— Юрий Григорьевич, благодарить будете потом, когда результат получим… Я смотрю, со своей ролью родителя Вы справляетесь прекрасно.

— Стараюсь, Ваше Сиятельство.

— Тятенька Юлий Глигольич, Ваше Сиятельство это кто? — спросил молчавший до этого Егорка.

— Егорушка, это Его Сиятельство — это князь. А этот господин — князь Ливен, зовут его Павел Александрович, — пояснил Дубровин.

— Князь, это кто?

Юрий задумался:

— Князь это как принц. Помнишь я тебе читал сказку про принца.

— Не, плинц молодой, а этот сталый.

Ливен со Штольманом брызнули со смеху, а Юрий смутился еще больше:

— Егорушка, ты что, так нельзя. Его Сиятельство совсем не старый.

Князь взял мальчика на руки, тот провел своими пальчиками по его щеке, где не было морщин, и изрек:

— Не, ты не сталый… Ты точно плинц?

— Принц, — подтвердил Ливен.

— Если ты плинц, где у тебя колона?

— Дома, во дворце.

— Павел, у тебя есть корона? — уставился на дядю Яков.

— Ну я же князь, следовательно, княжеская корона у меня есть.

— А почему ты ее не носишь?

— Чтоб не потерялась или не украли.

— А тятенька у тебя кололь? — не унимался мальчик

— Тятенька у меня давно умер, но он тоже был принц.

— Не, так не бывает, ты не плинц.

— В сказках не бывает, а в жизни бывает, — пояснил ребенку Его Сиятельство. — Я самый настоящий принц. Хоть корона у меня дома, но кольцо есть, — он показал Егорке свой дорогой перстень. — Такое бывает только у принцев. Теперь ты мне веришь?

— Велю.

— Ну и славно, — Ливен опустил Егорку на пол.

— Ваше Сиятельство, господин Штольман, мы пойдем, можно?

Ливен понял, что Юрий опасался, как бы Егорка не сказал еще какую-нибудь, по его мнению, глупость, и ему еще больше не стало неловко за него.

— Конечно, Юрий Григорьевич. Я напишу Якову Платоновичу о своем визите к Вашему попечителю.

— Премного благодарен Вам, Ваше Сиятельство.

— А пока возьмите, — князь протянул вынутую из бумажника купюру. — Это Вам для Егорки.

Дубровин покраснел:

— Благодарствую, но мы не бедствуем.

— Молодой человек, у Вас сейчас ребенок. Вы должны думать не о гордости, а о том, как его содержать и содержать достойно, — твердо сказал Ливен. — Чтоб окружающие видели, что он — помещичий сын, а не… голытьба.

— Тятенька Юлий Глигольич, а голытьба это кто? — не дал ответить Юрию Егорка.

— Егорушка, голытьба, это мальчишки босоногие, у которых нет ботинок. А у тебя вон какие ботиночки хорошие, да еще тебе тятенька купит сапожки и пальтецо синее с золотыми пуговками, — погладил Павел Александрович мальчика по голове. — А то вдруг похолодает сильно.

— Я Вам потом отдам, Ваше Сиятельство. Обязательно отдам.

— Будет возможность, отдадите. А нет, так нет. Хорошего Вам дня, господа Дубровины.

Когда за Юрием и Егоркой закрылась дверь, Штольман сказал:

— Анна тоже хочет помочь мальчику с одеждой.

— Кто бы сомневался, — улыбнулся Павел. — Я бы удивился, если бы такая добрая душа как Анна осталась безучастной… Мне, пожалуй, пора. Не могу же все я время сидеть в твоем кабинете. Не то придется просить Трегубова назначить мне жалование.

— Ох, господин подполковник, чтоб Вам одному платить жалование, Трегубову придется все управление без жалования оставить, да и того не хватит… Ведь, как я полагаю, жалование-то у Вас не только подполковничье, — сказал Яков Платонович, имея в виду своеобразную службу Ливена.

— Ты прав, не только… Яков, я со своего жалования купил кое что Анне в подарок… Но не знаю, позволишь ли ты подарить ей это… мне самому, лично… или через тебя… если ты не разрешишь мне увидеть ее…

Яков непонимающе посмотрел на Павла:

— О чем ты?

— Я сейчас спросил твоего разрешения увидеться с Анной и подарить ей подарок. Если ты откажешь, против твоего желания я этого делать не стану. Хоть и обещал ей, что зайду к ней до отъезда… Я не хочу, чтоб ты волновался… если я пойду к ней, когда она одна…

— Что ж, придется отпроситься у Трегубова сходить домой, если ты такой… чересчур деликатный… — Штольман покачал головой. — Павел, что ты сейчас сказал — было лишним.

— Яков, ты — ее муж, и как я уже говорил, я не намерен осложнять Ваши отношения.

— А ты — ее родственник. И не думаю, что своим подарком ты можешь осложнить наши отношения… Если только это не такой подарок, что дарят даме, относительно которой есть… весьма определенные намерения…

Ливен засмеялся:

— Мне кажется, дама, относительно которой у меня были бы определенные намерения, была бы… в недоумении, получив такой подарок. Неужели князь Ливен не мог преподнести что-то… более стоящее…

Павел Александрович достал из саквояжа то, что привез для Анны, и показал племяннику. Яков посмотрел сначала на подарок, затем на Павла:

— Даже я озадачен. От князя Ливена я действительно ожидал большего… Но от Павла… наверное, для Павла такой подарок в самый раз… Но это тебе скажет Анна, когда ты подаришь ей его… Я с тобой не прощаюсь, я, и правда, загляну домой чуть позже. Мы с Анной проводим тебя на вокзал. Хочешь, тебя довезут до дома на нашей пролетке?

— Не стоит, я пройдусь,

========== Часть 24 ==========

Ливен постучал в дверь локтем, поскольку обе его руки были заняты.

— Павел, ты все же пришел? — на лице Анны появилась открытая улыбка, а голубые глаза засияли.

— Я же обещал тебе, девочка моя.

Анна сменила платье и заколола волосы гребнями с опалами, которые он подарил ей. В ушах у нее были серьги, также с опалами. Ему было приятно, что она не пренебрегала его подарками. Значит, и то, с чем он пришел к ней, ее порадует.

— Аня, я принес тебе незабудки, — Павел протянул ей горшочек с голубыми цветами, который купил по дороге, и улыбнулся. — Это чтоб ты меня не забывала.

— Паули, я тебя и так не забуду.

— Наверное, тебе никто не дарил цветов в горшках. А я тут со своим…

— Ну почему же? Ты же видел в гостиной маленькую пальму. Ее как-то принес Яков. Ты проходи, пожалуйста. Ты чего-нибудь хочешь? Чаю или кофе?

— Ничего, благодарю. Мне хватило того кофе, что был утром…

— Так кофе не тот. От лавочника прибегал Ефим, принес новую банку с кофе. С извинениями от Потапова.

Что ж, лавочник не обманул — тут же послал Ефимку к Штольманам. Пока князь Ливен не передумал не подавать на него заявление в полицию.

— Вы выяснили, почему кофе оказался таким?

— Пока нет. Этим сейчас занимается Коробейников. А ты сама что делала?

— Читала «Джейн Эйр», — показала Анна на книгу на диване, — больше, собственно говоря, ничего. Тебя ждала… Мы ведь провели вместе так мало времени, только несколько минут на лавочке…

— Хочешь, еще на лавочке посидим? — предложил Павел, чуть усмехнувшись.

— Я бы с удовольствием посидела, но на улице жарко. Давай лучше в доме. Присаживайся, где тебе удобно.

— Я, пожалуй, постою, насиделся в участке, — Ливен встал у стола, на который Анна поставила горшок с незабудками. — Да, в доме прохладней… Родная моя, к сожалению, сейчас мы не можем видеться часто, и даже несколько минут лучше, чем не видеться долго совсем.

Анна тоже не стала садиться и осталась по другую сторону стола.

— Ты прав. Если бы ты, например, следовал в поезде из Петербурга в Москву, то даже увидеть тебя на вокзале Затонска было бы удачей.

— Согласен с тобой… Аня, я так ранее и не спросил, как вы с Марфой добрались. Ты только написала в телеграмме, что благополучно, и все… Я беспокоился…

— И совершенно зря. В соседнем купе ехал граф Закревский с женой. А еще я снова видела Георга.

— Надеюсь, в этот раз он не был пьян и не навязывался тебе? — c тревогой в голосе спросил Павел.