что теперь деньги матери пойдут, только если сама захочу помогать, а на нет и суда нет. Справедливый был человек, хозяин хороший и семьянин каких поискать. У него был старший сын и три дочки возрастом примерно как братья мои. Все как куколки. Потом, когда подросли, я своих барышень стала одевать и прически им выучилась делать. Барыня наша любила по гостям разъезжать и сама в доме гостей принимать. Как никак трое дочерей, всех пристроить надо. Барыне журналы заграничные присылали, а там такие дамы в них были…Неужто бы я позволила своим барышням хуже их выглядеть?