— Значит, правильно. Наблюдательная ты, Марфа, и умная, вот и поняла.
— Будет Вам, Ваша Милость, — махнула рукой Марфа. — Но если бы я Якова Дмитриевича увидела, догадалась бы, что он сын Дмитрия Александровича, раз он с батюшкой своим на одно лицо… Вот ведь судьба злодейка какая — Дмитрий Александрович брата своего Павла Александровича, посчитай, как сына воспитал, а потом уже его сына Сашеньку как своего. А собственный сыночек без родного батюшки вырос…
— Марфа, Яков, можно сказать, вообще без отца вырос. Когда ему было девять лет, Платон Павлович отвез его в Петербург, в пансион, который, как оказалось, Дмитрий Александрович оплачивал. И ни разу к нему потом не приехал, не написал даже…
— Видеть его не хотел, потому что жену свою не простил? Чего на жену-то пенять, что изменила, коли удержать ее не смог. Не вертихвостка ведь какая была, приличная женщина…
— Екатерина Владимировна Дмитрия Александровича любила, как и он ее. А Александр Николаевич не разрешил ему жениться на ней, как позже и Павлу Александровичу на Елизавете Алексеевне… Родственники ее так же как Елизавету Алексеевну помимо ее воли замуж выдали… А потом они с Дмитрием Александровичем встретились… и Яков родился…
— Ирод он ирод и есть! Это я про Его Сиятельство Александра Николаевича. Тогда ж, поди, тоже из-за погони за богатством жизнь сыну и его нареченной сломал. Бедной, видать, матушка Якова Дмитриевича ему показалась, недостойной…
— Так оно и было.
— А Штольману тому думать надо было, прежде чем жениться, где князь, и где он, тем более, что знал, что барышня Его Сиятельство любила… Она ведь до свадьбы ему самому в вечной любви не клялась, а затем полюбовника завела, потому что он с титулом был… Был бы муж с ней обходителен и любезен, да ласку проявлял, может, она бы в нем что хорошее увидела, а оттуда хоть симпатия появилась… А то он, поди, только и выговаривал, что облагодетельствовал ее, женившись на ней… А как Яков Дмитриевич родился, наверное, и вовсе ей житья не давал своими упреками…
— Кто его знает, но Якова своим сыном признал.
— А куда деваться было? Сколько господ детей жен от полюбовников признают и не сосчитать. И не такие господа, как тот Штольман, а те, кто и титулы, и состояния огромные имеют, которые потом дети наследуют, которых им жены в подоле принесли… У Штольмана жена сына все же от князя родила, а не от холопа, и не от арапа какого-нибудь… Я вот тут историю вспомнила, говорят, что правда. Князь один жену графа соблазнил, она и затяжелела. А граф тот не будь дураком, княгиню окрутил и ребенком наградил. Княжеский-то родной сынок даже графом не стал, так как наследник уже имелся, а графский князем родился…
— Марфа, ты это к чему рассказала?
— Да так, к слову пришлось про детей, что женами от полюбовников рождены… У Штольмана-то, чай, не миллионы были, чтоб жалеть, что они сыну жены от полюбовника достанутся. Поместьице, поди, какое-нибудь завалящее было, если вообще имелось.
— Усадьба была, где Яков вырос. Только отец ему ничего не оставил, ни копейки.
— Что ж, и так бывает. Господь ему судья. Зато Дмитрий Александрович, насколько я слышала, оставил ему квартиру в Петербурге. А она-то той Штольманской усадьбы, поди, подороже будет. Хоть, конечно, и не равняется дому Павла Александровича, а особняку князей на набережной и подавно.
— А ты в той квартире была?
— Нет, ни была. А в особняке была. Последний раз, когда в город ездила по своим надобностям, и Его Сиятельство попросил от Дмитрия Александровича привезти одну вещицу, которую он в своих комнатах оставил.
— В своих комнатах? У Павла Александровича что же комнаты в том особняке есть?
— Есть, гостиная и спальня, он же иногда и в особняке ночует. Но в его комнатах я не была, мне дворецкий сверток в прихожей отдал… Ваша Милость, когда я Вам про дом Павла Александровича рассказывала, Вы, чай, подумали, что я по нему без позволения шныряла, когда к Демьяну приезжала. Без позволения я бы никогда не осмелилась. До Маняши у Его Сиятельства другая приходящая прислуга была, тоже Матвея племянница, но она замуж вышла да к мужу переехала на другой конец города. Вот я недели две-три и помогала дом убирать. Его Сиятельство меня сам по комнатам провел. Сказал, чтоб не трогала его покои и стол с бумагами в кабинете — как это в усадьбе заведено, а в остальных комнатах чистоту наводила. Ну вот я и старалась.
— А что же из княжеского особняка никого не прислали?
— Так Дмитрий Александрович с Сашенькой тогда в городе жили, зима же была. У них-то особняк больше дома Павла Александровича. Когда они в столице, ежедневной работы прислуге хватает. Были бы в одном из имений, Павел Александрович, может, на время бы из особняка прислугу и взял. Только вот, насколько я поняла, он не очень-то тех слуг жалует.
— Почему?
— Как Вам сказать… У Павла Александровича слуги, которым он полностью доверяет. Я не о том, что чужого не возьмут или тайком чего княжеского не съедят… Его Сиятельство бумаги на столе оставляет, и никто из нас никогда в них свой нос не сунет. Не из любопытства, и уж тем более с дурными намерениями. А при его-то должности всякие бумаги могут быть, государственные, к примеру…
Анна подумала, что секретные бумаги заместитель начальника охраны Императора уж точно на столе не оставляет. Когда кто-нибудь заходит в кабинет, сразу их переворачивает, притом делает это машинально. И шторы он задергивает, когда за стол садится… На столе у него бумаги, которые никакого значения для государственной политики не имеют и секретными не являются.
— Когда прислуга из особняка приходит, Демьян или Матвей всегда за ними приглядывают. А за нами никто не приглядывает, ни за мной, ни за Глашей… И если Яков Дмитриевич какие бумаги со службы приносит, я их трогать не буду. А если хотите, в его кабинете буду убирать только при Вас.
— У Якова Платоныча нет кабинета.
— Как это нет? Его Милость же при чине хорошем и при должности, — сказала Марфа и тут же извинилась. — Вы простите меня, Анна Викторовна, что глупость сморозила… Просто мне казалось, что у господ, которые положение занимают, всегда кабинеты имеются…
— Я тебе говорила, что сейчас у нас домик маленький.
«Что же за домик такой, что даже кабинета там нет? Совсем крохотный, видать. С одной стороны, хорошо, меньше хлопот. С другой, я же мешать им буду, если им захочется нежностями обменяться. Мне ведь Его Сиятельство говорил об этом, чтоб не смущала их… Вот голова дырявая» — подумала Марфа.
— Запамятовала я, Ваша Милость. Вы уж простите меня, я, видать, с домом, что в Петербурге, спутала.
— Наверное. Вот в той квартире у Якова Платоныча кабинет будет.
— Конечно будет, раз в ней князья жили. Князю без кабинета никак. Не в гостиной же ему делами заниматься.
— А Яков Платоныч в гостиной делами занимается. Но он и не князь.
— Хоть и не князь, но сын княжеский. Значит, кабинет положен, — изрекла Марфа. — А столовая есть?
— Столовой нет, мы в гостиной едим.
— Ну, а спальня-то есть? — на всякий случай спросила Марфа, а то вдруг еще княжеский сын с женой в гостиной спят и… супружескими делами занимаются.
— Спальня есть, небольшая, и кровать там тоже не такая большая, как в усадьбе.
— Ну, наверное, в квартире в столице в господской спальне кровать большая. Хотя, может, и нет, князья-то без жен там жили. А Вы с Яковом Дмитриевичем — супружеская пара, Вам большая кровать нужна. Но Вы, Ваша Милость, не беспокойтесь, если что, Его Сиятельство большую кровать вам купит.
Анне стало немного неловко, вот они с Марфой дошли и до обсуждения спальни… А Марфа как в воду глядела. Павел пообещал купить для них с Яковом большую кровать с балдахином в усадьбу и обновить в квартире мебель, если им будет не по вкусу та, что есть.
