— Вижу, смутила я, Вас, Ваша Милость своими разговорами… Вы уж на меня не серчайте, для меня-то как для прислуги такие разговоры привычные… Прислуга ведь на то и нужна, чтоб хозяев обслуживать, все стороны их жизни, включая и ту, что для других глаз не предназаначена.
— Я понимаю, Марфа. У родителей дома ведь Прасковья есть. Только там дом большой, и я… замужем тогда не была…
— Ваша Милость, понимаю, о чем Вы. Что Вам с Яковом Дмитриевичем уединение нужно, а тут прислуга под носом. Какие уж тут супружеские радости? Но я ведь у Вас жить не буду, только приходить. И приходить буду, как сами скажете, как Вам удобно.
Анна подумала:
— Может, будешь по утрам приходить, как Яков Платоныч на службу уйдет? Чай или кофе утром я и сама могу сделать. А вот с обедом и ужином мне помощь нужна. А вечером, если он рано домой придет, то после ужина будешь уходить, а если он задерживаться будет, как часто бывает, то и ждать его не нужно.
— Как скажете, Ваши Милость, как Вам будет угодно.
— А днем он очень редко домой приходит.
— Ну если придет, а Вам с ним наедине побыть захочется, так я всегда могу в лавку или на рынок уйти.
Анна снова смутилась.
— Анна Викторовна, ну дело-то молодое. Поженились Вы недавно, конечно, Вам друг с другом помиловаться хочется. Так и должно быть, когда люди по любви женятся, как Вы с Яковом Дмитриевичем… Вот что я Вам скажу, Ваша Милость, слуги всегда рады, когда у их хозяев любовь и согласие. Любой желает служить в такой семье, а не там, где распри да ссоры бесконечные. Это неслыханная удача, что Его Сиятельство предложил у Вас служить. И уж будьте покойны, я все возможное буду делать, чтоб Вы с Яковом Дмитриевичем счастливо жили.
Анна не задумывалась, как Прасковья относилась к супружеской жизни ее родителей. Но знала точно, что самой ей несомненно повезло с Марфой, у которой было и доброе сердце, и житейская мудрость.
========== Часть 3 ==========
Когда граф и графиня Закревские вернулись из ресторана и с ее позволения присоединились к ним в купе, Анна припомнила слова Демьяна о том, что могут попасться всякие соседи, и такие, от которых покоя не будет. Граф почему-то считал, что приглядывать за дамами — это развлекать их разговорами. Притом теми, которые Анну совсем не занимали — о свете. Не то что бы ей совсем было не интересно, как живут столичные аристократы. Но она не знала никого, про кого он говорил. Повторялась история с Котом Василием, то есть графом Мусиным, с которым они с Павлом были в ресторане поезда. Но там Павел беседовал с графом с целью, чтоб светский сплетник разнес новость о том, что у него появился племянник — достойный член семьи Ливенов, человек уважаемый, солидный, при хорошей должности и чине, да еще женатый на очаровательнрой молодой особе, брак с которой перед смертью одобрил Димитрий Александрович, оставив ей кольцо, предназначенное супруге князя…
Анна посмотрела на кольцо и улыбнулась — пусть Яков и не князь, но для нее он лучше всяких князей. И даже при том, что он не законный наследник, а побочный сын, Дмитрий Александрович оставил и свой перстень именно ему. И Павел, и Саша, оба считали, что Дмитрий Александрович поступил в этом случае по совести, завещав его своему родному сыну… Дмитрий Александрович позаботился о том, чтоб Яков имел право его носить — попросил Павла отнести его ювелиру, чтоб его переделали в перстень бастарда. Интересно, что Павел не отдал этот перстень Якову в Петербурге, когда они там встретились. Наверное, хотел дать ему время осознать свое новое положение, так сказать, примириться с ним. Видимо, не исключил возможности, что незаконный сын брата со злости мог кинуть ему этот в перстень в лицо. Мол, ему ничего от Ливенов не надо, никаких подачек. Но если не брать во внимание, какую сцену Яков устроил в гостинице, когда они вернулись от Саши, он отнесся к известию о своем неоднозначном происхождении с достоинством. И даже, переступив через свою гордость, что было не в его характере, согласился принять от князя квартиру в Петербурге — не для себя, для них обоих. В той квартире они и обнаружили кольцо, которое было сейчас у нее на руке…
Думая о своем, Анна слушала графа в полуха. Графиня, скорее всего, догадалась об этом и сказала, что, по-видимому, Его Сиятельство еще мало кому представил свою племянницу, поэтому она вряд ли понимает, о ком ее муж ведет речь. Анна подтвердила, что сама она очень мало с кем знакома, разве что с графиней Потоцкой, которая в то же время гостила в усадьбе Павла Александровича. Граф ухватился за тему о графине как утопающий за соломинку — ведь ее можно было обсудить с Анной Викторовной вдоль и поперек. Ах, какая Наталья Николаевна дама — красивая, изысканная, бывает в таких модных салонах и на суаре, куда попасть очень непросто. Ее там всегда рады видеть, и одну, и, конечно, с князем Ливеном. Как они приходят, многие мужчины не сводят с графини глаз, и, естественно, завидуют князю, что у него такая дама. Анна подумала о том, что, возможно другие мужчины ему и завидуют, а вот он сам себе нет. Принимает роман с ней как данность, только и всего. Но этого графской чете знать совершенно не за чем.
— А Вы с графом, покойным мужем Натальи Николаевны были знакомы? — спросила Анна, чтоб хоть как-то поддержать разговор.
— А как же! Прекраснейший человек был граф Потоцкий, только, конечно, попроще князя Ливена. Не было в нем того светского лоска, да и талантов тоже, что есть у Павла Александровича. Знаю, не должен так говорить, поскольку граф и графиня Потоцкие были женаты по любви, но как пара Наталья Николаевна с Ливеном смотрятся гораздо лучше. Как созданы друг для друга.
Анне тоже казалось, что внешнее Павел и Наталья Николаевна очень подходили друг другу и были очень красивой парой, но вот только у Его Сиятельства на этот счет было свое мнение. Графиня подходила ему только до определенной степени и для определенной цели. Поддерживать образ дамского угодника в глазах таких, как сидевший напротив нее граф.
Объявили какую-то станцию, и граф Закревский, извинившись, вышел на перрон выкурить сигару. Анастасия Станиславовна обратилась к племяннице князя:
— Анна Викторовна, Вы простите моего мужа, если он Вам докучает. Он человек общительный, бывает, чересчур, особенно, когда человек ему нравится… Вы его в свете будете встречать чаще меня. Я хоть и люблю общество, но не могу в нем долго находиться, у меня от шума мигрени случаются.
— Он один, без Вас бывает в свете?
— А что тут такого? Не дома же ему сидеть пасьянсы раскладывать, если можно и в карты сыграть, и побыть в обществе красивых дам.
Анна вопросительно посмотрела на графиню. Та рассмеялась:
— Анна Викторовна, милая, мой муж только потанцевать и пофлиртовать горазд, больше ничего. Чтоб волочиться за дамой, будучи женатым — это не про него. Если б он был такого склада, не вышла бы за него, хоть он и был старшим сыном графа. Я хотела мужа и семью. И муж у меня чудесный, и трое детей — сыновьям десять и девять лет и дочке семь. Они сейчас у свекрови в Тверской губернии, туда и едем — из Царского Села, где были в гостях у моего брата, он служит там. Мы сойдем перед Тверью, так что завтра Иван Вам определенно надоедать не будет.
Когда граф вернулся, жена увела его в их купе, мол, нечего после того, как он выкурил сигару, подсаживаться обратно к дамам.
— Марфа, у меня от его болтовни даже голова разболелась, — тихонько сказала Анна.
— Немудрено. Может, у его жены мигрени-то вовсе не от шума случаются, а от того, что он трещит без умолку как сорока, — так же тихо ответила Марфа. — Может, приляжете, Ваша Милость? Я полотенце намочу или платок, на голову Вам положим, авось полегчает. Я когда вернусь, постелю Вам.
Отдохнуть Анна не удалось, даже если бы хотелось. В вагоне появился молодой человек, который не самым лучшим образом вел себя в первую дорогу — был пьян, пытался навязать ей свое общество, и Павлу пришлось увести его на его место в другой вагон. Увидев ее, он остановился:
