— Мадам, я Георг Берге, Вы, должно быть, меня не помните. А если и помните, то отнюдь не с приятной стороны…
— Нет, я Вас помню, господин Берге.
— Я бы хотел принести Вам свои искренние извинения за тот случай. Я вел себя совершенно неподобающе. Рад, что Его Сиятельство не скинул меня тогда с поезда. Хотя тогда, наверное, я этого и искал…
— Искали того, кто бы скинул Вас с поезда? — не удержалась от улыбки Анна. — Что за странные… желания?
— Ну в тот момент мне жизнь была не мила. Я ехал из Москвы от невесты, она мне отказала. Такого поворота я и предположить не мог… От этого и напился… до непотребства… и искал внимания красивой женщины… Нет, не для непристойностей, просто чтоб почувствовать, что я, может, и не совсем пропащий человек… Я бы хотел пригласить Вас с Его Сиятельством в ресторан. Обещаю, что лишней рюмки я себе не позволю.
— Павел Александрович остался в усадьбе, у него дела по службе в Петербурге.
— Ах вот как. Но Вы едете не одна? Не мог же он отпустить Вас одну. Вдруг рядом будут такие пассажиры… как я в прошлую дорогу…
— Я еду с дальней родственницей. Она отошла на несколько минут.
— А я снова один, и снова в Москву, и снова свататься…
— Снова? — переспросила Анна.
— Да, к моей Кларочке… Понимаете, c осени она жила в Петербурге у своих дяди с теткой, которые дружны с моими родителями. В начале лета я уехал в имение, а она вернулась в Москву к старшему брату с семьей. Мы оба очень скучали в разлуке, я приезжал к ней раз в месяц, но разве этого достаточно, когда так тоскуешь? Вот я и решил, что хватит уже мучиться, что нам нужно быть вместе. Приехал, руки ее попросил. Сказал, что после свадьбы будем жить в отцовском поместьи в Лифляндии. А зимой в Петербурге с моими родителями, поскольку своих средств на хорошую квартиру у меня нет, а в дешевую я ее никогда бы не привел. А она ответила, что всю жизнь в городе прожила, и это не для нее, чтоб жить в лифляндской деревне… а если в столице, то с родителями мужа… Что она жизнь со мной по-другому представляла, не так, как я ей ее описал, и что не может выйти за меня… Ну я тогда напился не только от того, что она мне отказала, но и от переживаний, неужели сам я ей никогда не был нужен… что она принимала мои ухаживания, так как считала, что если я сын барона, то ее ожидает жизнь в роскоши, а без этого я ей и не мил более…
— Мне очень жаль, — искренне сказала Анна.
— Я тоже себя жалел. Неделю с лишним. Пока от ее брата письмо не получил. Что Кларочка плачет целыми днями, клянет себя на чем свет стоит, что наговорила всяких глупостей, обидела меня… Что пишет мне письма и рвет их, пишет и рвет… Что поехала бы ко мне в Петербург, и в поместье бы поехала, что хоть куда бы поехала, хоть на край света, только я такой обиды не прощу и даже на порог ее не пущу… Что я, наверное, все родителям уже рассказал, и она не знает, как им в глаза смотреть, ведь они к ней всегда относились радушно. Что могли бы жить все вместе дружно, коли не ее глупость несусветная… и гордыня, непонятно откуда взявшаяся…
— А родителям рассказали?
— Матушке нет, зачем ее волновать. А отец и так понял, что что-то стряслось, я ведь несколько дней сам не свой был, переживал очень из-за своего разбитого сердца… Не знаю, как рассказал ему про все. А он сказал, что я дурачина и простофиля, как в сказках, где младший сын дурак. Кто же про такое говорит, когда сватается? Помолвку заключили, обвенчались, а там семейная жизнь началась. Если счастливо жить, душа в душу, как они с матушкой, то не так и важно, где — хоть в лифляндском поместье, хоть в столице в квартире родителей… Сказал, чтоб не брал в голову то, что она наговорила. Что если бы она встречалась с мужчиной только из-за положения в обществе и возможного богатства, то им уж точно был бы не я. Младший сын лифляндского барона, у которого имеются два старших брата, ни титула не унаследует, ни Крезом никогда не будет. Хотела бы титулованного богатого мужа, нашла бы. Словила бы какого-нибудь вдовца на свою юношескую свежесть и очарование, а не влюбилась в мальчишку, которому чуть больше двадцати… Чтоб я поостыл немного, отпустил обиду и снова ехал свататься и не в коем случае не напоминал ей, что она сказала в прошлый раз, как этого и не было вовсе. Но чтоб не забыл сказать, с каким нетерпением барон с баронессой ждут встречи с ней. А если речь про имение все же зайдет, пояснил, что оно не в глуши какой, а в паре часов от Риги, куда можно ездить, когда она того захочет.
— Мудрый человек Ваш отец.
— Да, этого у него не отнять. У меня были романы, но отец видел тех дам и говорил, что это так, легкие увлечения, которые пройдут. А Клара ему сразу приглянулась — не кокетка, не легкомысленная барышня, нрава доброго и из хорошей семьи, из Остзейских дворян, как и мы сами, только, правда, они давно в Лифляндии не живут. Отец ее был офицером, как и брат. У нас в семье тоже военные, оба моих старших брата на службе, один в Варшаве, другой на Кавказе. А я вот с родителями, они ведь уже немолоды, на мою долю выпало за ними приглядывать, раз оба брата так далеко. Да и поместью тоже нужно внимание.
— Это так, — согласилась Анна. — Надеюсь, что и Ваша невеста это поймет.
— Тоже надеюсь… А поместье хорошее, ей там понравится. И соседи замечательные. Князья Ливены ведь можно сказать нам соседями приходятся. От имения Дмитрия Александровича наше только два поместья отделяет, а вот до имения Павла Александровича подальше, оно с другой стороны находится. Дмитрий Александрович в последние годы мало приезжал, говорят, предпочитал имения в Эстляндии и Гатчине, так они к Петербургу ближе. Теперь, может, Александр будет чаще наведываться. В этом году был весной недолго, по делам, но мы сами тогда еще в столице были.
Анна предположила, что в то имение Саша и уехал спешно, когда они с Яковом были в Петербурге.
— Мы с Александром виделись в последний раз ранней весной в Петербурге, набежали, как говорится, друг на друга. А Вы его давно видели?
— Только что. Он приезжал к Павлу Александровичу в Царское Село на несколько дней из Гатчины.
— Вы извините, я не совсем понял, в каком родстве Вы с Ливенами.
— Мой муж — сын Дмитрия Александровича, — сказала Анна, не вдаваясь в подробности.
— Вот как, близкие родственники, а не дальние, как я было подумал. Значит, Александр Вам приходится шурином, а Павел Александрович дядей. А что же муж с Вами к Ливенам не поехал?
— У него служба, он не мог отлучиться.
— Тоже офицер как Павел Александрович?
— Полицейский, начальник сыскного отделения, коллежский советник.
— Уважаемый, значит, человек, в приличном чине и в хорошей должности. Я другого от племянника Павла Александровича и не ожидал… Вы когда в Петербурге будете, обязательно приходите к нам. А если в Лифляндию к Александру или Павлу Александровичу поедете, тоже милости просим. Родители будут очень рады видеть сына Дмитрия Александровича, они с Его Сиятельством были в теплых отношениях. Вы кланяйтесь Их Сиятельствам от меня. Надеюсь, Павел Александрович на меня зла не держит.
— Да он, наверное, забыл уже.
— У Его Сиятельства хорошая память, особенно на такие… фортели, что я выкинул… — грустно улыбнулся Георг Берге. — Не буду больше утомлять Вас своим присутствием, госпожа Ливен. Желаю здравствовать, — поклонился он.
Анну снова назвали госпожой Ливен, поскольку не знали фамилии ее мужа, но считали его Ливеном в любом случае. Георг знаком с князьями Ливенами довольно хорошо, раз они соседи, и знает, что у Дмитрия Александровича только один законный сын — Саша. Сразу же понял, что ее муж — побочный сын Его Сиятельства, но не заострил на этом внимания и тем более не выказал своего пренебрежения, наоборот пригласил в гости. Приедет домой, кроме вести о помолвке — Анна надеялась, что барышня на этот раз Георгу не откажет, привезет родителям новость о сыне князя Ливена, которого те будут рады принять в своем доме.
